— Ты сильно то не расходись, тебе нельзя нервничать, — тихо напомнил он, а Настя почувствовала угрызения совести. Таська на сносях, а она к ней со своими проблемами навязалась.
— Да я спокойна, как слон, — хмыкнула Малиновская, потершись щекой о плечо мужа. — Сейчас только мозги на место подруге вправлю и вообще всё зашибись будет.
— Пожалуй, я пойду, — Насте стало стыдно за собственный эгоизм, и она попыталась ретироваться. А еще ей было банально завидно. Тая и Глеб настолько идеально друг другу подходили, что нежность и любовь между ними можно было видеть невооруженным глазом.
— Стоять, — рявкнула Тая и ткнула в Настю пальцем, — ты никуда не пойдешь. Лоботомию никто не отменял!
Глеб тихо застонал и с жалостью посмотрел на Васильеву.
— Её можно отложить на потом, — как-то неуверенно предложила Настя.
— Ага, чтобы ты к тому времени наделала делов? Ну уж нет! — руки в боки, взгляд жесткий, губы сжаты в ниточку. Тая напоминала маленького Наполеона. Хотя нет, Малиновская была круче! В отличие от Бонапарта она ни лошадей, ни кошек не боялась…
Васильева умоляюще глянула на Глеба, но тот только головой покачал. Таю уже ничто и никто не остановит, а он и пытаться не будет. Настя тихо выдохнула и приготовилась выслушать много нелицеприятного о себе. Она прекрасно знала подругу, Тая не станет стесняться в выражениях.
— Хорошо, — сказано было настолько обреченно, что Малиновская немного оттаяла.
— Садись давай, страдалица, — усмехнулась Таисия. — Когда-то ты не дала мне наделать глупостей и тем самым избавила нас с Глебом огромных проблем, теперь моя задача отплатить тебе тем же, подруга.
Прозвучало угрожающе, но Васильева послушно села за стол. Тая уселась рядом, а Глеб налил обеим в кружки чая и тихонько смылся, не желая быть участником женских разговоров. Настя с тоской посмотрела ему вслед. Она тоже хотела свалить по-тихому, но кто ей даст это сделать.
Малиновская отрезала себе огромных размеров кусок торта, попробовала его, скорчила умильную рожицу и запила всё чаем. У Анастасии же не было аппетита, поэтому она ограничилась только чаем.
— Настя, ты понимаешь, что хочешь разрушить отношения из-за того, что «кто-то» «что-то» говорит, скажет, расскажет? — без предисловий, в лоб заявила Малиновская, еще больше деморализовав Васильеву. — Это позиция жертвы. Сильной, независимой женщине должно быть плевать, что о ней говорят. И почему-то до этого момента я считала тебя именно сильной и независимой.
Настя мысленно согласилась с ней. Паша каким-то неведомым образом делал её слабей и уязвимей, и это ей это категорически не нравилось. В этом и заключался корень проблемы. Она слишком долго находилась в образе «снежной королевы», и оттаивание сердца сопровождалось болезненными ощущениями. Это как прыгнуть в пропасть без страховки. Гораздо легче отстраниться и надеть на себя привычную маску, скрыть истинные чувства. Когда-то давно Настя запретила себе быть слабой, а рядом с Пашей все слабости и недостатки лезли из нее, как тараканы.
— Я просто стараюсь быть здравомыслящей, — попыталась возразить Васильева, но не очень уверенно.
— Ты просто пытаешься пойти по пути наименьшего сопротивления, — хмыкнула Тая, нисколько не ведясь на заявление Насти. — Пойми, люди всегда будут что-то говорить, а учитывая, как у нас любят негатив, будут пытаться очернить и искривить реальность. Вспомни, сколько толков вызвали твои отношения с Толей, но ты почему-то так остро не реагировала.
— Я его не любила…
— Именно, — кивнула Таисия, — но суть не в этом. Я понимаю, что все эти годы ты отступала в тень, чтобы не разрушить дружбу с Пашей, но сейчас не стоит повторяться. Это путь в никуда. Разве эти мадамы перестанут трепаться, если вы сейчас расстанетесь с Пашей? Да их это только раззадорит! Они будут смеяться уже над тем, что ты не смогла его удержать. И всем плевать будет, что именно ты его бросила. Не говоря уже о том, что когда появится на свет твой ребенок, то будут шпильки уже по поводу того, что ты — мать-одиночка.
Настя понимала, что Тая права. Да и успела уже остыть после ссоры с Павлом. Выплаканные слёзы ослабили тяжесть обиды на её душе, и она наконец смогла мыслить рационально.
