И на этот раз дыхание перехватило у нее.
Боже, ей так нужно ощутить его в себе! Так нужно, чтобы он взял ее. Нужна разрядка, которую только он может ей дать.
— Резинка! — выдохнула она ему в рот.
— В заднем кармане.
Они разъединились, чтобы раздеться в лихорадочной спешке. И вот уже она вбирает его в себя.
— О да! — благоговейно прошептал Мэтт, заполнив ее.
Какое наслаждение — низвести реакцию этого умного, проницательного человека до простых междометий!
И Эми точно знала, что он чувствует, потому что сама едва была способна думать, так ей было хорошо. Она стала двигаться. Сначала медленно. А когда была готова к большему, попыталась установить ритм, но он запустил руку в ее волосы. Другая рука легла на бедро.
— Нет, — хрипло, едва ворочая языком, выговорил он, не давая ей рывком пересечь финишную прямую. — Не двигайся. Не шевелись. О… Иисусе.
Она сжала его внутренними мышцами.
— Иисусе, как ты хороша!
Его пальцы конвульсивно сжались. У нее наверняка останутся синяки.
Но ей все равно!
Мэтт снова проник языком ей в рот, двигая им в том же ритме, в котором двигался в ней. Этого Эми не выдержала и стала вращать бедрами, поднимаясь все выше, еще выше, когда он просунул руку между их телами и стал ласкать большим пальцем нынешний центр ее вселенной.
Она закричала, вцепилась в него и кончила быстро и бурно. Услышала, как Мэтт благоговейно выругался, прежде чем взлететь вместе с ней.
Наконец они успокоились. Блаженно вздохнув, она положила голову ему на плечо. Он прижал ее к себе. Когда его дыхание вновь стало ровным, она прошептала:
— Ты заставил меня забыться.
— Вот и хорошо.
— Правда?
— Всем следует так забываться… и как можно чаще.
Прежде чем ссадить ее с колен, Мэтт ослепительно улыбнулся, легонько шлепнул ее по попке, встал и голым направился в кухню.
— Есть хочу!
Эми расширила глаза.
— Хочешь ужинать в таком виде?
— Да. И ты тоже.
Эми всегда ненавидела, когда ей приказывали, что делать, — сразу хотелось сбежать.
Но она не сбежала. Вместо этого последовала за Мэтью, как послушная влюбленная собачка. На кухне они прикончили сандвичи с жареным сыром. Облокотясь о стойку. Голые.
Мэтт рассказал, как прошел день. Эми не смогла удержаться от смеха, выслушав, как донимали его туристы‑биологи, требовавшие описать жизнь тюленей в холодных ручьях, впадавших в озера. Мэтт с любовью рассказывал о родных, о доброй, но всюду сующей нос матери, спокойном, рассудительном отце. Брате, у которого было уже три дочери, — шутка судьбы, потому что брат всегда был сорвиголовой. Рассказал, как сегодня утром он и Тай выбивали друг из друга пыль под причитания стоявшего в сторонке Джоша…
Ей оставалось впитывать каждое слово и удивляться тому, что он доверяет ей, наслаждается ее обществом и хочет с ней быть. Она не ожидала, что так смягчится. И поэтому молча смотрела на Мэтта.
— Что? — улыбнулся он.
Эми покачала головой, не в силах объяснить, что чувствует в его присутствии. Сверхдозу адреналина, ужас, возбуждение, потрясение… все вместе и сразу.
— Скажи мне, — настаивал Мэтт.
Именно голос. Низкий, спокойный, властный голос заставил ее подчиниться.
— Это было потрясное первое‑первое свидание!
— Первое‑первое свидание? Совсем первое?
— Да, что‑то вроде, — скорчила гримаску Эми.
— Объясни! — потребовал он.
Она открыла было рот, но тут же умолкла. Смутившись, пожала плечами и принялась наливать себе воду. Трудно поверить, но всякая попытка говорить о себе заставляет чувствовать себя куда более голой, чем сейчас.
— Ты до последнего времени была монахиней? — удивился Мэтт.
— Нет, — засмеялась Эми.
— Жила в уединении?
Она снова рассмеялась, на этот раз с легкой горечью.
— Нет, ничего такого. Конечно, у меня были мужчины. Просто никогда не одевалась, чтобы идти на свидание.
— Которое так и не состоялось, — с сожалением вздохнул он.
— Нет, все было чудесно.
Он взял у нее стакан и потянул к выходу из кухни. Они оделись, и он повез ее в Сиэтл, в маленький уютный бар, где играл прекрасный ансамбль. Они танцевали, разговаривали, смеялись и снова танцевали.
Эми впервые была наедине с мужчиной, уделявшим ей столько внимания. И на этот раз не возражала. Она чувствовала себя особенной. Необыкновенной. Лелеемой.
Когда они подъехали к его домику, Эми застенчиво прошептала:
— Классное первое свидание, Лесничий Классные булочки.
Она подалась вперед и нежно поцеловала его.
— Спасибо!
— Не за что.
Он завел прядь волос ей за ухо.
— Но еще ничего не кончилось.
— Нет?
Они вошли на кухню, где нашлись печенье и молоко. Она присела на стойку, он встал рядом.
— Что ты так смотришь?
— У тебя крошка…
Мэтт лизнул уголок ее губ и воспользовался предлогом, чтобы зацеловать до умопомрачения.
— Так это заговор! — догадалась Эми.
— Угу.
Он стал ее раздевать, пока она не осталась голой. И едва не завизжала, ощутив под ягодицами холодную поверхность стойки.
— Но это негигиенично!
Он улыбнулся и разделся сам, отчего сердце Эми едва не вырвалось на волю.
— Чудесно! — похвалила она.
Он раздвинул ее ноги. Встал между ними. И она забыла о холоде и негигиеничности…
Он нежно откинул ее голову и стал целовать в шею.
— Снова? — выдохнула она, растаяв, когда он стал посасывать нежную кожу.
— О да, снова. И еще снова…
— Но мы ходить не сможем!
Он укусил ее за ключицу и скользнул губами по груди.
— Я буду так ласкать тебя, что забудешь обо всем.
Ученые обнаружили, что шоколад вызывает в мозгу такие же реакции, как марихуана. Ученые также обнаружили и другие сходства между этими веществами, но я не могу вспомнить, какие именно.
Наутро Мэтта разбудил звон будильника. Он был один. Ничего необычного, напомнил он себе и встал.
Час спустя он и Джош уже свисали с обрыва. Еще не совсем рассвело, и Джош был зол и раздражен, потому что успел поспать три часа из‑за чрезвычайно трудного дежурства в приемном покое.
Мэтту не удалось поспать даже три часа, но он не был зол и раздражен. Может быть, немного выведен из себя. Он понятия не имел, что делает с Эми. Кроме разве того, что заставляет ее выкрикивать его имя в тот момент, когда она лежит под ним. В этом ему нет равных.
— Заткнись, — буркнул Джош.
— Я и слова не сказал.
— А это необязательно. Твоя довольная ухмылочка говорит за себя. Громко. Хоть бы имел сочувствие к тем, кто такого лишен.
