— Спасибо, — произношу, напряженно всматриваясь в ее лицо, — ты меня спасла.
Она улыбается. На дне глаз притаилась горечь, но она держит ее под контролем.
Никаких истерик.
— Не чужие люди, — жмет плечами и хочет уйти, но я не отпускаю. Удерживаю ее за локоть.
— Постой.
— Что-то еще?
— С меня ужин в качестве благодарности.
Эльвира скованно улыбается:
— Я подумаю.
Кивает на мою руку, и я разжимаю пальцы, отпуская ее.
Мне тоже надо подумать. Хорошенько так. Обстоятельно. Может, уже хватит заниматься херней и пора снова брать свою жизнь под жесткий контроль.
Глава 16
Лера
На следующие утро мне страшно подходить к зеркалу. На лице — черные подтеки от туши, потому что не умылась, на голове — не пойми что. Все мои вчерашние попытки быть красивой и достойной, улетели псу под хвост. Я была все такой же, как и раньше. Рыжей, кудрявой Леркой, за которую мне было очень стыдно.
Этот стыд просто вымораживал. Я никак не могла переключиться и перестать думать о том, что вчера наделала. В груди творилось не пойми что. Будто гвоздей засыпали, перетряхнули и оставили мучиться. Щеки не просто калило. Они пылали! А перед глазами то эта бледная беременная Вероника, то любопытные лица гостей, то Демид.
Как он на меня вчера смотрел…
Думала, что прибьет прямо там. Не знаю, как сдержался.
Меня напрягает эта сдержанность. Я привыкла сразу выяснять отношения, выплескивать, чтобы этот яд не копился в сердце, чтобы не гонять и не накручивать еще больше. Барханов не такой. К него внутри три бетонных забора и колючая проволока, за которыми он удерживает свои эмоции.
Я боюсь, что он будет думать-думать-думать, анализировать своими хладнокровными мозгами и, в конце концов, надумает что-нибудь ужасное. Поэтому собираюсь приложить все силы, чтобы этого избежать.
Звоню. Он не отвечает. Ни в девять утра, ни в десять, ни в час.
Приходится ставить крест на совместном обеде, на который я так рассчитывала.
Мы бы поговорили, помирились, я бы залезла к нему на ручки и урчала, как довольная кошка.
На сообщения он тоже не отвечает. Они так и висят непрочитанными.
Мне уже страшно. Вдруг я в черном списке? Вдруг он уже все решил?
На нервной почве болит голова, мутит, и перебои в работе сердца. Оно то замирает, то несется вскачь, как ненормальное.
Я готова бежать к нему на работу, но вряд ли меня пустят внутрь. Да я и не знаю, где в том огромном здании искать Демида.
Он мне нужен! Срочно! Я помру, если не услышу его голос. Поэтому продолжаю атаковать телефон звонками и сообщениями. Нервно кусаю губы, когда пишу ему.
Вздрагиваю от каждого входящего сообщения или звонка, но это по-прежнему не Барханов. Меряю свою комнату шагами из угла в угол. Чувствую, как между нами что-то натягивается, дрожит, рвется.
Крутит. От страха и беспомощности.
Тем временем мне пишут девочки и приглашают на вечеринку. Глупые, какая может быть вечеринка, если сердце не на месте, и больно дышать? Они меня не понимают. По-моему, даже обижаются, но сегодня мне плевать. Я снова выбираю Демида.
Около пяти, я срываюсь. Меня душат стены, раздражает сестра, которая докапывается почему я мрачная и взвинченная, поэтому собираюсь и сбегаю из дома.
Сама не замечаю, как оказываюсь на набережной. Там, где прошло наше первое «свидание» с Демидом. Хожу по той же дорожке, останавливаюсь в тех же местах и вообще не понимаю, что происходит вокруг. Будто в мыльном пузыре, за которым кипит жизнь, а внутри вакуум.
Я нахожу свободную лавочку, тяжело опускаюсь на нее и снова лезу в сумочку за телефоном. За последние полчаса я проверила его уже сотню раз, но все-равно не могу остановиться. Это как навязчивая идея.
Гипнотизирую взглядом экран мобильника и внезапно на моих сообщениях появляется две галочки. Прочитано! Наконец-то!
В животе все обрывается, руки ходят ходуном, и я даже не могу нормально дышать. Жду, что сейчас позвонит. Но проходит минута, две, три и ничего не меняется.