— Тая, я не знаю, смогу ли отпустить ситуацию. Скорее всего, я буду ревновать Пашку жутко ко всему что движется. Буду изводить и его и себя. Хочу отпустить ситуацию, но не могу… Постоянно мне кто-то напоминает о моих обидах, расковыривает только покрывшуюся коркой рану, — слова шли из самого сердца.
— Разве ты не будешь изводить себя, если сейчас сломаешь все? Я тебя знаю, ты станешь на стенки кидаться от осознания, что могла попробовать и не сделала этого, упустила шанс на счастье с любимым человеком. Настька, не тупи. Лучше рискни и выйди за Пашу замуж. Огромная вероятность, что вы будете счастливы вместе, не знаю сколько времени, но будете. Причем, чем меньше оба дурить будете, тем дольше и надежней ваша семья будет. Над отношениями работать нужно, иногда эта работа нудная, нелюбимая, но её делать нужно, иначе никак. Вот ты сейчас свою работу над ошибками делать не хочешь, и оба от этого страдаете, — подруга открыто указывала на промахи Насти, и ей это не нравилось. Услышать о себе досадную правду не всегда приятно, но зато важно и полезно.
— Я трусиха, да? — как-то неловко спросила Васильева. Не умела она оголять собственную слабость.
— Нет, гордячка, привыкшая делать всё сама и ни на кого не рассчитывать, и эта привычка сейчас играет роковую роль в твоей личной жизни, — Тая потрепала Настю по руке и немного поморщилась. — В конце концов, ну выйдешь ты за него замуж, и пусть даже ничего у вас не сложится, никто не мешает тебе отравить ему жизнь, а потом развестись. В наше время разводы не такая уж редкость, хочу напомнить.
Настя снова кивнула, соглашаясь с подругой.
— Ты права, я — дура, — выдохнула Анастасия, сморщившись.
— Нет, просто со стороны лучше видно, — хмыкнула Малиновская. — Если вспоминать, как я и Глеб тупили в свое время, то можно прийти к выводу, что мы тоже идиоты… Хотя, наверное, влюбившись, все люди становятся немного «того».
Они обе рассмеялись, а Настю отпустило. Она уже не воспринимала все настолько остро.
— Ой, — скривилась Таисия, схватившись за живот, — ой-ой-ой…
— Тая, ты чего? — переполошилась Настя, вскакивая с места.
— Позови Глеба, пожалуйста, — тихо выдохнула Малиновская, — только не пугай его, ради Бога.
Васильева сбегала за мужем Таськи и привела кухню. Он естественно испугался и был немного не в себе, а когда Тая объявила: «Так, люди, не паникуем, не нервничаем, но я рожаю… Так что закругляемся с разговорами и активненько так направляемся в роддом!», вообще с ума сошел. Начался хаос, потому что Малиновский несмотря на все приготовления оказался морально не готов к знаменательному событию. Он испугался больше Таи и Насти вместе взятых. Бедняга побледнел и первые несколько секунд впал в полную прострацию, а когда очнулся все его движения были нервными и резкими. В итоге, машину вела Настя, а Глеб вместе с Таей находился на заднем сидении. Кто кого успокаивал непонятно. Хорошо еще Малиновская отговорила мужа присутствовать на родах, а то пришлось бы откачивать мужика, как пить дать.
* * *
— Поздравляю, у Вас девочка, — эти слова буквально выбили почву из-под ног новоявленного папаши. Нет, он не упал в обморок, Малиновский просто осел, как мешок картошки. Он сидел и тупо улыбался. Со стороны это смотрелось комично.
Медсестра понимающе улыбнулась и объявила, что мать и дитя легко перенесли роды, а также сообщила вес и рост новорожденной. До Глеба эта информация похоже мало доходила, потому что дибильная улыбка не сходила с его лица. Все присутствующие выдохнули с облегчением и стали поздравлять друг друга. Через два часа Таю перевели из родблока в палату и сообщили новоявленному отцу, что тот может зайти.
Малиновский хотел присутствовать при родах, но Тая уперлась и заявила, что мужчине в родильной палате не место. В итоге во время родов Таисии помогала Таня, её мачеха, сама недавно родившая близнецов. Новоявленная мамаша также вытребовала у Глеба клятву, что он сразу после родов не ломанется в палату, и даст врачам провести все необходимые процедуры и привести её в более-менее нормальный вид. В общем, когда Татьяна с улыбкой сообщила, что Глеб может войти, тот уже извелся от нетерпения и чуть не сшиб её, когда заходил в палату.
