позвонить…
Но со мной всегда был хотя бы один из моих братьев.
Время, которое я проводил в одиночестве в своем домике, я выбирал сам… И я был всего в нескольких минутах езды на машине от того, чтобы иметь возможность позвонить всем, кому захочу.
Сейчас все было иначе. Это была вынужденная разлука, и я мог рассчитывать только на себя.
Впервые за много лет я почувствовал себя очень одиноким.
Массимо
Когда мы вернулись в дом, я выгрузил банки и консервы с едой на столешницу и достал из шкафа свой рюкзак. Он был рассчитан на палатку и спальный мешок, которые я не собирался брать с собой, так что места для продуктов было предостаточно. Я также набрал в рюкзак всяких мелочей: зажигалку для разведения костра, консервный нож и штопор для бутылок вина, которые мы могли найти.
Лучия вышла из ванной с новой татуировкой на правом плече, прямо вдоль ключицы. Скорпион был выполнен в стиле индейцев, поэтому представлял собой скорее набор черных линий, напоминающих клешни, и изогнутый хвост с жалом.
Но я смотрел не на это.
Она вышла из ванной топлес, прикрыв грудь рукой, как и вчера вечером, когда ложилась в постель.
Но теперь, при дневном свете, я гораздо лучше разглядел округлости ее грудей.
И… что ж… этот вид вызвал реакцию.
Скажем так, я был рад, что стоял за кухонной стойкой.
― Тебе нравится? ― спросила она с восторгом, откидывая свои длинные волосы в сторону, так что ее плечо полностью обнажилось.
― Они очень милые, ― пробормотал я.
Она прищурила глаза.
― Они?
― Это, ― быстро ответил я. ― Это очень мило.
Она одарила меня самодовольной улыбкой.
― Тебе нравится кое-что еще, да?
― Иди надень топ, ― приказал я.
― Зачем? ― спросила она с притворной невинностью. ― Мне показалось, ты сказал, что они очень милые.
Она переместила руку к центру левой груди, так что был прикрыт только сосок.
И даже тогда я мог видеть темно-розовый цвет ареолы между двумя ее пальцами.
― Иди надень какую-нибудь одежду, ― рыкнул я на нее.
― Господи, ну ладно, ― огрызнулась она, затем снова ухмыльнулась. ― А что? Он становится больше? Я хочу посмотреть…
Она начала обходить прилавок.
― Лучия, ― предупредил я.
― Не снимай штаны, я просто…
И я почувствовал, как ее свободная рука коснулась передней части моих джинсов.
― Вот черт, ты такой твердый, ― сказала она голосом одновременно дразнящим и удивленным.
С меня было достаточно.
Я повернулся, схватил ее за горло и прижал спиной к стене.
Это было не сильно ― я не ломал ей трахею или что-то в этом роде.
Но это было чертовски агрессивно.
Особенно потому, что моя рука была достаточно большой, чтобы обхватить ее шею целиком…
И еще потому, что я толкнул ее на полметра назад.
Она ударилась о стену и уставилась на меня изумленными глазами.
Я сердито посмотрел на нее.
― Все это прекратится. Все эти заигрывания прекратятся. Вся эта обнаженка и вопросы «насколько он большой» прекратятся. Я здесь по одной и только одной причине ― чтобы обеспечить твою безопасность. Я здесь не для того, чтобы нянчиться с капризным ребенком. Я здесь не для того, чтобы развлекать тебя. Я здесь для того, чтобы ты осталась жива и не попала в руки очень плохих парней. Поэтому, когда я говорю тебе что-то сделать, ты это делаешь. А я говорю тебе прекратить все это. ПОНЯТНО?
Она просто смотрела на меня широко раскрытыми глазами…
А потом она перестала прикрывать грудь и обхватила своими руками мое запястье.
― Так вот что тебя возбуждает? ― прошептала она.
В тот момент я был так зол… отчасти потому, что она была права.
Мой член, казалось, вот-вот разорвет джинсы.
Особенно сейчас, когда я смотрел на ее голую грудь.
В гневе я достаточно сильно сжал ее шею.
Она задыхалась, но не вырывалась.
Не пыталась убрать мою руку…
Она держалась за нее.
― Тебе нравится? ― прошептала она, продолжая смотреть на меня с полным отсутствием страха в глазах. Затем она облизнула губы. ― Нравится.
Я был в ярости.
И я боялся, что могу зайти дальше, если не остановлюсь.
Я убрал руку с ее шеи, схватил ее за плечо и грубо развернул.
Затем я подтолкнул ее рукой в спину к задней части хижины.
Правда, легче мне не стало, потому что теперь я любовался ее задницей…
Которая была обтянута штанами для йоги так плотно, что они казались нарисованными.
― Иди в комнату и надень какую-нибудь гребаную одежду, ― прорычал я, подталкивая ее к спальне.
― С тобой невесело, ― сказала она насмешливым голосом.
― Ты увидишь, насколько я НЕ весел, если не перестанешь вести себя как шлюха, ― рявкнул я.
Это ее зацепило.
Она резко повернула голову и посмотрела на меня через плечо. Ее глаза пылали гневом.
― Знаешь что? Пошел ты на хуй, мудак.
― И ты тоже, принцесса.
Она вошла в ванную и изо всех сил хлопнула дверью.
Грохот стоял на весь дом.
Ругаясь под нос, я вернулся на кухню и начал складывать вещи в рюкзак.
Лучия
Когда Массимо назвал меня шлюхой, я пришла в ярость.
Я выросла, слушая, как мафиози моей бабушки смеются и хвастаются, думая, что я не слышу.
Я подслушивала. Я любила прятаться по углам или сидеть под лестницей, чтобы меня не было видно.
Только так я могла услышать правду от человека ― когда он думал, что я не слышу.
При бабушке они говорили:
― Да, синьора. Конечно, синьора. Безусловно, синьора.
Но когда они оставались одни?
Ты бы видел девушку, с которой я трахался в выходные ― Madonn, какие сиськи… вот, я попросил ее прислать мне несколько обнаженных фоток, посмотри.
Она начала на меня наезжать, и я ее немного поколотил. Преподал ей урок.
Гребаная сука, надо бы надрать ей задницу, но они все, блядь, сумасшедшие.
Да, моя старушка не знает, что у меня есть еще две телки на стороне… Никто из них не знает…
Я еще в раннем возрасте поняла, что мужики ― настоящие куски дерьма.
И трусы к тому же.
Они были такими самоуверенными с другими парнями.
Но когда рядом оказывалась женщина-начальница, которая без колебаний могла прострелить им голову
