— Еще?
Аманда согласно кивнула. Между поцелуями они угощали друг друга лакомыми кусочками из корзины. Она пресыщено наблюдала, как Слоан разлил по фужерам остатки шампанского.
— Мы опоздаем на séance.
— Нет. — Слоан поудобней устроил ее у своей груди. — Коко решила, что флюиды сегодня явно не те. Какие-то астральные помехи от темных сил.
— Очень похоже на мою рассудительную тетю.
— Теперь она хочет дождаться последней ночи новолуния. — Он уткнулся в шею любимой. — Мы можем остаться здесь на всю ночь.
Аманда начинала верить, что для него нет ничего невозможного.
— Это станет моим первым ночным пикником.
— После того, как поженимся, сможем регулярно их устраивать.
Аманда вздрогнула от неожиданности, и шампанское выплеснулось на ее руку и его ногу.
— Полегче, Калхоун, не трать впустую хорошее вино.
Аманда постаралась вывернуться и взглянуть ему в глаза.
— Что ты имеешь в виду — поженимся?
— Ну, знаешь, когда мужчина и женщина становятся мужем и женой, что-то вроде этого.
С предельной осторожностью Аманда отставила бокал. Как все просто, подумала она, одновременно запаниковав и разозлившись. Все, как она ожидала. Седлай коней, Калхоун. Мы поженимся.
— И что натолкнуло тебя на идею с женитьбой?
Слоану очень не понравилось, что вернулась морщинка между ее бровями.
— Я люблю тебя, ты любишь меня. Так что все логично, Аманда. С моей точки зрения следующим шагом должна стать свадьба.
— С твоей точки зрения это, может быть, и шаг, но с моей — большой прыжок. И с чего ты решил, что я соглашусь?
— Почему нет?
— Потому что — нет. Во-первых, в ближайшие годы я не планирую замужество. Я хочу сделать карьеру.
— Почему одно противоречит другому?
— По многим причинам. Ты уже разрушил мою целеустремленность, заставил пересмотреть приоритеты. — Поняв, насколько глупо это звучит, Аманда замолчала и провела рукой по волосам. — Посмотри на меня, — потребовала она, — просто посмотри на меня: сижу на полу в кладовой — голая — и спорю с мужчиной, которого знаю всего лишь две недели. Это не я.
С вводящей в заблуждение расслабленностью Слоан окинул взглядом всю Аманду, потом снова вернулся к лицу.
— Черт, и кто же это тогда?
— Не знаю. — Сама не своя Аманда схватила спортивные штаны и начала натягивать. — Я уже не знаю, кто я, и это твоя вина. Ни единой здравой мысли в голове с тех пор, как ты столкнулся со мной на улице.
— Это ты столкнулась со мной.
— Без разницы. — Потрясенная до глубины души, Аманда рывком надела толстовку через голову. — Я мечтаю, вместо того чтобы работать. Занимаюсь с тобой любовью, вместо того чтобы выполнять домашние дела. Голышом развлекаюсь на ночном пикнике, вместо того чтобы разбирать бумаги. Пора остановиться.
— Возможно, мне стоило треснуть тебя этой бутылкой по упрямой башке, вместо того чтобы поить шампанским. — Слоан расстроено поскреб голову. — Почему бы тебе не присесть, Калхоун, и все спокойно не обсудить?
— Нет, я не буду садиться. Ты снова начнешь приставать ко мне, и я не смогу думать. Я не позволю тебе планировать оставшуюся часть моей жизни, не посоветовавшись со мной и даже не поинтересовавшись, чего я желаю. Я сама размечу свой жизненный путь.
Тут уж подскочил Слоан, голый и разъяренный.
— Ты бредишь от страха только потому, что я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж.
Дыхание со свистом вырывалось у нее сквозь стиснутые зубы.
— Ты мелешь чушь. — Аманда схватила ближайшую вещь, попавшую под руку, и в завершении тирады швырнула в невежу свои очки. — Полную чушь. — С этими словами зашагала к выходу, с проклятьями поборола замок и сумела открыть дверь. — Можешь забрать свое невероятно романтичное предложение и засунуть его…
Жаркий и туманный день был словно создан для наслаждения. Кристиан удивил меня небольшой корзинкой с вином и холодной ветчиной. Вместе мы устроились среди бурьяна рядом со скалой и наблюдали, как внизу скользят теплоходы. Свет казался золотистым, будто кто-то лил его из наполненного золотом кувшина. Но когда я с ним, так бывает всегда. Эта прекрасная послеполуденная иллюзия состоит только из солнечного света и теплого ароматного воздуха, и счастья.
Мы говорили обо всем и ни о чем, пока он делал с меня набросок. С начала лета он уже нарисовал два моих портрета. Рискуя показаться нескромной, могу сказать, что он заставил меня выглядеть красавицей. Да и разве может быть некрасивой влюбленная женщина? Ведь именно его глаза изучали меня, его руки изображали мое лицо, волосы. Чувства водили его кистью.
Если бы я уже не осознавала, как глубока и искренна его любовь ко мне, то разглядела бы ее в созданных им картинах.
Кто-нибудь купит мой портрет у него? Такая возможность печалит. И одновременно порождает гордость. Это один из способов, которым я могла бы, наконец, объявить о своих чувствах. На какой-нибудь уютной стене будет висеть портрет женщины, глаза которой светятся любовью к мужчине, рисующему ее.
Я уже писала, что мы говорили обо всем и ни о чем. Мы не замечали, как быстро дни превращаются в недели. Так мало осталось этих драгоценных недель, и потом я буду вынуждена покинуть остров и Кристиана. Думаю, на этот раз что-то умрет во мне.
Сегодня мы с Фергусом посетили званый ужин с танцами. Муж выглядел очень веселым, хотя все вокруг говорили о войне. Он говорил, что умные мужчины всегда знают, что будет война, и сколько денег можно на этом заработать. Меня ошеломили его слова, но он просто отмахнулся от моего возмущения.
— Твое дело — думать, как тратить деньги, а мое — как их делать, — сказал он.
Я очень расстроилась, потому что вышла за него замуж не из-за денег и до сих пор остаюсь с ним тоже не из-за богатства. И то и другое — из чувства долга. Но все же я живу под его крышей, ем его пищу, бездумно принимаю его подарки. Поэтому мою совесть беспокоит, что я ценю маленький пикник Кристиана гораздо больше, чем все роскошные обеды, оплаченные Фергусом.
И поскольку мужу нравится, когда я надеваю изумруды, я еще не запрятала их. Они лежат в тени от лампы и подмигивают мне, напоминая о моих печалях и радостях.
Если бы не дети… но я не могу думать об этом. Дети существуют. Какие бы грехи я ни совершила, я никогда не покину их. У них есть свои потребности, которые ни Кристиан, ни я не имеем права игнорировать. Я верю в глубине души, что они станут мне утешением. Будучи трижды благословенной ими, неправильно тосковать о ребенке Кристиана, и я никогда не должна даже помышлять об этом.
