Прикасаться к сенсорному экрану боязно. Вдруг опять не сработает, и последняя надежда будет разбита?
Но я всë равно больно закусываю губу, набираю в грудь воздуха и решительно впечатываю палец в зеленый кружочек с изображением телефонной трубки.
Слабая виброреакция на касание наполняет меня ликованием. Изображение на мгновение зависает, а затем мигает и открывает окошко текущего разговора.
- Привет, - сдавленно говорю я. Голос дрожит и не повинуется мне, несмотря на все попытки звучать увереннее.
- Жива! - хрипло выдыхает любимый голос вместо моего имени и повторяет тише, но с заметным надрывом: - Жива... Хорошая моя!.. Алëнка...
Бояров дышит в трубку тяжело, даже с каким-то сипением, как будто только что бежал изо всех сил. Причем не просто бежал, а делал это с какими-то дополнительными нагрузками.
У меня в горле стоит ком. Слëзы струятся из глаз уже непрерывным горячим потоком и обжигают холодные щеки. Зажимаю себе рот ладонью, чтобы не всхлипнуть, но сквозь пальцы всë равно прорывается отчаянное:
- Вася... Васенька... Я так тебя ждала!
И это признание словно плотину эмоций во мне проламывает. Я стискиваю мобильник с голосом Боярова обеими руками и горько, навзрыд плачу, выплескивая наружу весь ужас, который испытала за последние часы этого страшного дня без него.
Сквозь собственные рыдания слышу настойчивый зов Боярова. И моë имя, которое он произносит, кажется музыкой, наполняющей сердце пронзительным счастьем, густо замешанным на безумии.
Правда, хриплый голос в трубке звучит так, будто его обладателю физически больно.
- Алëна... - повторяет он глухо сквозь тяжелое частое дыхание, словно тяжелораненый зверь в агонии. - Всë будет хорошо... не плачь! Всë... будет... хорошо.
- Н-не могу, - мои зубы выбивают мелкую дробь, превращая всхлипы в завывания, а тело безостановочно трясет. - У меня н-нервы сдают!
- Потерпи, милая. Просто... еще... немного... потерпи... - Раздается очень длинный шумный выдох, и с каждым словом рваная речь Боярова становится чуть-чуть ровнее и немного крепче. Спокойнее. - Скоро я тебя вытащу. Хорошо?
- Х-хорошо.
- Расскажи о том месте, где ты находишься. Ты что-нибудь видишь вокруг?
Подчеркнуто будничный тон Боярова - пусть и несколько искусственного характера, - придает мне уверенности, гася внутреннюю истерику.
- Это... - Я быстро вытираю лицо локтем и машинально оглядываю тьму вокруг. Из носа нещадно течет. - Это старая затопленная шахта. Когда еще было светло, наверху было видно отверстие... но оно слишком маленькое, чтобы выбраться. И тут старый коридор... только он разрушен... - Шмыгаю носом и, перейдя на лихорадочный шепот, боязливо признаюсь: - Я чувствую себя тут замурованной, Васенька, понимаешь? Эти стены так давят... как будто меня камнями завалило... и тут так страшно, как будто я осталась совсем одна в этом мире...
- Не думай об этом, милая, - быстро говорит Бояров. - Лучше выполни одну мою очень важную просьбу, пока мы тебя ищем.
- К-какую просьбу? - растерянно моргаю я.
- Посчитай для меня семьсот семьдесят семь непослушных серых козлят, которые прыгают через лужу и машут хвостиками. А если они закончатся раньше, чем я тебя обниму, пригони к луже еще одно стадо. Только не серое, а белое. Можно, конечно, и зелëное, но козлят такого цвета не бывает.
Мой лëгкий ступор от странной просьбы переходит в звонкий смешок, который быстро превращается в короткий вымученный полусмех-полурыдание. И обрывается от горького спазма в горле.
- Вася... - тихо и серьезно говорю в телефон, источающий шорох мобильных помех в гулкой тишине холодной темной шахты.
- Что, моя хорошая?
- Я тебя люблю.
Слышу, как в ответ на мое неожиданное признание у Боярова резко сбивается дыхание. Он шумно сглатывает и сразу же отвечает:
- Это взаимно, любимая. Это очень... очень... взаимно.
