люблю тебя и никогда не смогу забыть. И …, я не хочу, не смогу существовать,
если ты насовсем исчезнешь из моей жизни. Ты навсегда останешься моим
ангелом, моей родной девочкой, которая всегда будет в моем сердце. Я никогда,
слышишь, никогда не относился ни к кому так, как к тебе. Я даже представить
себе не мог, что могу так любить и испытывать такую нежность. Я хочу, … я
надеюсь, что ты сможешь ею остаться после моих слов. Ты нужна мне.
С самого первого дня, как мы с тобой были вместе, жили вместе, – Алекс
задумался, я понял, что у меня нет чувства семьи … I don’t have this family
feeling. Пойми, я хотел, я думал о том, что мы будем жить вместе. И я знаю, о
чем говорю. Я знаю это чувство. Я испытывал его. Я жил с женщиной, и мы
были практически семьей. Я знаю это чувство … А с тобой у меня его не было.
Это либо есть, либо нет, ты же понимаешь. Я уверен, что понимаешь. Ты же
умная, мудрая … У меня было ощущение, что ты моя girlfriend, мы живем в
одном доме, выходим в свет, но это не семья.
Алекс еще долго говорил, много и путано: о своих чувствах, о том, что
она ему нужна больше чем воздух, что он без нее существует, а не живет.
У нее же в голове звучала лишь фраза “we can’t continue any more”. И
словно отчаянная попытка вернуться к жизни старым как мир способом —
отвлечься “все – таки сок манго больше похож на пюре, чем на сок”.
ГЛАВА ПЯТИДЕСЯТАЯ
– Милая, ты не видела мой галстук? – Джордж как всегда носился
впопыхах по дому в поисках своих вещей.
– Там, где ты его оставил.
– Не могла бы ты мне напомнить это тайное место, а еще лучше
принести мне галстук.
– Держи, – Кристина протянула супругу темно – синий галстук. Но
только лишь потому, что у тебя сегодня ответственное совещание, а иначе бы я
с таким животом с места не сдвинулась.
Джордж поцеловал округлившийся животик своей жены.
– Прости – прости – прости. И ты, и наш маленький Даниэль. Ты же
видишь, я уже весь на нервах. Ну, кто там еще звонит в такую рань. Ты кого –
то ждешь?
– Нет. Пойду открою.
Заливистый лай разнесся по всему дому через считаные мгновения.
– Мистер Уильям, я же просил Вас не приходить к нам больше со своим
Бенни. Как Вы не понимаете, Кристи беременна, у нее может начаться аллер …
Марко, ты откуда? Как всегда, не предупредил, – Джордж вышел из глубин
дома, довольный тем, что нашел по дороге еще и потерянный зонт.
– Ты неисправим, – Кристина поцеловала брата в небритую щеку.
Важный такой, с бородой. Ты надолго?
– Не знаю еще, у меня несколько новостей.
– Ты женился?
– Это первое, что пришло тебе в голову, – Марко улыбнулся. Нет, не
дождетесь. Я вернулся в медицину.
Что может быть лучше ужина в семейном кругу? Только ужин в семейном
кругу под открытым небом.
Терраса возле дома Джорджа и Кристины в лучах уходящего солнца
выглядела невероятно уютной, а зажженные на столе свечи придавали ей еще
больше тепла и романтики.
– У нас прямо романтический семейный ужин!
– Это точно, а он еще и невероятно вкусный, этот ужин, – Марко
подмигнул сестре. Я так скучал по этим блинчикам.
– Да – да, рассказывай, – Кристина улыбнулась, откинулась на спинку
стула и поняла, что невероятно счастлива, глядя на своих двух родных мужчин.
– Ай, – она вскрикнула, почувствовав легкий толчок в живот изнутри,
– а вот и третий любимый мужчина дает о себе знать.
– Толкается, – скорее утвердительно сказал Джордж с невероятной
гордостью в голосе. Мой будущий футболист. Кстати, Марко, это прекрасно,
что твоя клиника на юге Франции. Если ты там обоснуешься и останешься
жить, я знаю там отличную школу футбола с двух лет.
– Этот сумасшедший уже отдает не родившееся еще дитя с футбольную
секцию, – Кристина потрепала мужа по волосам.
– Конечно, а как иначе.
– Я если честно, с удовольствием бы уже где – нибудь обосновался. И
раз так получилось, что клиника там, попробую стать своим во Франции. Я
хотел и родителей туда перевезти, но они категорически отказались.
– Да, мама ни за что не бросит свой дом. А я теперь, кажется, знаю, где
буду отдыхать, как только Даниэль родится и немного подрастет. Канны,
Ницца, Монако …. Моя мечта. Да, милый?
– Вот, Марко, смотри. И никогда не позволяй своей будущей жене вить
из тебя веревки.
– Ах, значит веревки. А еще вчера ты называл это благородством и
бесконечной любовью к своей жене. Нельзя вам, мужчинам, верить.
Симба заливисто залаял под общий хохот.
– Вот, я не одинока в своем умозаключении.
Сказать, что Марсель был счастлив при виде Симбы, – ничего не сказать.
Он выглядел, как и подобает выглядеть ребенку, у которого сбылась мечта. Чего
не скажешь о его бабушке.
– Ой, Марко, это так неожиданно. Я очень рада, что у нашего мальчика
появился шанс. Но это так далеко.
– Поймите, мадам, я не обещаю Вам и Вашей семье чудес. Но
попытаться стоит.
– А ты будешь Марселя ведь сам лечить, да? Я тогда буду спокойна.
– Не совсем. Я же хирург, это не мой профиль. Но так как клиника моя,
все лечение, весь курс, все необходимые процедуры будут проводиться под
моим и только моим руководством.
– Ну тогда я спокойна. Хотя все равно невероятно страшно.
– Но вы же хотите, чтобы Марсель начал ходить? Или по крайней мере
сделать все возможное, что в ваших силах?
– Конечно, Марко, мы … мы на все готовы.
На глазах старушки выступили слезы.
– А вот плакать не нужно! Еще не хватало, чтобы Марсель увидел. Все
будет хорошо.
– Все будет так, как решит Бог.
– Да. И он решит все правильно.
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ
Еще никто не возвращался из путешествия прежним.
Вот и Каролина пыталась отыскать в себе черты прежней себя.
Безуспешно. Та девочка, немного наивная, слегка неуверенная в себе, осталась
где – то на страницах прошлого. Несмотря на то, что прошло не так много
времени со дня ее отъезда, казалось, что пронеслась уже целая вечность. Так что
события тех дней можно смело называть прошлым.
Кружка заполнялась чаем, телефон был полон сообщений, только внутри
была … Нет, не пустота. Внутри, на месте той самой девочки, поселилась
женщина лет так тридцати с ощущением неудачной личной жизни. Именно так.
Включила автоответчик, открыла электронную почту.
“Знаешь, Каролина, я считаю, что нельзя вот так пропадать на месяцы!
Я писала, звонила, а вы даже не соизволили ответить. Ни ты, ни Зара! Это
невероятно обидно!”
