— Так он здесь поэтому был? Признавался тебе, что у него новая любовница?
— Он любит Кристину…
— Но встречается с другой. Здесь все на виду, и уже ходят сплетни. Если тебе хоть что-то известно, лучше признайся.
О, это уже кое-что! Он явно не верит, что она новая возлюбленная Майка. С каким наслаждением она выложила бы ему, что это его дражайшая, не по годам шустрая невеста встречается с Май-ком за спиной у Кристины, но, разумеется, она не может этого сделать, если не хочет упасть до их уровня.
— Иди к черту, Фелипе! Можешь думать все, что твоей душе угодно. От меня ничего не узнаешь!
— Это Бьянка, верно? — Он шумно выдохнул. — Господи, нет, я убью негодяя!
Он повернулся к двери, но Джемма бросилась за ним и вцепилась ему в руку.
— Оставь, Фелипе. — Облизав пересохшие губы, она подумала: ну зачем ей впутываться во все это? Но Майк ей нравился, и единственной его виной было то, что он позволил Бьянке зайти так далеко. — Майк не виноват. Он искренне любит Кристину… — Она беспомощно замолчала. Сказано достаточно, чтобы понять, что речь идет о Бьянке. Да ей-то какая разница? Ведь из них никто не принимал в расчет ее чувства?
— Хочешь сказать, что это Бьянка сама заигрывает с Майком? — В его голосе, глухом, низком, она услышала недоверие.
— Я этого не говорила, — возразила Джемма. Что бы она ни сказала, ей не выиграть. Она всего лишь порочная шлюха с севера — и больше ничего. — Не желаю принимать в этом участия. Я устала. Оставь меня.
Фелипе возмущенно фыркнул.
— Полагаю, от тебя большего и нельзя было ожидать. Сеешь семена раздора, а потом отходишь в сторону, чтобы они расцвели пышным цветом в умах окружающих.
Джемме пришлось рассмеяться.
— Ладно, беру на себя полную ответственность. Это все моя вина — может, теперь ты уйдешь и позволишь мне капельку отдохнуть?
— Так Бьянка заигрывает с Майком? — в ожидании ответа он схватил ее за руку.
— А если да — это будет для тебя ударом ниже пояса, не так ли? — ощетинилась Джемма.
В его ответном взгляде сверкнул такой яростный огонь, что она испугалась.
— В этом доме я страдаю, только когда нахожусь от тебя в пределах досягаемости. Кулака, — радость моя, — съязвил он.
У Джеммы дыхание застыло в груди. Да когда настанет конец всему этому?! Она принялась буквально отдирать его пальцы от своей руки.
— Ты пережал мне вену… А мне завтра нужно закончить портрет…
— Так быстро? — Он ослабил хватку — но лишь затем, чтобы пристроить ее в своих руках поудобнее. Сама не заметив как, она оказалась в его объятиях. — Тогда нам нужно многое успеть, — жарким выдохом Фелипе обжег ее губы.
О Боже, он все еще не сдался! Волна огня прокатилась по телу Джеммы — от макушки до кончиков пальцев. Боль раздирала ее сердце, воспламеняла каждую клеточку ужасом, когда Фелипе скользнул ладонями по ее спине, обхватил бедра и с силой прижал ее к своим. В момент кошмарного, электризующего прикосновения их тел Джемма открыла рот, чтобы завизжать, но из ее груди не вырвалось ни звука — и тут же объятия разжались, и ей показалось, что ее выбросили из самолета с высоты тридцати тысяч футов и она летит, кувыркаясь в воздухе.
Джемма открыла затуманенные глаза, не вполне понимая, жива она еще или уже мертва. Она увидела удаляющуюся фигуру Фелипе и Марию — да благословит ее Господь, — вошедшую с подносом в руках.
Кровь в венах Джеммы возобновила свой бег. Дрожа всем телом, она отвернулась к раковине, а Мария стала расставлять ужин на столе. Потом подошла к ней и, горя от смущения, сказала:
— Я быть виновата, Джемма. Мне нужно стучать. Я не хотеть…
Джемма выдавила улыбку.
— Неважно, Мария. — Вы спасли мне жизнь, добавила она про себя. Но что же Мария теперь будет думать? Она знает эту семью, знает, что Бьянка обещана в жены Фелипе, знает, что между ней и Фелипе что-то происходит… Джемма тяжко вздохнула. Ей хотелось вернуться домой, уехать подальше от всего этого кошмара.
— Он быть почти готов, — прокомментировала Мария, взглянув на портрет Агустина, и Джемма не могла не оценить ее тактичность. Может, именно это качество помогло ей просуществовать столько лет в этой ненормальной семье. — Это быть забавно.
Джемма нахмурилась.
— Что вы хотите сказать — забавно?
— Он быть, как вы.
Джемма побледнела и опустилась на кушетку, чтобы не упасть прямо на пол. Ей и на мгновение не приходило в голову… Она уставилась на холст. Нет, невозможно… но это правда. Она вдруг увидела его, это сходство. Довольно отдаленное — что-то в разрезе глаз, в очертании скул…
— Думаю, художник всегда вкладывает частичку себя в свои работы, — с трудом проговорила Джемма. Ее губы, казалось, сами по себе складывались в слова. Она взяла с подноса салфетку и уставилась в тарелку невидящими глазами. Мария заметила — может, и еще кто-то? Нет, невозможно. Она сама не замечала, пока ей не указали На это сходство… — Мария?
— Si. — Женщина отвернулась от портрета. В глазах у нее светилась такая тревога, что Джемма проглотила вопрос, который вертелся у нее на языке. Вместо этого она произнесла:
— Не переживайте насчет Майка и Кристины. Они очень любят друг друга, и у них все будет хорошо.
Мария, кивнув, улыбнулась.
— Si, я знать, но… но вы и Фелипе… — Она покачала головой, как будто понимая всю бесполезность слов. — Я видеть, Джемма, но я нет понимать. Я видеть любовь…
— Не нужно, Мария, — взмолилась Джемма.
Как она могла увидеть любовь? С момента ее приезда сюда, в этот дом ужасов, их стычки не прекращались.
Джемма вернулась к тому вопросу, который давно собиралась задать.
— Мария, вы знаете эту семью очень давно. Мать Фелипе — кто она? — После всего, что на нее вылил Фелипе, ее продолжало мучить любопытство. А может, она просто пытается отвлечься от предательских мыслей о Фелипе, которые молниями вспыхивают в ее сознании?
Мария пожала плечами и поставила кипятить воду для кофе.
— Я не знать, никто не знать. Мы только знать, что она быть плохая женщина.
— Она бросила сына на отца? — Джемма полагала, что в этой гордой стране подобный поступок и назывался плохим.
— Нет, его отец, он тоже быть плохой… Агустин — плохой? Ну уж нет — он же дал сыну все, что было в его силах.
— Родители Фелипе продавать наркотики на улицах Богота. Фелипе, ребенок, он принимать наркотики. Он сильно больной, худой, бедный, он умирать, если сеньор де Навас…
У Джеммы до боли расширились глаза. Где-то в глубине росла надежда.
— Мария, — жалобным, хриплым голосом прошептала она, — вы хотите сказать, что Фелипе Агустину не сын?
Мария отрицательно покачала головой, и соломинка, за которую так отчаянно схватилась Джемма, выскользнула из ее рук.
