И вот тут его накрыло очередной волной, снося все напрочь. Он разбивал все, что попадалось ему на пути, хватал и швырял в сторону, кулаки разбивал в кровь о стены. А потом пришла апатия. Он лежал навзничь и четко осознавал: Он никогда ей не был нужен. Кому нужен такой моральный урод? Да к тому же еще и псих!
«Да не был нужен», — повторил он сам себе. — «Она даже ни разу за эти полтора года не позвонила мне сама», — заметил с досадой.
— Вот так вот, — пробурчал сам себе под нос и тоже вышел из квартиры.
«Надо эту хату продать», — решил он в глубине сознания. Здесь в омертвевшем вдруг доме ему находиться больше не нравилось.
Глава 10
От всех мрачных мыслей Сергея спасала, как всегда, работа. Работал он, по обыкновению, исправно, усердно и неустанно. С маниакальной одержимостью брался за все дела, лишь бы не думать, не вспоминать и не сожалеть. Первое время так и жил прямо в офисе. А потом решил, что хватит страдать ерундой — не пёс же он бездомный. И с азартом начал изучать рынок недвижимости. В этом вопросе он тоже погряз по уши. С особой принципиальной тщательностью и придирчивостью выбирал себе жилье. Он осмотрел уйму новостроек и, похоже, изучил уже все планировки квартир и домов, и, наконец, остановился на небольшом уютном «таунхаусе». Уютным его пока, конечно, сложно было назвать из-за черновой отделки, но Сергей уже мысленно накидал, где, что и как в его новой берлоге будет обставленно. Осталось выложить все мысли дизайнеру. Новая забота с головой охватила его.
А в начале марта, когда солнце начало по-весеннему припекать, в один из дней, он появился на пороге Дашкиного общежития.
Он надвигался на нее, а она, широко раскрыв раскосые глаза, заворожено смотрела на него.
— Привет, Заяц! — улыбнулся он ей во все зубы. — Ты уже отдохнула?
Они снова ютились на «общажной» койке. Успев отвыкнуть от долгих насыщенных бессонных ночей, Даша, растратив все силы, сладко засыпала в Серёгиных объятьях.
— Спи, Заяц, спи, — шептал он ей, — засыпай моя хорошая. Моя любимая девочка.
Прикрыв глаза, она, как всегда, доверчиво впускала его в себя, балансируя между сном и явью.
— Спи сладкая, — нежно продолжал шептать он, целуя ее затылок, а сам продолжал неспешные движения. — Вот так! Умница! Сейчас будет хорошо, — не сомневаясь, обещал он.
Еще несколько тягучих движений — и она дернулась в наслаждении. Следом горячая струя напором разлилась в нее.
— Вот так вот, Заяц. Ты — мой! — шепнул он ей и сам блаженно засопел, крепко обнимая.
«Так надо!», — отметил он, засыпая.
Сергей снова бесцеремонно ворвался в Дашкину жизнь, целиком и полностью заполняя ее собой. Через месяц Даша уже не выдерживала его безграничной любвеобильности. Хоть и ела, казалось, восполняя все калории, все равно спала на ходу. Ночью ее почему-то стала мучить жажда, она хлебала жадными глотками воду и никак не могла напиться. А однажды утром поняла, что заболела совсем. Сжавшись в комок, она сидела на кухне в маленькой съемной квартире — в новом «таунхаусе» ремонт шел полным ходом. Дашку знобило.
— Чай, кофе? — участливо предложил ей Сергей, ставший последнее время подозрительно слишком добрым и услужливым. Она недовольно поморщила нос. Ее сильно мутило. — Может бутерброд, сыр, колбасу, икру? — продолжил он заботливо.
На последнем слове Дашка сорвалась и нагнулась над раковиной, ее вырвало.
Ослабшие ноги подгибались, руки не переставая дрожали, да и все тело потряхивало. Дашка думала, что скоро умрет от бессилия и невыносимой тошноты, а Сергей, стоя сзади, бережно, аккуратно собирал ее волосы и нежно целовал в макушку.
— Все хорошо, Заяц. Дай я тебя умою, — успокаивал он, споласкивая ее лицо холодной водой, а она мычала и ее снова выворачивало. — Дашка, ты у меня самая хорошая девочка, — не обращая внимание на разливающуюся по раковине едкую желчь, продолжал уверять Серёга.
