Чайхана была обустроена модерново. Низкие широкие столы, вокруг – лежанки с полосатыми узбекскими матрасами. Можно заказать благовония или кальян в железной лампе Аладдина. Обслуживали, однако, славянские юноши в тюбетейках. Скромно улыбались, тужась выговорить восточные названия блюд. Глядя в голубые глаза официанта, я подумала о русских невольниках на востоке. Тяжко им жилось, сердешным… Поди, гаремные девки глумились почем зря…
Почему чайхана? При чем тут русский пескарь? При чем тут Салтыков-Щедрин? Ничего я не пониманию в названиях брендов.
Напротив меня лежит на пестром матрасе мой бывший, еще университетский любовник Андрей. Лежит и смотрит, улыбается.
Андрей почти не изменился, такой же студент Института стран Азии и Африки. Мальчишка мальчишкой. Симпатичный, невысокий, неплохо сложенный. Крепенький и ладненький, как спортивный ребеночек в старшей группе детского сада. Глазки умненькие, в них когда-то отражалось востоковедение, а сейчас – уровень продаж тапок и калош.
С Андреем мы не виделись лет восемь, со времен моего обитания в общежитии и наших с ним интимных отношений.
Ко мне в бокал упала фисташка в кожурке с треснувшим боком. Испустила соленый вздох и стала тонуть. Разговаривать на самом деле не о чем, но надо. К тому же у меня на Андрюшу планы.
– Давно женился? – спросила я, пытаясь зацепить фисташку зубочисткой.
– Три года назад. На той девочке, за которой начал ухаживать, когда ты поставила на книжную полку фотографию какого-то мужика. Назло, вообще-то, стал ухаживать, да так и женился.
– Какого мужика? – Я действительно не помню, чья фотография стояла у меня на книжной полке, да и вообще были ли там фотографии.
– Я не знаю, как его звали. Ты не захотела говорить, когда я спрашивал.
– Да? Очень интересно. А как хоть выглядел?
– Ну, такой, ничего особенного. В сером свитере. Кажется, с усами.
– А! Ну, все понятно! Фотография черно-белая?
– Нет, цветная.
– Точно?
Какая неприятность… Напрочь не помню. Зато я очень хорошо помню, на кого я променяла Андрея Гроховицкого. Не бросить его я не могла, ибо на меня неожиданно напало большое чувство – любовь. Причем, я полагаю, что доподлинное значение слова «любовь» не знает никто, разные люди в разные промежутки своей жизни вкладывают в это слово разное значение. Восемь лет назад, когда случилась неожиданная любовь, это было всепоглощающее чувство, лишившее меня того скромного разума, который имелся, и полностью парализовавшее волю. Предмет страсти на самом деле был жалкой ничтожной личностью и забыл меня через пару месяцев, но к Андрею я уже не вернулась.
– Послушай, а ты любил меня тогда? – спросила я, подцепив наконец фисташку остреньким кончиком зубочистки.
– Да, конечно, – спокойно и сдержанно ответил Андрей. – Как ты думаешь, я зря заказал здесь лобстера? Вообще-то какой к едрене фене в чайхане лобстер? Надо было плов заказывать. С копчеными ребрышками.
– Да ладно, не нервничай. Это ж чайхана у пескаря, а не у кого-нибудь.
– Кошмар, – вздохнул Андрей. – Кто им делал рекламу? Какой к лешему пескарь в чайхане? Ты знаешь, у нас была похожая история. Когда должен был открыться первый магазин «Золушка», мы обратились в одно рекламное агентство. По рекомендации, между прочим. И что, ты думаешь, нам предложили? Они хотели назвать сеть обувных магазинов «Буратино». Я говорю, вы считаете, мы будем продавать деревянные колодки? А они мне: «Зато добрые ассоциации из детства». Потом додумались до «Калошницы». Я говорю, вы совсем с ума сошли? У нас обувь для красивых женщин. А они мне: «Зато весело, с юмором».
Я для приличия посмеялась.
Бледный юноша в шароварах принес оранжевого рака на большом блюде. У хвоста членистоногого громоздилась гора рыхлой цветной капусты, у клешней – сморщенные стручки недоразвитой фасоли.
– Это точно лобстер? – осведомился Андрей, недоверчиво глядя на оранжевого.
– Конечно, – культурно ответил юноша.
– А почему он один?
– Второй будет минуты через две, – потупил глазки официант.
Почему-то его вид провоцировал появление мыслей о сексуальных меньшинствах. Причем пассивной когорты.
– Мне холодно, – пожаловалась я. – Говорят, у вас можно попросить узбекский халат и укутаться в него.
– Вам под цвет глаз или под цвет головы? – уточнил юноша.
Сволочь какая… Почему головы? Волос тогда уж.
– Нет, мне нужен голубой халат в мелкий белый цветочек, – отыгралась я. – Дело в том, что я все тридцать лет ношу узбекские халаты в тон нижнего белья.
– Увы, боюсь, что у нас нет синего в белый цветочек.
– Тогда не надо никакого, несите рака. Под цвет головы.
Юноша исчез, мелькнув шароварами.
Андрей задумчиво посмотрел на меня:
– Тридцать лет… Машка, неужели тебе уже тридцать?
Прекрасное начало романа. Просто потрясающее! Разумеется, после честного ответа на такой вопрос мы сольемся в экстазе.
– Нет, мне тридцать два. Более того, скоро будет тридцать три.
– Да? – Андрюша наморщил лоб. – А разве ты старше меня?
– Не знаю. Твои данные меня тогда мало интересовали, – сухо заметила я, поглядывая на холодеющую цветную капусту.
– А я был влюблен… – мечтательно проговорил Андрей, придвигая блюдо с раком к себе. – Эх, сколько воды утекло…
Он вздохнул, взял нож и, придерживая вилкой оранжевый хитин, отрезал раку хвост.
Я сглотнула набежавшую слюну, как юная девушка – непрошенную слезу, и сказала:
– Андрюш, а может, еще пива заказать?
Появился пассивный, сложил ручки и застыл у наших лежанок.
– Молодой человек, – капризно обратился к нему Андрей, – вы забыли принести мне щипчики для лобстера. В результате я был вынужден расчленять его ножом. Это очень неудобно!
Юноша замялся, виновато перебирая ножками в тапочках а-ля Маленький Мук, и смущенно зашептал:
– Извините, у нас нет щипчиков. Но я вас очень прошу, не ругайтесь… Я работаю всего второй день…
– Ладно, – смягчился Андрей, – Бог с ними, со щипчиками. Только принесите побыстрей порцию омара для дамы.
Юноша прочувствованно замигал глазками и испарился. Над столом повисла мутная пауза.
– Расскажи, как ты живешь, – попросила я, изобразив на лице добрую дружескую улыбку.
– Нормально, – пожал плечами Андрей, выковыривая вилкой содержимое хитинового хвоста. – Дети растут. Старший, он старше на семь минут, уже разговаривает вовсю. Младший еще ленится.
– Как жена?
– Отлично, занимается детьми. Она у меня детский психолог по образованию.
– Красивая?
– В смысле? – насторожился Андрей, прекратив жевать.
– Ну, жена… Красивая она?
– Жена как жена. Хорошая жена.
– Работящая? – почему-то начала злиться я.
