– Ничего, когда Марк Борисович на суде нашу запись покажет…
– Да ну, Ий, я вообще не понимаю, какое отношение наша запись имеет к этому суду? Курдюмов подох, туда ему и дорога! Суд будет над Лехой… И еще над той несчастной… И при чем тут эта запись? Ты понимаешь?
– Ну, если честно, не очень… Хотя нет, понимаю, ведь Марк Борисович говорил, что…
А вообще, Мария Евграфовна считает, что адвокат тогда хорош, когда его нельзя просчитать, адвокат своего рода фокусник, который вместо ожидаемого кролика вдруг достает из шляпы, допустим, рысь.
– Круто! Она вообще крутая тетка!
– Да уж!
– Ий, а как ты думаешь, вытащит Марк Борисович Леху?
– Вытащит, обязательно вытащит! – горячо заговорила Ия. – Я просто уверена, особенно теперь, когда Курдюмов умер. Он же так мне помог и следствию теперь помогает. А вот Кострову скорее всего посадят… Марк Борисович говорит, что у нее не самый лучший адвокат.
– Жалко ее, просто сил нет, – всхлипнула Аня. – Как тебе повезло, Ийка… И мне тоже… Я Леху встретила… Знаешь, я тут на днях ночью проснулась, ну, когда сообщили, что этот мерзавец подох, и подумала…
– Что ты подумала?
– Ий, а ты мне платье на свадьбу сошьешь?
– Ты совсем дура?
– Так сошьешь?
– Не задавай дурацких вопросов.
– Ий, а я настоящее хочу, белое, пышное и с фатой…
– Никаких проблем, сошью белое, пышное, но с работы уволю! – засмеялась Ия.
– Ну, Ийка, я же серьезно.
– А что, Леха тебе уже предложение сделал?
– Ну, если честно, формально еще не сделал, но намекал, мол, хорошо бы нам с тобой вместе жить… Это разве не предложение?
– Ань, ты погоди, не торопись, тюрьма – дело такое…
– Ты о чем?
– Ну, мало ли каким он из всей этой заварухи выйдет…
– Да ну тебя, Ийка, перестань! Дай хоть помечтать!
– Ань, а шлейф на платье тоже нужен?
– А как же! У моей двоюродной сестры мальчишки-двойняшки, одинаковые, не отличишь, вот шлейф и понесут. Такие сладенькие карапузы…
– Сколько лет?
– Пять. Ийка, а ты сама… неужели замуж не хочешь?
– Не хочу.
– Но ты же любишь своего Голубева?
– Люблю. Еще как люблю… Но замуж за него не хочу.
– Но почему?
– Понимаешь, я его немного боюсь, что ли… Он такой умный, образованный, талантливый. Я боюсь, что ему скоро станет со мной скучно. Знаешь, я всегда его немного боялась… особенно когда он снимал очки…
– Почему?
– Я как-то забывала, какие у него голубые глаза…
– Ну ты и дура!
– Знаю, что дура, набитая дура!
– Слушай, а как он в койке?
– Ань, я не выношу эти разговоры.
– А мы не будем разговаривать, ты просто скажи, хорош или нет.
– По-моему, лучше и быть не может, я же его люблю…
– А Леха в койке орел… – тяжело вздохнула Аня. – И я его тоже люблю. Всегда раньше думала, что мужа надо какого-нибудь статусного, а вот встретила простого охранника и пропала…
– Леха не простой охранник, Леха по-настоящему хороший человек.
– Это да! Ий, скажи, как думаешь, женится на мне этот по-настоящему хороший человек?
– Обязательно женится, я просто уверена!
– А ты все-таки выйдешь за своего Голубева, и мы не будем дружить домами.
Ия с удивлением взглянула на подругу, улыбнулась и сказала:
– Домами, может, и не будем, а просто дружить – обязательно.
– Ийка, как же мне повезло, когда ты взяла меня на работу!
– Мне тоже повезло, что я взяла тебя на работу, хоть ты и мечтаешь о платье со шлейфом.
Ашот как в воду глядел. Ию буквально осаждали журналисты, ей то и дело звонили с разных телеканалов, уговаривали принять участие в ток-шоу. Она всем отказывала.
– Вы странная, я не понимаю, – в сердцах сказала ей девушка, приглашавшая ее на очередное ток-шоу на федеральном канале, – это ж такая реклама для вашего салона! И притом совершенно бесплатная. Нерационально, Ия!
– Ничего, как-нибудь!
– Да почему? Чего вы теперь-то боитесь?
– Я ничего не боюсь, просто не хочу, можете вы это понять?
– Не могу! Но и заставить вас не могу, к сожалению. Обычно все так рвутся в телевизор, а вы…
– А я не рвусь, вот такая я ненормальная.
Владислав Александрович прилетел в Москву глубокой ночью, а потому никого не известил о времени прилета – ни Ию, ни родителей. Ему безумно хотелось поехать прямиком к Ие, но вламываться к ней среди ночи, да еще после утомительного многочасового перелета с пересадками, счел излишним.
Войдя в свою холостяцкую квартиру, где все было привычно, он вдруг испугался – а как будет, когда здесь поселится женщина, хоть и любимая, но все равно еще немного чужая, со своими запахами, звуками, привычками. А вдруг все это придет в противоречие с моими привычками и вкусами? Сейчас мне все абсолютно ясно – я спокойно приму душ, выпью горячего крепкого сладкого чаю, съем бутерброд с сыром и лягу в чистую постель. Два раза в неделю будет приходить домработница Полина Викторовна, милейшая пожилая женщина, которая всегда очень ко мне внимательна, следит за тем, чтобы к моему приезду в доме был порядок, а в холодильнике все, что нужно для нормальной жизни и работы. Она хорошо знает мои вкусы и привычки. А как же Ия? А Ия тоже нужна мне, но, наверное, все-таки не здесь… А там, у себя. Да, пожалуй, так будет лучше. Но я обязательно женюсь на ней, чтобы не увели. Но жить будем врозь. Совсем неплохая идея, между прочим. Будем вместе ездить отдыхать.
И Саньке можно пока ничего не говорить, чего зря нервировать мальчишку. Кстати, вполне возможно, Ие идея такого гостевого брака может понравиться. И меньше шансов, что она захочет родить. Что-то нет у меня сил на младенца в доме. Вся работа полетит к чертям, а ее сейчас столько, что и вздохнуть скоро будет некогда. Ну, если, конечно, Нине не вздумается мстить мне за обманутые ожидания, хотя, видит бог, я ничего ей не обещал.
Ия вернулась домой в полном изнеможении. Помимо всех дел в ателье, достаточно грустных в сложившихся обстоятельствах, ее еще вызывали на Петровку, где симпатяга Андрей Мануйлов опять задавал ей кучу вопросов, и хотя он абсолютно ни в чем ее не обвинял и, похоже, даже не подозревал, но само это учреждение внушало тоску и какой-то безотчетный страх. От этого она устала еще больше.
Дома она первым делом сбросила с себя все, долго стояла под душем, смывая усталость и страх, потом накинула легкий халатик – в квартире уже включили отопление – и открыла холодильник, в котором практически ничего не было, кроме куска масла и пластиковой упаковки с селедкой. Не густо. Ни хлеба, ни картошки в доме не было. Тогда к чему селедка? Надо бы одеться и пойти что-то купить. Ерунда! Сварю гречневой каши. С маслом очень даже вкусно. Она поставила кашу на плиту, и в этот момент кто-то позвонил в дверь. Неужто Голубев? Ее захлестнуло восторгом. Но на всякий случай она спросила:
