Через силу я придаю своему тону небрежность.
— Но потом стало приятно?
Он опять делает паузу. Затем кивает, его подбородок стукается о мое плечо.
— Да. Потом стало приятно.
Мою спину обжигает горячей волной, и я с ошеломлением понимаю, что это ревность.
— А в конце? — не унимаюсь я, надеясь, что в груди перестанет быть тесно, если он скажет, что потом секс опять стал паршивым.
Вес вздыхает.
— Он был не из тех, с кем хочется снова встретиться. Его заводило, что этим он типа как унижал меня. Испоганил мне все первое впечатление.
Я поглаживаю его макушку. Я чувствую, ему нелегко говорить об этом, но я ценю то, что он был со мной откровенен. Для Веса это большая редкость — отложить свое плевать-я-на-все-хотел поведение и позволить себе побыть уязвимым.
— И потом все? Ты больше не разрешал кому-либо… э… втыкать туда флаг?
Он давится смешком.
— Неа. Я решил оставить втыкание флага себе.
Я тихо смеюсь, вновь начиная перебирать его волосы. Они такие шелковисто-мягкие, так контрастируют со щетиной, что царапает мне плечо.
— Но… — Вес откашливается. — Но тебе я бы разрешил это сделать.
Моя рука в его волосах замирает.
— Серьезно?
Он кивает.
— Тебе, Каннинг, я бы разрешил сделать с собой абсолютно все.
Когда его голос ломается, то внутри меня тоже происходит надлом. Я понятия не имею, что происходит, и кто мы теперь друг другу.
Друзья. Мы друзья. Вот только это название больше не кажется подходящим.
Друзья с бонусом в виде секса? Нет. Тоже не очень.
Должно быть, я молчу слишком долго, потому что внезапно тепло его тела покидает меня, и Вес садится.
— Идем, — говорит он угрюмо. — Нам правда уже пора.
Наутро вновь начинаются тренировки, и я выхожу на лед, готовый показать пацанам настоящего тренера. Моя стартовая неделя вышла неважной — я позволил их вспыльчивости и неспособности выполнять инструкции достать себя, однако на этой неделе я твердо настроен последовать примеру Джейми и развить в себе немного терпения.
Не поймите меня неправильно, я умею быть терпеливым — когда играю я сам. Но смотреть, как играют другие? Видеть, как они раз за разом повторяют одни и те же ошибки вместо того, чтобы исправить их согласно моим советам? Это сводит с ума.
Сегодня, правда, парни слушают меня повнимательнее. Я показываю своим нападающим основные варианты передач и меняю их местами достаточно часто, чтобы они прочувствовали технику своих товарищей и стиль их игры. В целом тренировка проходит нормально, но один парень — Дэвис — постоянно удерживает шайбу, на какой бы линии он не играл.
Я даю свисток, испытывая сильное искушение повырывать себе волосы с корнем. Дэвис опять проигнорировал мои инструкции, когда сделал слабый кистевой бросок на Килфитера вместо того, чтобы, как следовало, передать шайбу Шэню.
Я подзываю его, и он подкатывает ко мне — угрюмый и покрасневший.
Краем глаза я вижу, что за нами внимательно, будто оценивая мою тренерскую удаль, наблюдает Джейми. Пат тоже посматривает со скамьи, и я рад видеть, что он больше не дуется. Вчера вечером мы с Каннингом опоздали на живое шоу в столовке, но Джорджи, к счастью, все заснял на айфон. И можете мне поверить, я никогда не забуду, как Пат и четверо его тренеров, пританцовывая, исполняли самую фальшивую на свете версию «Oops, I Did It Again».
Пат, впрочем, тоже не скоро перестанет точить на меня зуб за выбор ставки.
Переключившись на Дэвиса, я складываю руки поверх своей университетской толстовки и спрашиваю:
— Что мы сейчас отрабатываем?
— Мм…
— Передачи, — отвечаю я сам.
Он кивает.
— Точно.
— А значит, ты должен передавать шайбу, парень.
— Но на прошлой тренировке вы толкнули целую речь на тему решительности. Вы сказали при любой возможности пробивать. — Он воинственно вздергивает подбородок. — Я и пробил.
Я изображаю шок.
— Погоди… так шайба пролетела-таки мимо Килфитера? Выходит, я проморгал гол.
Вид у него становится пристыженным.
— Ну да, я промазал, но…
— …Но хотел забить. Ясно. — Я выдаю сочувственную улыбку. — Слушай, парень, я отлично тебя понимаю. Увидеть, как над воротами загорается лампочка — это самое сладкое чувство на свете. Но скажи мне вот что. Сколько нападающих обычно находится на площадке?
— Три…
— Три, — подтверждаю я. — Верно. Ты на льду не один. У тебя есть товарищи по команде, и они катаются там не просто для красоты.
Он вымучивает улыбку.
— Шэнь был в позиции для удара. Если б ты передал шайбу ему, он отправил бы эту крошку прямиком в верхний левый. Но вместо голевой передачи ты не записал на свой счет ничего.
Дэвис медленно кивает, и внутри меня взрывается гордость. Еб… я-таки до него достучался. Глядя, как он впитывает мои слова — не чьи-нибудь, а мои, — я неожиданно понимаю, почему у Каннинга такой стояк на все это тренерство. Оно приносит… столько удовлетворения.
— Своим товарищам надо доверять, — говорю я Дэвису.
Но это почему-то стирает улыбку с его лица, и он, помрачнев, хмурит брови.
— Что? — спрашиваю я.
Дэвис бормочет что-то неразборчивое.
— Не слышу тебя, пацан.
Он поднимает взгляд.
— Сложновато им доверять, если они только и ждут, когда я облажаюсь.
— Это неправда. — Пусть вслух я и возражаю, но знаю, что в каком-то смысле он прав. Некоторые игроки играют лишь за себя, и внезапно мне становится ясно, почему Дэвис изо всех сил старается быть звездой — он считает, что к этому стремятся все остальные.
— Это правда. — Его взгляд сворачивает на ворота, где Джейми ведет беседу с Килфитером. — Особенно Марк. Он оху… охренеть как обожает смотреть, как я лажаю. А на следующий день перечисляет все, что я сделал не так, — и за завтраком, и за ужином, и даже когда я пытаюсь заснуть. Ему лишь бы повыносить мне мозг.
Я подавляю вздох.
— Вы ведь соседи, верно?
— К сожалению, — бубнит он.
— Вы после тренировок общаетесь? Разговариваете хоть о чем-то, кроме хоккея?
— Не особо. — Он пожимает плечом. — В смысле, иногда он болтает про своего папашу. Они по ходу не ладят. Но это все.
— Хочешь совет?
С серьезным лицом он кивает.
— Попытайся познакомиться с ним поближе. Завоевать немного доверия вне площадки. — Я показываю подбородком на Джейми. — Когда я впервые играл против Джейми… то есть, против тренера Каннинга, то вел себя как настоящий гад. Был такой весь из себя нахальный. Всякий раз, готовясь пробить, я насмехался над ним и отплясывал победный танец, если он пропускал. Клянусь, к концу тренировки он был готов меня придушить. Даже сказал тренеру Пату, что всей душой меня ненавидит, и предложил отправить меня обратно на планету придурков, или откуда я там приехал.