Отплевавшись, она подозрительно оглянулась на него. На его лице застыла легкая ухмылка и наглый взгляд.
— Заяц, ты — мой! — проговорил Сергей зловещим голосом.
Он ее обнимал, а она скулила, вытирая слезы о его грудь.
— Ну что ты плачешь? Ты будешь самый красивый толстый Заяц. И у тебя будет смешной зайчонок, — смеялся он.
Ему было смешно, а она жалобно подвывала:
— А как я буду учиться? — причитала она. — Мне еще целых полтора года.
— Тебе не надо учиться, Заяц, ты и так самый умный Заяц на свете.
— Я не хочу, — упрямо твердила она и снова заливалась слезами.
— Даш, я тоже не хочу. Но что делать? Ты постоянно пытаешься от меня убежать. То на других мальчиков смотришь, то вдруг внезапно устаешь от меня. Так нельзя. Ты — моя. Не надо от меня уходить. Мне это не нравится. Ты должна быть со мной.
— Я буду с тобой, только давай без ребенка. Я честное слово никуда не уйду.
Он тяжело вздохнул и чмокнул ее в мокрые от слёз губы.
— Нет, Заяц, ты будешь беременный, босой на этой кухне и я буду тебя трахать, — он усадил ее на столешницу и, задрав футболку, чмокнул в живот. — Зато теперь, Дашка, можно трахаться и не переживать. Как мне надоели эти гандоны, ты не представляешь.
— Да уж, теперь можно не переживать, — Даша снова громко шмыгнула и, спрятав лицо в ладошки, горько зарыдала.
Пережив первый шок, она успокоилась и превратилась в тихого, встрепанного, бледного, осунувшегося, заторможенного зайчика. Даша теперь училась вяло, едва ползая на пары. Замученная токсикозом, превращаясь в незаметную тень, почти все время тихо лежала, куда-нибудь забившись. Когда Сергей возвращался домой, доверчиво тянулась к его рукам, где снова впадала в дрему. Ела она через силу и с большими уговорами, после чего сразу же обосновывалась в туалете. На вопрос: «Может, чего хочется?», — морщилась и мотала головой. Прижавшись к Сергею, равнодушно разглядывала принесенные им проспекты с дизайном интерьера комнат. Ее не интересовал ни цвет, ни мебель, ни в целом стиль. Ничего.
Серёга психовал:
— Что, тебе все равно где ты будешь жить?
Она тяжело вздыхала, брала в руки каталоги, пыталась встряхнуться, но через какое-то время снова зависала, уходя в себя.
— Ты нас тоже бросишь потом? — спросила она однажды, выйдя из такой прострации.
Он удивился и раздраженно вскинулся, сразу переходя на крик:
— Что ты вечно фигню какую-то придумываешь? Дура. Мозги все вытекли, что ли? Я что-то делаю такое похожее на то, что брошу? Бегаю возле тебя. Может, это, может, то? На ручках ношу. Бл*, я даже налево не хожу, хотя наша с тобой интимная жизнь протекает возле унитаза. Что еще надо? Что тебе надо? Достала уже! Ну не могу я ничего сделать, чтобы тебя не тошнило. Я вообще ничего не понимаю. Я не видел еще такого. У Настьки вообще не помню, чтобы какие-то проблемы были при беременности. Разнесло как корову только. И, наоборот, следили чтоб много не жрала. И вообще, к врачу тебе лучше надо. Давай завтра отвезу. Пусть посмотрят.
Дашка, казалось, совсем не вникала в его разъяренную тираду. Сидела с грустными глазами и опущенными уголками губ и несла очередную глупость:
— Ну, ты же их бросил, — плаксиво упрекнула.
Он устало вздохнул, переводя дыхание, терпение было на исходе. Помолчал, чтобы не сорваться ненароком. Сел рядом, обнял.
— Я их не бросал. Там другое. Не надо, Заяц, никогда про них. Их просто уже нет. Совсем нет.
В платной клинике Дашу тщательно осматривали, исследовали, брали пробы, просвечивали, расспрашивали. И диагностировали девятинедельную, вполне удовлетворительную беременность. Выписали витаминчиков, дали некоторые рекомендации, пообещав, что, скорее всего, весь дискомфорт с тошнотой скоро, максимум через пару недель, прекратится.
Дашка долго разглядывала фото с черно-белыми разводами и безмятежно улыбалась. Сергей, бросив беглый взгляд на непонятную размазню, хмыкнул.