Я люблю их.
Больше, чем когда-либо думала, что способна. Если бы не эти двое, не их семья, я бы до сих пор была одинока и гналась за карьерой, которая высасывала из меня жизнь.
Теперь у меня есть все.
В том числе и время для отдыха во второй половине дня.
Видимо, у них были планы, о которых я не знала, но мне плевать. Я просто счастлива быть с ними в любом месте и точке мира.
Колин подходит к краю коротких ступенек и протягивает руку. Он никогда не позволяет мне упасть.
Когда беру его за руку, по спине пробегает электрический разряд, который уже давно должен был исчезнуть, так как новизна наших отношений сошла на нет. Его глаза вспыхивают, и я знаю, что он чувствует это так же сильно, как и я.
Интенсивность нашей связи должна меня пугать. Вместо этого лишь возбуждает.
— Что ты задумал? — лукаво спрашиваю я, когда он притягивает меня к себе.
— Единорог, — вздыхает он, как будто наконец-то может расслабиться, когда мы снова вместе. Глупо, конечно, что он до сих пор называет меня единорогом… но мне это нравится.
— Привет.
— Привет.
— Папа, поторопись. — Перри дергает его за рукав куртки.
Он терпеливо улыбается ей.
— Не думаешь, что нам стоит подождать?
— Неееет! — На этот раз она дергает более настойчиво.
— Чего подождать? — Сердцебиение учащается, когда я смотрю на них по очереди.
Колин лезет в пальто и достает из кармана маленькую коробочку.
Я смотрю на нее и тяжело сглатываю.
— Колин?
Она не совсем подходит по размеру, но вполне может быть. Я смотрю на него, как вкопанная.
— Открой. — Он протягивает ее, на этот раз ближе.
С неохотой я отпускаю его руку и принимаю коробочку.
Она не в оберточной бумаге. В обычном банте, который, я уверена, завязывала Перри. Я снимаю ленту и накидываю ее на запястье.
Дыхание перехватывает, когда поднимаю крышку.
На мягком хлопковом ложе лежит рождественское украшение семьи Брэдфорд. То самое, которое всегда вешают на елку в первую очередь.
Я почти боюсь взять его в руки. Почему Колин дарит его мне? Это их традиция.
Я осторожно провожу пальцем по нарисованным на керамике именам. И тут вижу то, которого раньше не было.
Одри.
Разинув рот, смотрю на Колина. Он одаривает меня милой улыбкой. Перри смотрит на меня с выражением «почему так долго».
— Я… я не знаю, что сказать. — Я смотрю на свое имя, теперь я — часть большой семьи, как всегда и хотела. В горле встает ком.
Я принадлежу им.
— Скажи, что выйдешь за нас замуж.
Я чуть не сломала шею, чтобы посмотреть на Колина, который опустился на одно колено, держа кольцо в центре ладони.
Я бегаю взглядом между ним и Перри, которая тоже стоит на колене. Оба полны той любви, которую я вижу ежедневно, но сейчас она стала еще больше.
Они хотят меня. Навсегда.
— Да, — шепчу я. — Да. Да. Миллион раз да.
— Ура! — кричит Перри. — Не могу дождаться, когда смогу рассказать всем, что моя мама — Единорог!
На глаза встают слезы. Она считает меня своей мамой. Она хочет, чтобы я была ее мамой.
Колин осторожно снимает с меня варежку и надевает кольцо на мою левую руку. Оно блестит, отражая снег. Бриллиант прост, красив и совершенен.
Когда дар речи возвращается, дергаю Перри за косичку.
— И я не могу дождаться, когда скажу твоему брату или сестре, что у них есть сестра-фея.
Ее брови хмурятся.
Колин, который наполовину поднялся с настила беседки, опускается обратно. Он смотрит на мой живот. Потом на меня.
— Мы…
Я киваю.
— Нам нужно будет добавить еще одно имя на это украшение.
— У меня будет тролль? — Перри обнимает меня.
Я смеюсь.
— Это то, кем, по-твоему, будет твой брат или сестра?
— Возможно. — Она хихикает; это самый потрясающий звук, который я никогда не устану слышать.
Колин обнимает меня за талию.
— Я люблю тебя.
Я обнимаю их обоих.
— Я тоже вас люблю.
Они дали мне все. То, что казалось случайностью, оказалось моей судьбой. И это было только начало.
