внутри меня загорается от желания обнять её. Она стоит на улице в лёгком свитере и джинсах. На её губах играет улыбка, и нет ни капли злости в прекрасных голубых глазах.
— Прости, — шепчу я.
— За что? За то, что пугаешь моих соседей несколько часов подряд, и они уже готовы вызвать полицию? — усмехается она.
— Нет, мне плевать на твоих соседей. Я испугался, — выпаливаю.
Идиот. Боже мой, почему я такой идиот?
— Чего именно ты испугался? — удивляется Таллия, приближаясь ко мне. Я замечаю рюкзак, висящий у неё на плече.
— Я никому не признавался в том, что ты вчера услышала. Я испугался. Меня учили, что никому нельзя доверять и запрещено показывать свою слабость. Особенно той, кто тебе очень… очень… хм, очень нравится. Безумно нравится. Я схожу с ума от того, как ты нравишься мне, и как приятно с тобой разговаривать. Я совершаю глупые поступки. Я не узнаю себя. И это странно. Я сам себя ненавижу за это.
— То есть вчера ты поступил так со мной, потому что испугался той честности, которая была между нами? — хмурясь, спрашивает Таллия.
— Именно так. Я не говорю с женщинами. Я их только трахаю и использую.
Таллия кривит нос и передёргивает плечами.
— Мне неприятно это слышать, Каван. Выходит, что тебе нужен от меня только секс, да? — спрашивая, она так печально смотрит на меня.
— Нет! Нет! — кричу я. Кладу руки ей на плечи и притягиваю её к себе. — Нет. Если бы я хотел только трахнуть тебя, то не ушёл бы вчера. Я спрятался, понимаешь? Спрятался от своих же слов. Одно дело, когда ты думаешь об этом, а другое — сказать это вслух. Мои страхи стали настоящими. И я не хочу тебя трахнуть.
— Совсем? Я не привлекаю тебя, как девушка? — шепчет она.
Чёрт.
— Нет… то есть да. Ты привлекаешь меня. Боже мой, я хочу тебя.
Я безумно хочу тебя. Хочу поцеловать тебя. Хочу ласкать твоё тело.
Хочу слышать, как ты кричишь от оргазма. Хочу быть первым и единственным. Но… я не могу. Я чудовище, Таллия. Я боюсь причинить тебе боль.
— Это неправда, Каван. Если человек не хочет причинить боль, то не причинит её. Ведь именно человек управляет своими желаниями, а не наоборот, — шепчет Таллия. Такая нежная и доверчивая. Добрая и искренняя. Она не знает меня и совсем не осознаёт, как я опасен и что могу сделать неосознанно. Нужно ли ей моё дерьмо? Нет. Она не Энрика. Таллия не найдёт силы для того, чтобы бороться. Она будет сломлена и разрушена. Всё, что я могу ей дать, — свободу от своей зависимости.
— Но между нами ничего быть не может. У меня есть цели, а у тебя своя жизнь. Мне очень жаль, что ты не можешь найти своё место. И я надеюсь, что ты поговоришь со своим другом и перестанешь изводить себя. Правда, Каван, проблемы не решаются, если от них бежать. Хотя я тоже убежала, но у меня не было выбора. Я стремилась жить, так и ты стремись видеть этот мир не в тёмных тонах, а в ярких красках. Ты сможешь. Желаю тебе счастья, Каван, — произносит Таллия, затем приподнимается на носочки и мягко целует меня в щёку. Совершенно невинный жест, но мой член становится стальным, когда я чувствую, как её мягкие губы касаются моей щеки. Она целует меня прямо в шрам, и ей не противно. Женщины даже особо не притрагиваются к моему лицу, и я с ними не целуюсь, потому что отвращение в их глазах уничтожает меня. Но Таллия каждый раз убеждает меня в том, что если я её поцелую, то она растворится в моих губах, и ей не будет дела до того, насколько я безобразен.
— Таллия. — Перехватываю её руку, останавливая на месте. Меня ломает на части от желания забрать её жизнь себе и отпустить.
— Да?
— Спасибо за всё, — произношу и отпускаю её руку.
Она дарит мне нежную улыбку.
— Всегда пожалуйста, Каван. Пока, — отвечает она, затем разворачивается и уходит.
Чёрт, я не могу смотреть на то, как она уходит. Не могу. Я знаю её совсем немного. Я могу ошибаться. Могу быть обманут. Да я сам убийца и чудовище. Но видеть, как девушка, рядом с которой я жил, уходит, невыносимо.
Боль скручивается внутри меня в металлический жгут.
— Тебе пришли результаты анализов? — спрашиваю, хватаясь за возможность, чтобы остановить её. Пусть даст мне хотя бы немного надежды на то, что я нужен ей. Мне нужна даже призрачная надежда, остальное я выдумаю сам. Немного.
Таллия оборачивается, и её глаза становятся печальными. Она быстро кивает.
— И что там? Ты уже смотрела результаты? — интересуюсь я.
— Нет. Не смогла, — она отрицательно качает головой. Таллия впивается зубами в полную нижнюю губу и нервно покусывает её.
Я иду к ней и останавливаюсь напротив.
— Почему?
— Кажется, я знаю правду и догадываюсь о том, что там написано. И я… боюсь, Каван, — последние слова она доверительно шепчет мне.
— Чего ты боишься?
— Ещё раз разочароваться в матери. Я каждый день виню себя за то, что бросила её. Но чувство вины превращается лишь в отдалённое воспоминание, оно слабеет, пока я узнаю много нового о том, чего она меня лишила. Понимаешь? Я… если я узнаю, что мои догадки подтвердились, и у меня нет никакой аллергии на продукты, то это навсегда разорвёт нашу связь. Но у меня больше никого нет в этом мире. Близкого человека нет, она моя мама, и я не хочу ненавидеть её. Поэтому я тяну время.
— Таллия, ты не можешь всегда жить в неведении и страхе разочарования в людях. Ты будешь в них разочаровываться часто.
Они будут предавать, подставлять и оскорблять тебя. Они дерьмо, понимаешь? И не важно родные или неродные это люди. Кровные связи в большинстве случаев ничего не значат. Родители используют своих детей. Они убивают их. Травят и мучают их. Ты не должна бояться потерять связь со своей матерью, ведь ей не было страшно изводить тебя жёсткими диетами, держать взаперти и лишать выбора. Сейчас ты должна думать о себе и своём здоровье. Если ты продолжишь верить в ложь, то она убьёт тебя. Неужели, ты
