Разжимаю пальцы и офигевший смотрю на этого клоуна.
— Ты чо лопочешь, болезный? — нервная ухмылка дёргается на губах.
— Ника со вчерашнего утра у меня была, — совсем потеряв страх, вещает Мазай. — Она боится тебе признаться и попросила меня всё тебе объяснить. Поговорим? — кивает на лестницу.
То, что со мной сейчас происходит, сложно описать словами. Единственное желание — сравнять Стасика с полом, чтобы кровавой лужей в пушистый ковёр впитался. Только есть одно «НО» — я не в форме. И сильно. Сотряс и отбитые потроха плюс стрессую нон-стоп. Я едва на ногах стою. А поганая мысль о том, что котёна реально могла мне изменить, добивает.
— Поговорим, — хриплю и, бортонув Мазая плечом, двигаюсь к лестнице.
В хате камеры. Много. Слишком много для обычного видеонаблюдения.
— Присаживайся, — Стас изображает гостеприимство и сам плюхается на диван. — Ты в курсе, что я хотел помириться с Никой, да?
— Допустим.
— Мы помирились тогда, в ресторане. До того, как ты пришёл, — мрачнеет, вспоминая побоище. — Договорились остаться друзьями. Созванивались иногда, переписывались.
— Что-то я не заметил, — цежу сквозь зубы.
— Ника скрывала наше общение от тебя, — короткая довольная ухмылка Мазая застревает у меня перед глазами стоп-кадром. — Она всегда хотела вернуть наши отношения, но не решалась. Я её сильно обидел. Время лечит, сам понимаешь.
В руках Стасика появляются какие-то бумажки, и он протягивает их мне. А я как в трипе наркоманском — заторможенный, с глухой душевной болью и надеждой на то, что это просто глюки, — беру бумаги. Фотки опять. Точнее, кадры с камер наблюдения.
И на них, мать их, такое!.. Не прям процесс, но прелюдия.
Первой волной меня захлёстывает боль, ревность и злость, а второй волной это всё гасит логика. Работа многому меня научила. Например, абстрагироваться от того, что видишь, выключать эмоции и искать сухие факты. Листаю фото, разглядываю детали.
— Неплохо ты подготовился, — поднимаю глаза на Мазая.
— Не люблю пустые слова, — пожимает плечами, — предпочитаю подкреплять всё фактами. Вот ещё, — достаёт телефон и включает видео.
Ника в этой самой гостиной на диване говорит со мной по телефону. Это было вчера вечером. Ближе к ночи. Наш последний разговор с котёной… Она звонила мне отсюда.
— Привет. Ты меня потерял? — спрашивает котёна взволнованно.
— Нет, — я зеваю. — Ты спишь, чего тебя терять?
— Откуда ты знаешь, что я спала?
— Я тебе звонил. Мы поговорили минутку и ты сказала, что будешь дальше дрыхнуть.
— Ох… — выдыхает, — я этого не помню.
— Наверное, не проснулась, когда разговаривали. Кис, мне тут капельницу для крепкого сна притащили — буду лечиться.
— Угу, ладно. Завтра созвонимся.
Мы вчера с котёной раза три по телефону разговаривали…
— Это не единственный ваш телефонный разговор вчера, — Мазай будто угадывает мои мысли. — И все были отсюда. Ника говорила тебе, что поехала с Настей по делам, но на самом деле всё время была здесь.
— Врала мне, значит, а сама с тобой тут кувыркалась, — хриплю.
— Ты пойми, брат, — с сочувствием в голосе вещает Мазай, — Нике нужен мужик с деньгами. Она вечно проблемы находит, а в наше время проблемы без денег не решаются. Вероника не должна думать, где жить, что есть, что носить — у неё всё это должно быть по умолчанию. Эта девочка заслуживает всё самое лучшее. И я могу ей это дать.
А я со своей собачьей работой и смешной зарплатой, считай, без квартиры и без машины. Деньги, которые я выручил за продажу тачки и инструментов — копейки по сравнению с тем, что может дать котёне Мазай. Несколько сотен рублей — девочке раз по магазинам пробежаться. И это нормально.
— Сможешь сделать Нику счастливой? — без тени иронии спрашиваю Стаса.
— Если ты не будешь нам мешать, — смотрит мне в глаза. — Ты нравишься Веронике, я это не отрицаю, — откидывается на спинку дивана. — Вклинишься между нами, и она начнёт метаться, а в итоге всё равно уйдёт ко мне. Я увезу Нику за границу. Ей надо очистить мысли от мусора, — акцент чётко на «мусоре».
