– Он крепкий? Предпочитаю что-нибудь безалкогольное.
Вильям заверил, что это свежий деревенский продукт, всего лишь сок, выжатый из свежих яблок.
Очень вкусно. Она хотела пить. За время, меньшее, чем она могла предположить, хозяин повалил ее на софу, но даже во внезапном состоянии опьянения, Эми чувствовала отвратительный запах. Так мог вонять гниющий мусор. Или дохлая кошка.
– Я хочу тебя! Я хочу тебя!
– Ну, а я не хочу вас!
Она хотела лишь выбраться отсюда. Чтобы кто-нибудь спас ее. Ник Элбет? У него медовый месяц. Лу Хамфриз? Все это случилось из-за Лу. Из-за злости, что он позволил какой-то девице отвечать по телефону, когда почти помолвлен с ней.
– Я знаю, ты хочешь меня! Отвечай! Я чувствую, как ты хочешь меня! Скажи, что хочешь меня, скажи!
С силой настоящего атлета Эми оттолкнула его и вскочила на ноги. Сидр ударил в голову. Вильям наступал на нее, держа в руках свой галстук.
– Я привяжу тебя и заставлю, заставлю выполнять мои приказания! Это то, чего хотят женщины, то, чего они заслуживают, мерзкие маленькие создания!
Каким-то образом ему удалось связать ее запястья галстуком, но потом, после глубокого вдоха, который прояснил ее создание, Эми ударила обезумевшего насильника в пах коленом и стукнула связанными руками по колену.
В такси она размышляла, как быстро удастся улететь в Бостон. Ник Элбет прав. Она, на самом деле, птенец. Она еще не готова к большим полетам. Ей нужна безопасность гнезда и постоянное ощущение семейного единства, заботы и любви.
Она не должна винить Лу за его поведение, это ее ошибка. Она покинула жениха ради какой-то романтической мечты о карьере по британской истории и архитектуре. Эми ждала, что каждый, включая сэра Вильяма, будет предан этому предмету, и страстно желала, чтобы ее приняли в их веселую компанию. А ей, всего лишь показали несколько исторических домов, которые можно было прекрасно осмотреть самой, прочитали несколько лекций по уже известному ей материалу, и продемонстрировали старый галстук, которым она предпочла бы лишить чувств обнаглевшего хозяина.
Она принадлежит Лу. Ее будущее рядом с ним. Эми так и скажет ему, как только самолет доставит ее к нему. А если девица откроет дверь, она позаботится и об этом.
Джорджине по-настоящему недоставало ее американок. Дом в Челси Мьюз стал без них таким пустым и тихим. С деньгами, полученными от выручки в лавке, и планами усовершенствования дела, она открыла в себе врожденный коммерческий талант. Она была рада Моне и Эми не только из-за составленной ими товарищеской компании, но и за возможность обсудить приемлемые для американских туристов условия отдыха.
Тем не менее, одним сентябрьским днем, когда Ник Элбет заглянул на огонек, Джорджина отметила, что жизнь в доме без гостей имеет очевидные преимущества.
Решения, решения…
Билл Нел сказал, что если она хочет сделать рывок от озвучивания к съемкам камерой, то должна изменить форму носа. За годы, прошедшие после их встречи в Лондоне, он более чем укрепил свою веру в уникальные свойства голоса Моны. Оказалось, она великолепна в специализированной области радио– и телерекламы, обладая сверхестественной способностью говорить любыми голосами, от несмышленого малыша до восьмидесятилетней старухи, от, ворчливой домохозяйки до жеманной шлюхи, и озвучивать неодушевленные предметы типа витаминов, замороженных обедов, унитазов, а в одном, особенно доходном ролике – полярного медведя, приглашающего посетить Аляску.
По мере расширения репертуара рос и спрос на ее услуги. Талант к диалектному говору обеспечил немало контрактов с региональными заказчиками. Она воспроизводила не только различные манеры американского произношения, но и быстро научилась подделывать французский, немецкий и испанский акценты для рекламы международных товаров – прохладительных напитков и электронной техники.
Сногсшибательно, что она добилась успеха и с британским произношением, отлично переняв английскую манеру разговора. Ливерпульский акцент взяла у «Битлз». Ее великолепный светский тон беседы сквозь сжатые зубы основывался на общении с Джорджиной и Ником и заработал массу благоприятных отзывов за воплощение британской аристократичности с тонким юмором.
Денежки текли, суммы, остававшиеся после вычета налогов, были почти неприличными. Довольно часто ее мысли обращались к словам Джеймса Дина в «Великане», когда заработала его нефтяная скважина: «Я богатый мальчик!» Да, она почти богатая девочка и старается действовать благоразумно. И быть благодарной. Она, видимо, круглая идиотка, если не очень счастлива от подобной судьбы. И, возможно, полная свинья, что несчастна во всем остальном.
Когда бы она ни завела разговор о страстном желании настоящей актерской роли, мать всегда обрывала напоминанием, подходящим для капризных детей. «По улицам бродят тысячи актрис. Истощенные до смерти. Работающие официантками. Мойщицами машин. И даже хуже! (обе понимали, что это значит). Благодари Господа за то, что ты имеешь!»
И она, действительно, благодарила Бога, но хотела сыграть Порцию или Бланш, любую из киноролей Ширли Маклейн или, в конце концов, Барбары Стрейзанд.
– Барбаре Стрейзанд не нужна операция на носу, ты согласна?
Это был постоянный аргумент Билла.
– Камера любит Барбару Стрейзанд. Этого, Мона, ты не можешь отрицать. Тебя камера не любит. Ты ей нравишься, но это не любовь. В таком деле нет гарантий. Ты должна выкинуть идею сниматься с таким носом в качестве Моны Девидсон.
Мона слышала еще об одной причине, по которой Барбара Стрейзанд не сделала пластическую операцию – она ужасно боялась за свой голос. Голос Моны, возможно, не сравнится с этим голосом, но ведь он ее хлеб, правильно? Ее золотой гусь, которого не стоит убивать.
Решения, решения… Мона приняла еще одно решение. Билл Нел, ее менеджер, агент, советчик и лучший в мире друг, был единственным человеком, которому она могла довериться, поплакаться в жилетку. Отец Моны умер, и хотя мать с молчаливым неодобрением отнеслась к идее дочери, она все-таки попросила Билла быть посаженным отцом на ее свадьбе с Брентом Вильсоном.
Именно к Биллу прибежала Мона посреди ночи, когда Брент дал ей по носу, крича:
– Прекрати вечно ныть об операции! Хочешь изменить нос? Так получай же!
Три месяца назад, после того, как она обнаружила следы губной помады на рубашке Брента, Билл терпеливо объяснил ей все перепетии развода и был даже посредником Брента, умолявшего Мону о прощении. Но она решила довести развод до конца и вдруг узнала, что беременна. Через несколько минут после получения результата анализа, из Провиденса позвонила Эми Хам-фриз, чтобы пригласить их с Брентом на первый день рождения своей дочери Сэнди.
