— Лена чмокает отца в щеку и, выскочив на улицу, ждет, когда я покину салон.
— Спасибо, — тоже благодарю Бориса, вдохнув в себя его парфюм, от которого теперь без ума.
Ленин отец сдержанно кивает и, едва я закрываю за собой дверь, его седан уносится прочь. Не знаю, почему, но ощущаю себя так, словно между нами ничего и никогда не было. Внутри жжет с такой силой, что на глаза наворачиваются слезы.
— Папа всегда так много работает… — говорит Лена грустным голосом и смотрит на отъезжающую от нас машину. — На днях я подошла и попросила его полететь куда-нибудь отдохнуть, но он сказал, чтобы в ближайшие пару месяцев даже и не мечтала об этом.
— А вы часто с ним куда-то ездите? — интересуюсь я.
— Не особо, — Лена пожимает плечами. — В этом году еще ни разу. Моя зимняя поездка с мамой в Дубаи не в счет, — улыбается она, приобнимая меня за плечи.
При упоминании Виктории Константиновны по телу опять прокатывается дрожь.
Лучше сменить тему и постараться не думать о вчерашнем ужине. Решив после окончания рабочего дня заглянуть к Борису в кабинет и спросить, чем обусловлена такая перемена в его поведении, чувствую, что мне становится капельку легче, но минуты до вечера все равно тянутся мучительно долго. Я то и дело смотрю на часы на телефоне, а когда занятия заканчиваются и Сергей отвозит меня на работу, то слежу за временем уже на ноутбуке.
Кое-как собравшись с духом, поднимаюсь со своего места и направляюсь в приемную, перебирая в голове слова, которые собираюсь озвучить. Стучусь и, приоткрыв дверь, заглядываю в кабинет Бориса, чувствуя себя так, словно пробежала марафон, а не прошла несколько метров.
— Можно? — спрашиваю, сжимая ладони в кулаки.
— Заходи, — кивает он, и в этот момент телефон на его столе начинает звонить, издавая знакомые звуки.
Взглянув на дисплей, Борис нажимает на “отбой” и поднимает на меня глаза.
Мне сложно начать разговор, но я пришла за ответами, и пока не получу их, никуда не уйду.
— Борис… Борис Александрович, если угодно… — натянуто произношу я, удерживая его ничего не выражающий взгляд. — Может быть, в ваших… твоих глазах я выгляжу слишком навязчивой… — Сухой шершавый ком забивает горло и мне приходится сглотнуть. — Я пришла, потому что хочу понять… Что происходит между нами? После того, как ты сам меня поцеловал и пригласил на ужин… Я думала, это что-то да значит. Но со вчерашнего дня ты ведешь себя так, будто я всего лишь нежелательная гостья в твоем доме… Поэтому я и пришла… Чтобы попытаться тебя понять и перестать мучиться неизвестностью.
К концу моего бессвязного монолога жесткие черты лица напротив разглаживаются, и в глазах Бориса появляется уже знакомое тепло. Возможно, потому, что мой голос скачет и вибрирует от едва сдерживаемых эмоций.
— Я никогда не относился к тебе как нежелательной гостье, Сона. И не буду относиться.
Я сжимаю ладони в кулаки. И это все, что он может мне сказать?
Борис выходит из-за стола и, обойдя его, встает напротив. Мое барабанящее сердце с новой силой заходится от его близости. Я ведь влюблена в него по уши. Ни к одному живому человеку я не испытывала подобных чувств, когда от одного его взгляда подкашиваются колени, когда хочется часами любоваться чертами его лица и наслаждаться звуками голоса. Когда кажется, что в мире нет ничего совершеннее.
— Послушай, Сона, — тон Лениного отца мягкий, успокаивающий. — Того, что случилось ночью на трассе, не должно было произойти. И ты в этом совершенно не виновата. Это полностью моя ответственность, так же, как и случай со вчерашним ужином, который, очевидно, тебя обнадежил. Я перешел черту, за которую заходить не стоило. Эта ошибка целиком на моей совести. Нужно было понимать, что ты не готова. И я тоже.
Мои губы начинают трястись. Что значит «не готова»? И почему он называет тот поцелуй и ужин ошибкой? Он ведь сам был инициатором. Он, а не я.
— Я готова пойти на все, чтобы быть с тобой… Не нужно меня обвинять меня в трусости.
Отец Лены успокаивающе поднимает руки.
— Я тебя ни в чем тебя не обвиняю, малыш. Просто наверняка были вещи, о которых ты не подумала, мечтая об отношениях с мужчиной вдвое тебя старше. Например, что будет, если о них станет известно Лене или кому-то из твоих ближайших родственников.
Я открываю рот и закрываю. Как? Он будто подслушал мои вчерашние мысли.
— Ты чуть сознание не потеряла в присутствии моей бывшей жены, — поясняет он, правильно расценив мое замешательство. — Повторюсь, я тебя ни в чем не обвиняю. Такая реакция нормальна в твоем возрасте. Как я и говорил, правильнее для тебя встречаться с ровесниками.
— Да, я растерялась… — в отчаянии шепчу я. — Но разве это преступление? Я просто не ожидала… И да, испугалась, что будет, если о наших отношениях вдруг узнает Лена.
— А теперь представь, каково мне, — перебивает меня Борис. — Ты можешь потерять подругу, которых за жизнь у тебя будет еще много, а я могу навсегда лишиться единственной дочери.
— Но… — От наваливающейся безысходности, из глаз вытекают первые слезы. — И что тогда делать?
На лице Бориса появляется подобие вымученной улыбки.
— Ничего не делать, малыш. Просто жить дальше. Ничего непоправимого между нами не случилось. Если ты захочешь съехать, я пойму и на шантаж дочери больше не поддамся. И с жильем, разумеется, помогу.
— Ты все время говоришь обо мне, но как же твои чувства?! — гневно выкрикиваю я. — Кто я для тебя? Дурочка, которую можно к себе притянуть, а на следующий день пнуть, как надоевший мячик?
— Ты для меня никакая не дурочка, в противном случае я не стал бы… — Зажмурившись, Борис сжимает переносицу и встряхивает головой.
Я жду его дальнейших слов с замиранием сердца. Скажи, скажи, что я тебе небезразлична. Тогда я пойму, что у нас есть шанс и смогу со всем справиться.
— В любом случае, между нами ничего не может быть, — безжалостно заканчивает он, глядя мне в глаза.
На миг кажется, что мое тело распадется в пыль, и я умру. Мир лишился красок, став мертвенно черным, и в нем больше никогда не будет радости. Но через пару
