Лора попыталась представить себе это, но не смогла – ей просто не хватило жизненного опыта. Она зажмурилась и потрясла головой.
– Ты защищал свою мать!
– Начал с этого, но потом я просто хотел его смерти. Я хотел убить его! Это было внутри меня! Я прикончил бы его, если бы мать меня не остановила. И когда я стоял над ним на коленях, она, прикрывая рукой разбитое им же лицо, велела мне убираться прочь…
– Майкл!
– Она сказала, что я не имею права вмешиваться. Она много чего сказала мне тогда, так что я убрался и оставил ее с ним.
– Майкл, я уверена, она не хотела прогонять тебя! Она просто была расстроена и напугана, ей было больно…
Как может мать, любая мать, выгнать своего ребенка?! Непостижимо!
– Лора, она прекрасно понимала, что делала; понимала, что значит каждое ее слово. Много позже она собралась с духом и избавилась от Ладо. Очевидно, потому, что встретила Фрэнка. Но к тому времени меня уже не было. Практически я так и не вернулся… А знаешь, где я провел ту ночь, когда ушел из дома?
– Нет…
– Я пошел в Темплтон-хауз! Не знаю почему. Просто само собой получилось. Миссис Уильямсон была на кухне. Она засуетилась, отмыла меня… Она разговаривала со мной и слушала меня! И кормила печеньем. – Майкл глубоко вздохнул и потер лицо руками; до этого момента он не сознавал, как глубоко отпечаталась в его памяти та ночь. – Вероятно, она спасла мне жизнь. Не знаю, что бы я делал, если бы ее там не оказалось. Она сказала, что я должен сам строить свою жизнь. Она не говорила о чувстве ответственности, о том, что передо мной масса возможностей… Просто: «Мальчик, ты должен строить свою жизнь».
– Она всегда любила тебя, Майкл.
«И вполне заслуженно», – вдруг поняла Лора. Он заслуживал заботу и понимание. Бедный, потерянный мальчик…
– Она была первой женщиной, которую я полюбил!
Майкл вырвал еще одну соломинку и стал жевать ее, чтобы убить страстное желание закурить. И, если бы он смог представить, что подумала Лора, услышав эти слова, то не просто удивился бы, а пришел бы в ужас.
– Возможно, последней, – добавил он. – Она отправила меня в конюшню и привела Джоша. Мы с ним проговорили всю ночь. Всю эту проклятую ночь! Каждый раз, как мне приходила в голову очередная бредовая идея, он приводил меня в чувство своей адвокатской логикой. На следующий день я подписал контракт и оставался в конюшне до самого выхода в море.
– Здесь? Ты прятался здесь?! Джош ни словом не обмолвился…
– Вероятно, он уже тогда понимал, что отношения с клиентом должны быть конфиденциальными. И он всегда понимал дружбу. Миссис Уильямсон приносила мне еду. Только ей и Джошу я потом писал письма, и это она сообщила мне, что мать выгнала Ладо. Думаю, миссис Уильямсон ходила к матери, но я никогда не спрашивал.
Майкл покачал головой, пытаясь прогнать горькие воспоминания, и ухмыльнулся.
– Знаешь, ее печенье – раз в месяц приходил целый ящик – завоевало мне славу на корабле. Однажды, совершенно проигравшись в покер, я поставил на карту ее посылку и вышел из игры при деньгах.
– Она была бы рада это услышать. – Лора нерешительно коснулась руки Майкла. – Должна сказать, что любой, кого миссис Уильямсон берет под свое крылышко, заслуживает этого. Она распознает дураков и подлецов и не терпит их. Ты хороший человек, Майкл.
Он внимательно посмотрел ей в глаза и улыбнулся.
– Я мог бы оставить тебя в этом заблуждении, чтобы побыстрее затащить в постель… Нет, Лора, я не хороший человек, но по крайней мере честный. Я рассказал тебе то, что доверил лишь двум другим людям, потому что считаю: ты должна знать, во что ввязываешься.
– Я уже решила – и по самым разным причинам – ни во что не ввязываться.
– Ты передумаешь! – Он самоуверенно подмигнул ей. – Вот увидишь.
И в этот момент у кобылы отошли воды – хлынули, мгновенно пропитав соломенную подстилку.
– Пора! – нервно воскликнул Майкл. – Держи ей голову.
Лора встрепенулась. От усталости не осталось и следа. Первый поток вод не испугал ее – как и жалобное ржание, и полный страха и боли взгляд. Все это было естественной частью процесса. Процесса, в котором она дважды принимала самое непосредственное участие и страстно желала поучаствовать снова…
Отбросив все лишние мысли, Лора с головой ушла в происходящее: выполняла отрывистые приказы Майкла, иногда командовала сама.
– Вот он! Держись, Дорогуша. Скоро конец. – Майкл бросился на колени, на пропитанную кровью и околоплодными водами солому; появились тонкие, длинные передние ножки. – Я помогу ей, поверну немного. Где эта чертова голова?! Ты крепко держишь?
– Да. – Пот стекал ей на глаза. – Скорее! У нее уже нет сил!
– Он выходит. – Майкл ухватился за скользкие конечности и стал поворачивать плод; голова обнаружилась между передними ногами. – Ну, давай, Дорогуша! Еще чуть-чуть. Еще капельку…
– О господи! – Жеребенок выскользнул, и по лицу Лоры, смешиваясь с потом, потекли слезы. – Вот он!
Мокрый жеребенок еще был связан с матерью пуповиной. Как ни хотелось Майклу поскорее освободить новорожденного, он вместе с Лорой ждал, пока пуповина разорвется сама, как предусмотрено природой.
Некоторое время не было слышно ни звука, кроме тяжелого дыхания кобылы, а затем раздалось восхищенное ржание, когда она поняла, что у нее есть ребенок.
– Он прекрасен, – прошептала Лора. – Просто прекрасен!
– Это она, – ухмыльнулся Майкл, стирая пот с лица. – Лора, у нас девочка. Прелестная девочка. Благослови тебя бог, Дорогуша! Посмотри, кого ты произвела на свет.
Дорогуша посмотрела и, повинуясь материнскому инстинкту, поднялась на ноги и стала облизывать жеребенка.
– Каждый раз – как чудо! – прошептала Лора, отодвигаясь, чтобы не мешать матери и новорожденному. – Но у тебя не будет производителя. Ты не разочарован?
– Главное – у нее четыре ноги и хвост. И она гнедая, в мать.
– И ничего твоего. – Лора засмеялась, наслаждаясь счастливым выражением лица Майкла, и торжественно протянула руку. – Поздравляю, папочка!
– К черту насмешки!
Он притянул Лору к себе и жадно прижался губами к ее губам.
Она задохнулась. У нее закружилась голова. Они провели бессонную ночь и теперь стояли на грязном сене, покрытые потом и кровью, в спертом воздухе… Но их объятия были полны надежды, гордости, ликования!
Сначала Майкл хотел только разделить с Лорой пьянящую радость, поблагодарить за то, что она разделила с ним эту ночь. Но он утонул в ней, в ее жарком желании, в шелковистых руках, цеплявшихся за него, словно она висела над пропастью и он был ее единственным спасением.
Он шептал что-то отчаянное, безрассудное; его руки сжимали ее бедра и грудь. Он чувствовал себя ее хозяином и повелителем, а она металась, изгибалась, стонала…
