– Долларов?!
– Да нет, что ты, – рублей!
Марк слушал Александру и как-то непонятно себя чувствовал. Потом вдруг до него дошло: он был… свободен?! Сашина магия больше на него не действовала – ни взгляд серых тревожных глаз, ни волшебство ее голоса, ничего. Он смотрел на Александру и видел перед собой просто усталую женщину в очках. Надо же, как странно…
– Послушай, а зачем ты так коротко стрижешься? – вдруг спросил Марк, перебив Сашу на полуслове. – Такая коса у тебя была!
– Коса? А что? Так плохо? – спросила совершенно растерявшаяся Александра.
– Да нет, не плохо. Просто… косу жалко.
Саша, недоумевая, долго смотрела на закрывшуюся за ним дверь, и весь день ее преследовало странное ощущение потери – как будто умер кто-то близкий.
Марк долго звонил в Тамарину квартиру, но безрезультатно. В магазин, что ли, ушла? Посидел во дворе, подождал. Обошел ближайшие магазины – куда она могла подеваться? Еще раз позвонил – все без толку. Странно. Толкнулся к соседям: в одной квартире никто не отозвался, в другой дома был только ребенок – судя по голосу, лет десяти, в третьей дверь открыли, но от хозяина так разило перегаром, что расспрашивать было бесполезно.
– Бабку-то? Бабку не видел…
Мужик стоял босиком, и, покосившись на его корявые ступни, Марк вдруг вспомнил, что такое странное было в Тамариной квартире: на полу под грязной занавеской, за которой висели какие-то пыльные одежды, стояли совершенно новые, чистые и довольно дорогие кроссовки! Марк задумался. Выйдя из подъезда, постоял, еще подумал, потом решительно направился в сторону, противоположную музею. Когда он вернулся, было уже совсем поздно, но Вика ждала его, сидя во дворике на лавочке курильщиков.
– Прости, что так долго. Я даже не надеялся, что ты здесь.
– Я здесь.
– Ну что, покатаемся? Или отвезти тебя домой?
– Отвези меня к себе. Насовсем. Пожалуйста!
В глазах у нее что-то дрожало и переливалось, и Марку даже показалось, что на секунду он провалился куда-то в глубь ее взгляда, как в колодец. Он моргнул и встряхнул головой. Вика все так же смотрела на него с мольбой, ее губы вздрагивали – выносить все это не было никакой возможности, поэтому Марк просто обнял Вику и спросил:
– Ты думаешь, это хорошая идея?
– А почему нет? Я люблю тебя. Ты один, я одна, и я… тебе нравлюсь. Ведь я же тебе нравлюсь, нет?
– Нравишься. – Удивляясь самому себе, Марк вздохнул и сказал: – Ну ладно, давай попробуем…
– Только заедем ко мне, я возьму кое-что, ладно?
Они уехали, так и не заметив, что из окна первого этажа южного флигеля на них смотрел человек, плохо различимый в полутьме из-за грязного стекла. Но он очень хорошо их разглядел.
Вика, в отличие от Тамары, как раз и жила в избушке на курьих ножках – оказалось, снимает там угол. И Шохин вдруг понял, что вообще-то совершенно ничего о ней не знает, кроме того, что она мамина ученица и любит его. Вика вышла с рюкзаком, и они отправились к Шохину – начинать новую жизнь.
– Сейчас я буду тебя кормить. Голодная?
– А чем ты будешь меня кормить?
– Мясом.
– Мясо я люблю.
Она села за стол, опустила голову на сложенные руки и стала следить за Марком, суетившимся на кухне. Взгляд у нее был слегка потерянный, и от утренней радостной экзальтации не осталось и следа. Она боится, понял Марк. Ужасно боится. Тогда – зачем?! Когда мясо уже почти подрумянилось, Марк не выдержал и сел рядом:
– Устала?
– Немного…
– Послушай, если ты сомневаешься или передумала, только скажи, и я отвезу тебя домой.
– И мяса не дашь?
– Конечно. Еще чего, мясо на тебя переводить!
– Нет уж! Заманил меня ужином, а теперь – отвезу!
– Тогда, может, порежешь помидоры, а?
Вика засмеялась – ладно.
Он показал Вике дом и сад, все время что-то говорил, развлекал – старался, как мог, но она молчала, только улыбалась да поглядывала на него, взмахивая своими сказочными ресницами. Чем ближе к ночи двигалось время, тем больше она нервничала. И Марк решил: напрасно они затеяли эту историю. И зачем он только пошел на поводу у девчонки? Любви ему захотелось! Привел ее домой – словно кошку подобрал. Решил так спастись от одиночества? Лучше бы на самом деле кошку завел. А что, это идея! Ну ладно, как-нибудь. Он решил, что не станет на нее покушаться. Поспит девочка ночь в соседней комнате – ничего страшного.
Но тут Вика, наконец, появилась – длинноногая, в короткой темно-красной ночнушке, на которой был изображен какой-то зверек. Залезла к нему в постель и прижалась, обняв. Марк взъерошил ей волосы – пропустил через пальцы тяжелые, густые пряди и нежно поцеловал – в щеку, потом, не удержавшись, в губы. И хотя всего пару минут назад Шохин не собирался ни на что «покушаться», сейчас он вполне определенно почувствовал желание. Вика так вкусно пахла, так тесно прижималась, так крепко обнимала дрожащими руками, и сердечко ее колотилось, как пленная птичка. Марк умилился:
– Вот она, моя вишневая девочка! Опять жвачку жевала?
– Нет, это паста такая.
– А что за зверь у тебя на майке?
– Медвежонок! Он на барабане играет. Правда смешной?
– Да ты сама медвежонок!
– Чего это я медвежонок? Разве бывают такие длинные медвежонки?
– А ты такой… голенастый медвежонок! – Марк поцеловал Вику чуть более жадно и нетерпеливо, и она вдруг замерла, словно в обмороке. А потом резко села, стянула ночнушку и улеглась на Марка сверху – длинненькая, легкая, теплая. Заглянула ему в лицо – в полумраке ее глаза казались совершенно черными и бездонными. Она больше не дрожала и так решительно принялась за дело, что Марк, которому она невольно причинила боль, вздрогнул:
– Не спеши!
– Ладно…
И тут же укусила его. Да что ж это такое?! Марк был слегка ошеломлен ее напором – впервые в жизни инициатива была не на его стороне, и ему оставалось только принимать этот шквал чувственных эмоций. Вика почти мгновенно заснула, а Марк еще долго маялся без сна. У него было очень странное ощущение от этой близости, но в чем именно заключалась странность, он не в силах был понять.
Утром Марка разбудил аромат кофе. Он пришел на кухню и некоторое время подсматривал за Викой. Не замечая его, она с задумчивым видом накрывала на стол – ставила чашки, поправляла, опять передвигала. Ей так шел темно-красный цвет этой смешной рубашки с медвежонком – он подчеркивал невероятную белизну кожи, и Марк решил: надо ее написать! Не в этой майке, конечно, а подобрать драпировку такого же цвета. Черное, белое, вишневое…
Вика увидела, как он смотрит, и, конечно, покраснела. Она опять выглядела взволнованной и залепетала что-то о прошлой ночи. Но Марк не стал слушать, а просто снял с нее рубашку – боже, какая белая кожа! Он взял ее тут же, посадив на стол. Посыпались на пол так заботливо расставленные Викой чашки, а когда под ногой Марка хрустнул тонкий фарфор, он только успел подумать: ракушка. Это ракушка разбилась…