У меня кулаки сами собой сжимаются и зуб крошится, как хочется закатать Стасика в бетон. Но это сейчас ничего не даст. Только хуже будет.
— Попробуй. Я вам мешать не буду.
Встаю с дивана и иду на выход. Здесь мне больше делать нечего.
Глава 50
— Настя! — зову надзирательницу дурным голосом.
Но я не только глотку деру, а ещё расчёсываю красные пятна, которые откуда-то взялись на моём теле. Пятна становятся больше, ярче. То, что надо!
— Хватит орать! — Настя за дверью и она психует. — Я тебя не выпущу!
— Что ты подсыпала в кофе? — задыхаюсь, как могу реалистично.
— Какая разница? — фыркает.
— Кажется, у меня… — с придыханием хватаю воздух ртом, — аллергия на это. Горло отекло. Мне трудно… — добавляю хрипов, — дышать.
— И что? — голос у Насти напряжённый. — Не старайся, скорую я тебе всё равно не вызову.
— Я вся в каких-то… пятнах и почти не могу дышать! Не веришь? Посмотри сама.
— Блин, да она гонит… — Настя шёпотом разговаривает сама с собой. — А если не гонит? Стас меня прибьёт… Я сейчас открою и посмотрю, — заявляет громко. — Отойди от двери.
Я делаю несколько шагов назад:
— Отошла… — захлёбываюсь дыханием.
Настя ворочает ключом в замочной скважине.
Есть! Есть у буратины золотой ключик! Я больше всего боялась, что мой бывший не оставил Насте ключ. Но он оставил.
— Ну охренеть дела!.. — Настя хмурится, разглядывая меня-страдалицу.
— Убедилась? — ставлю актёрскую игру на максимум. — В кухне… — хриплю и захожусь в кашле, — в кухне на холодильнике… а-аптечка. Там есть лекарство от аллергии. Прозрачные ампулы… и шприцы. Принеси…
— Я тебе укол ставить не буду, — упирается Настя.
— Я сам-ма… поставлю. Только принеси.
— Ладно, сейчас, — наконец-то соглашается и закрывает дверь.
Полдела сделано. Настя как минимум убедилась, что я страдаю и не рыпаюсь. Сейчас она вернётся с лекарством, и будет второй акт…
— Ну и какое из них? — Настя за дверью роется в аптечке.
— Ампулы… прозрачные. Я не помню, как называется… — давлюсь словами, изображая приступ удушья. — Скорее, прошу! Набери в шприц и дай мне!
— Я что, медсестра, блин?! — психует.
— У меня уже… перед глазами темно, — для убедительности припечатываю ладошкой по двери. — Я… за… за-дыхаюсь!
— Меня всё это бесит!
Настя ругается, но шприц заряжает — слышу, как шуршит упаковкой.
— Помоги-и…
Снова ключ в замке, поворот, второй, третий и… тут я уже не медлю. Выдираю из Настиных пальцев шприц, срываю колпачок и втыкаю иглу ей в плечо. В сустав до упора. Быстро и качественно вышло. Настя воет от боли и теряет контроль над ситуацией, а я этот контроль беру в свои руки. Затаскиваю надзирательницу в подвал и, получив от неё когтями по щеке, вышмыгиваю из заточения. Захлопнув дверь, быстро поворачиваю ключ в замке. Руки ходуном, сердце скачет в груди.
— Открой! — требует запертая Настя, пытаясь вынести дверь. — Открой, сказала!
Ага, щаз!
Не помня себя, бросаюсь прочь из дома. На улице холодина, а я без верхней одежды. Но это пофиг, главное — обувь есть.
Несусь по улице к соседскому дому — там живёт семейная пара. Даже если их нет дома, то помощница по хозяйству точно на месте. Мне срочно нужен телефон, чтобы позвонить Сане.
Но это чёртов элитный посёлок… Я не могу напрямую постучать в дверь дома — надо позвонить в домофон. Звоню.
— Кто там? — спрашивает из динамика женский голос.
— Здравствуйте, я ваша соседка, — объясняю тяжело дыша. — У меня дверь захлопнулась, а телефон в доме остался. Могу я от вас позвонить?
— Соседка? Какая соседка? — тупит женщина.
Чёрт бы побрал эту тугодумную барышню!
Домофон с видеокамерой, и она меня видит. Это точно не хозяйка — хозяйка меня в лицо знает. Видимо, домработница и, похоже, новенькая. Я в посёлке давно не появлялась.
