Нет! Что-то здесь было не так. Я почему-то не могла поверить в то, что мне рассказали. Так как выступ, на котором они тогда стояли, ни о чем мне не говорил, я поднялась назад на площадку и на этот раз оказалась лицом к большому тополю, под которым мы до этого прошли. И тотчас же острое, ужасное чувство уже виденного раньше пронзило меня. Это было дерево из моего ночного кошмара. Оно было высоким и раскидистым, с густой листвой и корявыми ветвями. Оно властвовало над холмом и, наверное, казалось гигантом для пятилетней девочки, какой я тогда была.
Рядом стояла старая, изъеденная ветрами и непогодой деревянная скамейка, наверное, поставленная когда-то для пикников, и я опустилась на нее, потому что у меня вдруг задрожали ноги. Наверное, здесь я сидела тогда, глядя на это дерево. Я долго смотрела тогда на него в моем отчаянном состоянии, пока оно не заслонило все мои впечатления и не стало для меня навязчивым кошмаром — символом чего-то ужасного, от чего мое детское сознание постаралось избавиться.
Это было началом воспоминаний, и я испугалась. Дерево из моего сна стало центром ужасного миража, и я чувствовала, как на меня нахлынули туманные видения, вызывавшие головокружение. Я склонила голову на колени и отдалась этому состоянию. Моя щека лежала на сумочке, и я почувствовала под ней твердую обложку блокнота для набросков, который всегда был со мной. Нужно попробовать избавиться от образа дерева, нарисовав его, подумала я. Нужно зафиксировать это реальное дерево, чтобы оно больше не являлось ко мне в виде кошмара.
Когда я засунула руку в сумочку, я нащупала там «Око Бога», которое мне дала Сильвия. Я подержала его, слегка улыбаясь. Пусть оно поможет мне теперь прогнать зло, если оно вообще может это делать.
Потом, взяв в руку карандаш и положив на колени блокнот, я начала рисовать, намечая узловатые, корявые очертания дерева — его ствола и ветвей, листвы, которая, как мне казалось в моем сне, тянулась ко мне, чтобы меня задушить. Рисунок на бумаге больше был похож на кошмар, чем настоящее дерево. Его руки-ветви двигались и скручивались, как живые, а листья трепетали в яростном порыве.
Я закрыла глаза, чтобы не видеть ужас, воплощенный в том, что я нарисовала, и сразу же перед моими глазами появились какие-то тени. Туманные силуэты дрались, борясь друг с другом за свою жизнь, и у ужаса появился цвет — алый цвет крови. Но не было ничего четкого. Не было настоящего воспоминания.
С верхней тропинки до меня донеслись звуки шагов. Кто-то шел от дороги. Кто-то настоящий в настоящем мире. Я не вынесу, если это будет снова Пол. Он не должен видеть меня такую — на грани страшного открытия, с вспотевшими ладонями, из которых выскальзывал карандаш, и пересохшим ртом. Я неохотно открыла глаза и взглянула на человека, стоявшего перед моей скамейкой. Это был Гэвин Бранд.
Наверное, он увидел ужас в моих глазах. Он тихо сел рядом со мной и посмотрел на открытую страницу альбома.
— Вы уловили больше, чем образ дерева, — сказал он. — Вы уловили его дух. Когда я был маленьким, я думал, что деревья живые, как люди. Я думал, что есть деревья, которые несут в себе зло.
Я стала глубоко дышать, чтобы успокоиться.
— Я помню это дерево, — сказала я. — Иногда я видела его в ночных кошмарах. Это кошмары, которые постоянно повторяются всю мою жизнь.
— Я понимаю, почему оно вас преследует. Я был здесь тогда, вы это знаете. Я увел вас с нижнего выступа и посадил на эту скамейку. Мне нужно было уйти, потому что там нуждались в моей помощи. Я спустился вместе с Полом Стюартом к ручью и помог принести наверх вашу мать. Керк уже был мертв. Когда я вернулся, ваш вид меня испугал. Вы уже не плакали, но сидели, уставившись на это дерево, и мне было трудно отвлечь от него ваше внимание.
— Наверное, оно отпечаталось у меня в памяти, в то время, как я удалила из нее все остальное.
— Может быть. Кэти беспокоилась о вас, но она старалась сделать все возможное, несмотря на свое собственное потрясение. Она попросила меня отвести вас и Элеанору обратно в дом.
Я ничего не могла ему сказать. Он рассказывал мне эту ужасную историю, и я была потрясена, хотя и не чувствовала, что участвовала в ней. Он мягко взял мою влажную руку в свою.
— Вот так в тот день я держал вас за руку. Вы прижались ко мне и не отпускали. Когда в ту ночь вас уложили спать, вы попросили меня, чтобы я немного посидел у вашей кровати. Вы были такой маленькой и испуганной и, я думаю, я тоже был испуган. Мне никогда до этого не приходилось сталкиваться с насильственной смертью. С людьми, которых я знал, произошло что-то ужасное. Я всегда любил Доро. Она была веселой и немного легкомысленной, я думаю, но доброй. Она никогда никого не обижала.
Он вдруг замолчал, уставившись на меня.
— Эти серьги! Их ей подарил ваш дедушка. Они были на ней в тот день, когда она умерла. Я запомнил этих маленьких птичек у нее в ушах, когда мы поднимали ее из ручья.
Его рука, державшая мою руку, успокаивала и утешала меня. Другой рукой я дотронулась до коралловых и бирюзовых камешков в моих ушах. Но я не сняла серьги. Они придавали мне ощущение, что я становилась ближе к Доротее.
— Спасибо вам за то, что вы мне это рассказали, — сказала я. — Я ничего не помню на самом деле. Может, я просто не хочу вспомнить. Но иногда завеса немного приподнимается, и тогда я чувствую страх и головокружение. Но я должна вспомнить. Я знаю, что я видела, как кто-то дрался, но я не уверена, что это были Керк и моя мать.
— Наверное, — сказал он. — Потому что больше там никого не было.
Я постаралась взять себя в руки, отбросив весь этот ужас и вернувшись в настоящий теперешний мир.
— Как вы меня нашли сейчас?
— Я искал вас. Я пошел в вашу комнату и, не обнаружив вас там, выглянул в окно и увидел вас здесь вместе с Полом. Мне это не понравилось. Вам нужно держаться от него подальше. Он не хочет ничего, кроме зла. Поэтому я пришел сюда по верхней дороге.
Я убрала свою руку из его руки и вытерла ее платком. Приятно, когда о тебе заботятся, но я не могу позволить, чтобы мне указывали, следует или нет мне встречаться с Полом Стюартом. Если Пол поможет мне вспомнить, тогда, конечно, я буду видеться с ним.
— Почему вы меня искали? — спросила я.
Его серьезное лицо осветилось легкой улыбкой.
— Может, чувство вины. Я думал о некоторых вещах, которые я вам наговорил сегодня утром. Я был слишком груб, и мне захотелось извиниться перед вами. Мне нужно было вернуться в дом, чтобы увидеть Хуана, и я решил найти вас.
— Вы были достаточно справедливы, — сказала я. — Если вы думаете, что Хуан хочет использовать меня каким-то образом против Элеаноры, вы должны ее защищать.
