– Я хотел бы с тобой обсудить один кадровый вопрос, – он зачем-то тащится за ней через весь клуб в кабинет, сплошь увешанный плакатами певиц и певичек, усаживается в кресло и по-хозяйски закуривает.
– Обсуждай, – плюхнуться на собственное кресло, открыть ящик стола и вынуть из него список тех дур, которые пока еще зарабатывают хорошие деньги в этом клубе, – Только живее.
– Ты вчера уволила Лилю. А она моя любовница. И ей нравится эта работа.
– Восстановить? – спросить, не поднимая глаз от списка. – Пусть приходит.
– Вот и чудесно, – он поднимается, явно довольный таким простым разрешением проблемы, – Надеюсь, что в будущем такого рода конфликтов у нас не будет.
– Пошел к черту, – пробормотать, провожая взглядом захлопнувшуюся дверь. Лиля так Лиля. Она ничем не хуже и не хуже всех остальных… Лилек. Лялек. Люлек. Тоже мне проблема… Если бы все они решались так просто…
Если бы все решались… Если бы…
Если бы можно было повернуть время вспять – Лена никогда бы не приехала в этот город. Она понимала, что это – малодушие, страх, но ничего не могла с собой поделать. Лёка уже знала, что Саша умирает.
Умирает. До этого слово «смерть» было чем-то абстрактным, пустым, словно кино смотришь – и равнодушно улыбаешься, когда кого-то из героев убивают, потому что знаешь, что за кадром он остается в живых, и смерть его – всего лишь фантазия сценариста.
Теперь всё было иначе. Теперь Лена могла каждый день наблюдать, как из родного и любимого человека капля за каплей утекает жизнь.
Если бы она могла… Если бы можно было что-то изменить…
– Я бы не стала ничего менять, – улыбнулась Саша в ответ на тихий Лёкин вопрос, – Я прожила яркую и насыщенную жизнь, и рада этому. Я говорила тебе про гармонию, малыш. Когда душа человека не находит гармонии с телом – ей лучше уйти. Для того, чтобы расти и развиваться дальше. Но не умереть – нет. Жить.
– В другом теле? – спросила Лена, мягко поглаживая Сашину руку. Они снова сидели на лавочке среди деревьев – так же, как и много месяцев назад.
– А ты никогда не задумывалась, зачем душе тело? Может быть, тело – это тюрьма для души? Тюрьма, освобождение из которой – благо?
– Ты же не можешь знать точно…
– Знать – не могу. Могу чувствовать. Это важнее.
– Ты любишь меня? – вопрос вырвался сам собой, Лена не хотела его задавать, но – ничего не поделаешь – она боялась не успеть. Опоздать спросить самое главное.
– Леночка… Конечно, я люблю тебя, – мягко улыбнулась Саша и нежно сжала ладошку девушки.
– А до меня… И кроме меня… Еще кого?
– Неужели это так важно?
– Да! Для меня – важно! – вспыхнула Лёка.
– Малыш… Никогда не нужно загонять любовь в клетку. В клетку страстей человеческих, или их инстинктов, или страха. Люби. Будь любимой. Это и есть счастье. Я люблю тебя… Ты – моё счастье.
– До меня ты никогда не была счастливой? – комок подошел к горлу и мешал говорить. Лена сглотнула и попыталась глубоко вдохнуть свежий воздух. Ей было очень больно.
– Была. Но это было другое. Счастье – это не плоская фигура, Леночка, она многогранна и каждая из её граней – уникальна. Ты никогда не сможешь ощутить одного и того же чувства счастья, они всегда будут разными. В этом и прелесть жизни…
– Прелесть? – что-то в желудке сжалось противным кулаком и понеслось вверх. Лена вскочила на ноги и заговорила зло, отрывисто. – Что ты пытаешься мне объяснить? По-твоему, то, что сейчас с тобой происходит – правильно? Я же теперь очень многое о тебе знаю! Очень! Я ведь знаю, что ты делала для людей и что получала в ответ! Ты всегда была светом, ты же помогала людям, ты же… И что в ответ? Ты должна умереть только потому, что кто-то там, сверху, так распорядился? Зачем тогда было жертвовать собой ради других? Зачем было делать всё, что ты делала? Если в итоге ты умрешь, ты – одна из самых достойных того, чтобы жить?
– Малыш… – Саша ласково притянула Лену к себе и поцеловала её вспотевшую ладошку. Подняла вверх взгляд удивительно-красивых глаз и улыбнулась. – Просто ты воспринимаешь смерть как конец… Я же вижу в ней начало. -Начало чего? – простонала Лёка. – Ты же не можешь знать, что там, дальше?
– Я могу чувствовать.
– Чувствовать? – Лена сделала шаг назад и полыхнула глазами, ярко-синими, горящими. – Значит, чувствовать, да? Ладно, хорошо, смерть – это благо. Допустим. Допустим, за этим пределом что-то есть, лучшее, нежели жизнь. Пусть. А страдания, Саш? Они-то за что?
– Ни за что. Страдания – это часть жизни. От них никуда не деться.
– Да? Даже такие? – уже не сдерживаясь почти закричала Лёка. – Я же вижу, как тебе больно! Я каждый раз встречаю тебя после этой гребаной химиотерапии и везу в палату! Я же вижу, какими тусклыми становятся твои глаза! За что ТАКИЕ страдания, Саш? Что такого плохого ты сделала в этой жизни?
– Неверно думать, что страданиями Бог наказывает людей, – Сашино выражение лица почти не изменилось. Она по-прежнему улыбалась, и только в уголках глаз заплескалась тревога. Тревога за Лену, – Малыш, пойми, страдания закаляют душу и делают её сильнее. Иисус нёс свой крест, не думая, за что это ему. А он страдал сильнее, чем я.
– Он сын Божий! – больше не сдерживая себя, заорала Лена, не обращая внимания на удивленные взгляды прохожих. – Ему это по статусу, прости, положено! А ты – человек! Человек, который никому никогда не сделал ничего плохого. За что это тебе?
– Леночка, не кричи… Успокойся. Когда Иисус нёс свой крест, он тоже был человеком. Как и каждый из нас. И каждый несет свой собственный крест. Иногда он тяжелее, иногда легче. Но он есть у каждого.
– Это твой крест? – Лена рывком сдернула с Сашиной головы косынку, обнажив почти лысую голову. – Это? Или то, что ты почти не можешь уже самостоятельно двигаться? Или то, что ты ночами сжимаешь зубы, чтобы не закричать от боли? Это – твой крест? Не сравнивай себя с Иисусом, это совершенно разные вещи! Ты уже не первый месяц больна, и ты одна тут! Одна! Где все те люди, которым ты помогала? Где они? Сейчас, когда тебе так нужна их поддержка? Где? Где они? Почему? Почему… Почему ты?… Твою мать…
Лена обессилено присела на лавочку и заплакала, закрывая лицо ладонями. Через миг она почувствовала теплую руку, обвившую её плечи, и зарыдала еще горче.
– Это не ты должна меня утешать, – прошептала она сквозь слезы, – А я тебя… Но я не могу… Я не могу понять… За что? За что, Саш? За что тебя? Я бы поняла, если бы меня. Меня ведь есть за что наказывать… Но ты… ты… Саша…
Женщина не отвечала. Она тихонько гладила Лену по голове, по одной разбирая прядки волос. От кончиков её пальцев как будто энергия передавалась – Лёка это чувствовала, и слёзы еще сильнее лились из глаз.