В его голосе слышится такая нескрываемая боль, любовь и нежность, что слëзы снова поступают к моим глазам. Они горячими ручейками тихо стекают по щекам на мои приоткрытые губы, даря слабый солëный привкус.
- Я правда тебя люблю, Васенька, - торопливо шепчу в трубку. - Хочу, чтобы ты знал об этом на тот случай, если связь оборвется... или если ты не сможешь меня найти... или...
- Я тебя найду, - властно перебивает он моë сбивчивое бормотание. - Даже не сомневайся. Ты мне веришь?
- Верю, - вздыхаю я, нервно ëжась. - Только...
Бре-ке-ке-куа. Бре-ке-куа. Куа.
Оглушительное кваканье прямо над ухом заставляет меня сильно вздрогнуть и подскочить на узкой железной ступеньке, где я сижу. От неожиданности теряю равновесие, тело неудержимо соскальзывает вниз... но в последний момент судорожно цепляюсь обеими руками за перекладину. Жёсткий рывок - и шершавое от ржавчины железо впивается в пальцы саднящей вспышкой боли.
Уф, еле удержалась. Я выдыхаю, чувствуя, как сильно колотится сердце, а потом слышу внизу короткий тихий звук. Что-то вроде «бульк». Как будто в воду упала напугавшая меня лягушка или...
Телефон!
Запоздалое осознание вырывает у меня жалобный стон сквозь стиснутые зубы.
Я уронила телефон в воду из-за дурацкой лягушки, которая сидит где-то выше в щели между камнями! И чего ей там молча не сиделось? Почему, ну почему она так невовремя раскрыла свой беззубый рот, сволочь земноводная?! Я могла еще слушать и слушать любимый голос... наслаждаться каждой секундой его звучания... и не думать о том, как устала, замерзла и отчаялась!
Бре-ке-ке-куа. Куа.
Лягушка словно отвечает на мои мысли, разразившись целой серией нового кваканья. А затем ловко перепрыгивает через мою голову и со звонким всплеском ныряет в глубокий колодец шахты. И тьма вокруг снова становится тихой и глубокой, с редкими отзвуками капель.
- Квакушка, блин...
Я через силу взбираюсь обратно на свой железный насест. Мышцы, перетруженные неоднократными испытаниями сегодняшнего дня, болезненно ноют и подергиваются.
Что ж, придется снова ждать, только уже в полной и абсолютной неизвестности. Но теперь у меня есть тайное высокоточное оружие против страха. Очень нелепое, дурацкое и смехотворное задание от Боярова, которое превосходно займет мой мечущийся от безделья разум...
Считать серых козликов.
***
Семьсот семьдесят седьмое парнокопытное никак не хотело перепрыгивать через призрачную лужу. Оно пятилось, артачилось и мотало головой. А потом начало долбить копытом по земле, сопровождая действия не просто каменной дробью, а чудовищным грохотом и хрустом...
...слишком мощным для такого маленького существа даже в моем воображении.
От очередного скрежещущего звука я вздрагиваю и разлепляю веки. Несколько секунд тупо моргаю, не понимая, где нахожусь. Рука нащупывает какой-то узел...
И тогда сразу вспоминается, что перед тем, как погрузиться в мучительное ожидание, я выдернула длинный шнур завязки из капюшона своей мокрой куртки и привязала себя к перекладине лестницы. Очень уж страшно было случайно задремать и снова упасть в холодную воду.
Собственно, я и задремала. А очнулась от какого-то грохота... который снова слышится наверху.
Радостно поднимаю голову и вижу там зияющую дыру, над которой пляшет электрический свет фонарей. Камень или обломок, который загораживает просвет, медленно ползет в сторону, открывая еще больше светящегося пространства. А затем на ярком, ослепительно-золотом фоне проступают очертания склонившейся над шахтой широкоплечей фигуры.
- Алëна! - зовëт сильный родной голос.
Живительная энергия света и человеческого присутствия обрушивается на меня таким мощным потоком, что я чувствую себя опьяневшей от счастья. Тяну вверх дрожащие руки, смеясь и плача одновременно.
- Я здесь!.. Я здесь!
Из открывшегося проема вниз падает веревочная лестница, и через несколько долгих, но очень радостных мгновений Бояров оказывается возле меня.
- Жива! - повторяет он, как и тогда, в первую секунду спасительного телефонного звонка. - Ты жива...