Тогда я набираю его сама. Пока слушаю гудки, на меня нападает дикая робость.
Мне страшно.
— Да, — раздается отрывистый голос Демида, щедро сдобренный интершумами.
Похоже он за рулем.
— Привет, — приходится откашляться, чтобы продолжать. Голос сипит, — я звонила…
— Я работал.
— Сегодня же суббота… — начинаю, но затыкаюсь, потому что тишина в трубке становится очень выразительной. — Прости… Ты сейчас где?
— Еду к тебе, — произносит без единой эмоции, но у меня внутри все съеживается, будто на меня наорали.
— Я не дома. Гуляю, на набережной. Одна.
Зачем нужно последнее уточнение — не знаю.
— Жди. Скоро приеду.
— Хо… хорошо.
Звонок прерывается, а я не могу пошевелиться и отвести телефон от уха. В висках гремит, в животе пульсирует.
Я так усердно пыталась сегодня до него достучаться, а теперь стучу зубами от страха и испытываю дикую потребность спрятаться. Потому что сейчас будет неприятно, и очень больно. Демид не из тех, кто будет подбирать слова, чтобы не обидеть бестолковую рыжую дурочку. Пройдется как утюг. Все мои косяки на поверхность вытащит, ничего не спустит.
Его фигуру, затянутую в темный костюм, я замечаю издалека и тут же вскакиваю на ноги, прижимая к груди рюкзачок. Барханов выделяется на фоне остальных. Другой уровень, другая лига. Люди это чувствуют и уступают дорогу.
Он подходит ко мне и останавливается на расстоянии вытянутой руки.
— Ну здравствуй, Лера, — смотрит на меня сверху вниз. Таким взглядом можно гвозди заколачивать.
— Привет, — я заискивающе улыбаюсь, но отклика не получаю, — я вот гуляю…
— Ясно, — кивает и отходит к периллам. Я иду следом, встаю рядом, тоже опираюсь на парапет, потому что ноги чертовски сильно дрожат. Я рада, что нахожусь именно здесь, среди людей, потому что встречу наедине точно бы не выдержала.
С минуту мы молчим, рассматривая серую гладь городской реки. Потом я набираюсь смелости и шепчу:
— Прости меня, пожалуйста.
Вскинув брови Демид оборачивается ко мне, и я понимаю, что простыми извинениями мне не отделаться.
* * *
— Что мне сделать, чтобы ты перестал на меня так смотреть?
— Прекратить вести себя, как форменная идиотка.
Хлестко. Я аж дергаюсь, и внутри подскакивает протест.
— Попрошу не грубить.
— Даже не думал. Это был ответ на твой вопрос. Итак, поведай мне, зачем ты притащилась на этот вечер. И чего хотела добиться своим появлением. Подробно, чтобы я уловил зерно логики в этом безумии. Если оно, конечно там есть.
Такое чувство, будто я котенок, которого хватают за шкирку и трясут, прежде чем натыкать носом в свежую кучку.
— Я же говорила. Мне хотелось сделать сюрприз. Удивить…
— С этой частью ты справилась. Молодец, — его сарказм царапает изнутри.
— Мне хотелось показать, что я не хуже, чем твоя Вобла. И вообще не хуже, чем все остальные. Что я тоже так могу…
— Не можешь.
Его взгляд прямой как шпала, пробивает насквозь.
— Могу, — капризно топаю ногой. — Ты вообще видел меня вчера?
Мне хочется, чтобы он признал, что вчера я была просто шикарная.
— К сожалению да.
Восторга в его словах ноль, радости тоже.
— Меня, между прочим, даже охранники пропустили без вопросов. Потому что я была такая же…
— Не такая, — снова обрубает, — и дело не в тряпках, и не в прическе.
— А в чем?
— Вот в этом, — прижимает палец к моему лбу. Отпускает и давит еще раз.
— Ай, — отшатываюсь, возмущенно отталкивая его руку. Не больно, но обидно. Тем более на глазах у прохожих.
— Ты хочешь, чтобы я брал тебя с собой, но при этом совершенно не знаешь, как надо себя вести. Не понимаешь, что есть время, когда можно говорить, и когда надо молчать. Да, твоя беспардонная наглость может быть забавной, если мы наедине, но она недопустима вот в таких местах, в таком обществе.
