Секунду Анна стояла неподвижно, потом рванулась вперед и упала перед священником на колени.
Священник заговорил, и герцог догадался, что тот спрашивает у Анны, что ей нужно.
Она посмотрела на священника снизу вверх и ответила по-русски:
— Вы не узнали меня, отче, что неудивительно.
Священник оглянулся по сторонам, и теперь герцог рассмотрел, что он очень стар. Волосы священника были белыми как снег, и герцог подумал о том, что он, возможно, плохо видит.
Но священник воскликнул — вначале по-русски, затем по-французски, — и в его голосе было узнавание.
— Этого не может быть, но… Анна! Неужели это в самом деле ты?
— Да, это я, отче, и я привела с собой мужа, которого хочу познакомить с вами.
— Твоего мужа! — удивленно воскликнул священник.
Анна поднялась на ноги, а когда герцог приблизился к ним, сказала:
— Это отец Алексей, когда я родилась, он крестил меня, а позже был моим учителем и наставником до тех пор, пока я не попала в монастырь.
— Я — герцог Равенсток, святой отец, — склонив голову, представился герцог. — И, как уже сказала Анна, я ее муж.
— Молюсь о том, чтобы вы оба были счастливы, — ответил священник. — Нам о многом нужно поговорить, дети мои. Идите за мной.
Из часовни он поманил их в крытую галерею, где было несколько дверей. Открыв одну из них, священник провел их в свою келью.
Келья была маленькой, скудно обставленной мебелью, но вместе с тем красивой, с развешанными по стенам старинными иконами.
Анна восхищенно вздохнула.
— Сюда я приходила на занятия! Отец Алексей, вы были прекрасным учителем.
— Очень приятно слышать это, — с улыбкой ответил священник, — но дай-ка мне как следует рассмотреть тебя, Анна. Что ж, ты была прелестным ребенком, а теперь превратилась в очаровательную женщину.
Анна не ответила. Она просто смотрела на священника, словно ждала, что он скажет что-то еще, и, словно прочитав ее мысли, отец Алексей добавил:
— И ты стала очень похожа на свою мать.
— Вот это я и хотела услышать! — воскликнула Анна. — Но, полагаю, что-то от папы во мне тоже есть?
— Как же ты можешь быть не похожа на них обоих, когда они так сильно любили друг друга! — сказал священник. — Однако ты должна присесть.
Отец Алексей указал рукой на два стоящих рядом стула, а когда они уселись, сказал:
— Я не удивлен, что ты вышла замуж. Я всегда чувствовал, что ты не станешь монахиней и, если будет на то воля Божья, он пошлет тебе иную жизнь, совершенно не похожую на монастырскую.
— Господь был очень, очень добр ко мне, — ответила Анна. — А теперь я хочу попросить вас, отче. Все эти годы я хранила в тайне имена моих родителей. Пожалуйста, расскажите моему мужу о том, что произошло, поскольку, сами понимаете, он сгорает от любопытства.
— Что вовсе не удивительно, — улыбнулся священник. — Хотя ты очень молода, Анна, но мудра и осторожна не по годам. Я знаю, что за все это время ты не предала своего отца и не сделала ничего, что могло бы представлять для него опасность.
— До тех пор, пока я не вышла замуж, хранить тайну мне было нетрудно.
При этом она с улыбкой посмотрела на герцога, и он ей ободряюще кивнул.
— С нетерпением ожидаю разгадки этой тайны.
— Тогда позвольте мне приступить с самого начала, — сказал священник. — Мать Анны родилась в 1830 году и была племянницей государя императора Николая.
— Его племянницей? — пробормотал герцог, моментально оценив высоту происхождения Анны.
— Ее светлость великая княжна Наталья, — продолжил священник, — выросла в богатстве и любви, которые, уверен, мне нет надобности описывать вашей милости.
Герцог в знак согласия наклонил голову, и отец Алексей продолжил:
— По мере того, как великая княжна подрастала, она все сильнее начинала выделяться среди привыкших к роскоши петербургских придворных. Когда Наталье исполнилось двадцать, было решено выдать ее замуж за человека, выбранного без ее согласия. Вы знаете, ваша милость, что такое принято в высшем свете сплошь и рядом.
— Разумеется, — согласился герцог.
— Сама же княжна ужасалась страданиям крепостных и бедняков Санкт-Петербурга, терпеть не могла человека, выбранного ей в мужья, и потому решила отречься от мира и уйти в монастырь.
Герцог напряженно слушал не перебивая, а священник между тем продолжал:
— Зная, что никто не станет ее слушать, пока она остается при дворе, великая княжна бежала из столицы и, прежде чем кто-нибудь успел остановить ее, добралась до Одессы, где у отца Натальи был дворец, в котором он никогда не жил. С годами дворец обветшал и пришел в беспорядок.
Когда княжна приехала сюда, она была такой юной, такой красивой, что я счел своим долгом сказать ей, что считаю ошибкой ее желание отречься от мира. Я призвал Наталью еще раз хорошенько подумать, прежде чем принять окончательное решение.
Священник улыбнулся Анне.
— Как ты, наверное, помнишь, дочь моя, твоя мать была женщиной непреклонной, и она заявила мне, что все уже решила. Я думаю, больше всего она опасалась того, что, если не поспешит, царь вернет ее назад в Санкт-Петербург.
— А правил в то время император Николай Павлович, — заметил герцог.
— Совершенно верно, ваша милость, правил тогда Николай — он был царем жестким и властным.
Произнося эти слова, отец Алексей осенил себя крестным знамением и продолжил:
— Царь послал в Одессу агентов тайной полиции, но к тому времени, когда они приехали, княжна уже дала обет в маленькой общине работающих монахинь, и мне удалось отправить агентов восвояси, объяснив, что великая княжна принадлежит отныне Богу и даже сам царь не властен над нею. Правда, слова мои, да простит меня Господь, были не вполне верны. Принимая великую княжну в монахини, я сделал для нее исключение, оговорив, что она при желании в любой момент может отказаться от данного ею обета и возвратиться в мир.
— Но царь, конечно, об этом не знал?
— Об этом никто не знал, кроме меня, — ответил священник. — Ну, и княжны, разумеется.
Он ненадолго замолчал, погрузившись мыслями в прошлое.
Затем отец Алексей вновь заговорил:
— Через несколько лет небольшая община монахинь перебралась из своего неудобного и не приспособленного для зимних холодов монастырского дома во дворец. Это произошло после того, как скончался отец великой княжны и дворец перешел к ней по завещанию.
— Таким образом, дворец превратился в монастырь? — спросил герцог.
— Совершенно верно, — подтвердил священник. — И так было намного удобнее и для монахинь, и для меня. Кроме того, после переезда у нас появилась возможность открыть больницу, под нее мы отвели целое крыло дворца.
