Елена Александровна удивляется, что я вернулась домой рано, но тут же спохватывается.
— Марин, а ты больше никуда не поедешь? Я бы пошла тогда с Кристиной платья посмотреть, она волнуется: одна боится идти.
— Конечно, Елена Александровна. Поезжайте. Вы должны быть рядом с дочерью в такой момент, — соглашаюсь я.
— Прекрасно. Я там как раз печенье к чаю испекла, угости Илью Фёдоровича. Он — хороший человек, по чести с тобой поступил.
— Обязательно угощу.
Елена Александровна уходит, а минут через десять в домофон уже звонят. Илья Фёдорович приехал. Дочка уже переминается в коридоре и, как только видит дедушку, бросается ему на шею, только потом заметив пакет с подарками. Она любит его, и я совсем не против их общения. Хоть кто-то со стороны отца есть близкий по духу моей девочке.
Пока Ева с дедушкой распаковывают подарки, я наливаю чай. Дочь быстро увлекается новыми игрушками, и Илья Фёдорович приходит на кухню.
— Уютно у вас здесь. Хорошо устроились. Как ты справляешься со всем? Тяжело, наверное? Зря ты не попросила раздела имущества. Андрей тебе своим бизнесом обязан. Всё, что у него есть, — только благодаря тебе.
— Я ещё заработаю, не переживайте, — с улыбкой отвечаю я. — Справляюсь хорошо. Легко даже горы свернуть, когда рядом близкие люди, поддерживающие тебя.
— Это точно, — кивает мужчина и о чём-то глубоко задумывается.
— Как у вас дела?
— Да потихоньку. Возможно, переведусь работать в другой город, буду сюда изредка приезжать. Но пока загадывать не хочу. Супруга моя слушать ничего не желает, поэтому остаётся только подавать на развод. Я понял, что она не изменится. Сейчас винит всех вокруг, даже Андрея, что не заплатил кому нужно на суде, но только не себя. Выгнала охранника, домработницу, теперь кукует в одиночестве. Жалко мне её. Не понимаю, в какой момент она стала такой. Я думал, что на многое можно закрыть глаза, но оказывается всё совсем не так просто. В общем, Бог ей судья. Главное, что ты не опустила руки и добилась правды, Мариночка. Ева цветёт рядом с мамой. Обидно, что не стал примером для сына, и тот позволил матери повлиять на его характер. С Андреем я на днях общался, ходит как в воду опущенный, но я не прошу тебя дать ему шанс.
— Спасибо вам. Не стоит о таком просить, знаете ведь, что разбитую чашу сколько не склеивай, она всё равно рано или поздно окажется на помойке.
Мужчина с пониманием смотрит на меня и кивает. Он отхлёбывает немного чая из кружки и выдавливает улыбку. Возможно, в это мгновение подумал о своих отношениях с женой, но, как ни странно, наши с ним истории слишком похожи. Давать шанс тому, кто разбил твоё сердце однажды — наплевать на себя. Я на такое идти не собираюсь. Нас с дочкой ждёт светлое будущее, в котором точно не место предателям. Чувствую себя предательницей по отношению к Сергею. Может, нам следовало попытаться поговорить откровенно и понять, чего мы ждём друг от друга? С другой стороны, вспоминается его последняя фраза: «Я всё прекрасно понимаю». Возможно, он видит и осознает больше меня? А я просто окончательно запуталась?
Глава 23
Андрей позвонил мне вчера почти перед сном и предложил приехать в дом, чтобы забрала свои вещи. Я согласилась, хотя ничего из тех вещей мне больше не нужно. Хочу лишь забрать все документы, оставшиеся в доме. Там все родовые бумаги, снимки УЗИ, фотографии с нашей выписки — остальное Андрей может выбросить, если захочет. У нас с Евой и так есть всё, благодаря ежедневно растущей работе.
Приблизившись к дому, из которого меня вышвырнули в одних тапочках и пижаме, я ощущаю стойкое отвращение к этому месту и владельцу в первую очередь. Охранник открывает калитку и пропускает меня без лишних вопросов. Медленно двигаюсь вперёд, но ноги наливаются свинцом. Меня тянет обратно. Хочу поскорее сбежать из злосчастного прошлого. Вспоминаю, как Андрей притащил эту шалаву, как лобызался с ней у меня на глазах, как проклинал и говорил, какой никчёмной я стала. Хотя бы выяснили в итоге, что никчёмной я была для него с самого начала, потому что муж никогда не любил меня. Ему просто плевать на меня и наши отношения. Это я, глупая, выстраивала замки из песка. Хорошо, что не родила ещё одного ребёнка, ведь справляться с двумя было бы куда проблематичнее, а Андрей в этой ситуации легко мог потребовать, чтобы одного ребёнка оставили ему. Я о такой практике слышала, что в большинстве случаев судья встаёт на сторону отца. Передёргиваю плечами и вхожу в дом.
— Мариш, проходи. — Встречает меня на пороге Андрей, как вышколенный солдат.
Трезв, как стеклышко, — хоть за это спасибо. Я опасалась, что он снова напьётся и начнет распускать руки.
Прохожу сразу в комнату, всем видом показывая, что пришла я сюда не для того, чтобы вести с ним разговоры.
— Марин, прежде чем соберешь вещи, я хотел бы поговорить с тобой.
— Я пришла за вещами, а не за твоими оправданиями. Я тебе уже сказала: между нами всё кончено.
— И я услышал тебя, — цедит сквозь зубы Андрей. — Ты можешь просто послушать и не перебивать? Я скажу, а потом уже ты поделишься своими мыслями.
Игнорирую слова мужчины и направляюсь к комоду с документами и фотоальбомами. Андрей идёт следом за мной. Как хочется огреть его хорошенько. У-у! Бесит!
— Марин, я просто подумал обо всём: я накосячил и понимаю, что простить за такое очень сложно.
Меня передергивает от его слов, и я зыркаю на мужчину гневным взглядом.
— Сложно? Ты серьёзно? Думаешь, я собираюсь прощать тебя за то, что ты сделал? Нет, Андрей. Не будет никакого прощения. Ничего не будет! Хватит!
— Да-да… В общем, ты не попросила раздела имущества, — тараторит мужчина. — Это меня слегка шокировало, ведь ты могла запросить часть дома, машины, бизнеса, но ты ничего из этого не взяла. Я хочу, чтобы дом остался тебе. Давай переделаем все документы? Возвращайтесь. Евке тут комфортнее. Помню, как она любила бегать в гостиной. Мне этого дома много одному, а вам здесь будет просторно.
Жить в доме, с которым связано столько неприятных воспоминаний? Приятные тоже есть, конечно, — первые шаги дочери, первое слово, но нет: я не готова.
— Спасибо, но нам ничего не нужно, — отчеканиваю я и убираю последний альбом в сумку.
— Если тебе так противно жить в этом доме, мы можем выставить его на продажу — купите себе что-то другое. Не надо вот так гордо вести себя. Сделай это ради Евки!
— Она тебе не собака! — рычу я сквозь стиснутые зубы. — Не надо называть дочь так, словно о собаке говоришь. Ева. Её зовут Ева. И я всё делаю ради неё. Ты не смеешь даже просто говорить о дочери. Вспомнил, как она бегала по гостиной? А теперь вспомни, сколько раз ты отвозил нас в больницу?
Вспоминаю, как Ева затемпературила, у неё началась диарея. Я просила Андрея приехать и отвезти нас в больницу, но он в это время наверняка трудился на своей любовнице — уж слишком довольно звучал голос, — а потом отмахнулся: сказал ехать с охранником. Совершенно чужой нам человек пошёл на это — я не просила даже о помощи, а он предложил её сам, нашёл нам лучшего врача, отвёз и даже оплатил осмотр Евы.
— Сколько раз ты брал её на руки? Какое слово твоя дочь сказала первым? Ты ничего о ней не знаешь. И обо мне тоже. Дочь была игрушкой для твоей мамы — на этом существование дочери для тебя заканчивалось. Оставь этот дом себе, как напоминание, что однажды ты вышвырнул нас из своей жизни, и сделал этим только лучше. Я ничего у тебя не возьму, Андрей. Вещи эти нам уже не нужны. Выброси их, продай, раздай любовницам — мне всё равно. Твоя фирма загибается, а сотрудники перебегают ко мне. Неужели тебя это не трогает? Ты падаешь на дно. Камнем летишь вниз. Займись уже своей жизнью без оглядки на прошлое. Этот дом тебя не спасёт, если лишишься источника дохода, обслуживание влетит в копеечку. Так что думай о себе, а не о нас, а мы с дочкой справимся — я тебе обещаю.
Выхожу из комнаты, а Андрей хватает меня за руку. Оказываюсь прижатой к нему и кладу ладонь на грудь мужчине, чтобы держать его на расстоянии.
