– Я хочу, чтобы ты переехал к нам, – говорю я между делом, потому что вести этот разговор лицом к лицу куда тяжелее, а так, я даже не вижу его реакции. – Пока в гостевую спальню.
– Хорошо, – без заминки соглашается мужчина.
– Я не знаю, что с тобой делать, Булат, – продолжаю говорить, пока не растеряла свою храбрость. – Мы не можем просто вернуться к своим прежним отношениям. Мы оба изменились с тех пор и я не чувствую, что могу доверять тебе. Я тебя, кажется, и не знаю вовсе, поэтому мне нужно время, чтобы пожить рядом и понять, чего я хочу от тебя и от отношений с тобой в целом.
– Никакого секса, я понял, – говорит он и это заставляет меня, наконец, посмотреть на него.
Булат выглядит веселым. Нет, не так. Он выглядит как человек, у которого гора упала с плеч. Расслабленным. Счастливым – вот это слово! Булат выглядит счастливым. И это кажется странным, учитывая, что я отказала ему в близости, а он при каждом удобном случае пытался прикоснуться ко мне, поцеловать, вернуться к тому бешенному сексу, который связывал нас в прошлом.
– Это значит, что и с другими у тебя его быть не может, – вспоминая о его красотке-няне, хмурюсь я. – И уволь няню.
– Я никогда не изменял тебе, Вита, и впредь не собираюсь, – помрачнев, чеканит он. – С этой няней я тоже не спал, если тебе интересно, но я ее уволю, раз она тебе не нравится.
– Не нравится, – подтверждаю я, чувствуя облегчение. – И вовсе не из-за тебя, не думай, что я что-то надумываю о вас. Я и так собиралась с тобой этот вопрос обсудить, потому что у Асада появляется сыпь каждый раз, когда он возвращается от тебя.
– Сыпь? – хмурится он, глядя на веселого ребенка в своих руках с большим беспокойством, чем эта проблема требует, что я нахожу очень милым. Все-таки, несмотря на его слова и первоначальные сомнения, в которых он признался, Булат действительно заботливый отец. – Вот ведь ленивая су… Черт! Это может быть от того, что она подтирала его салфетками, вместо мытья? А еще заверяла меня, что это нормально, тупая су… корова! – во второй раз осекается он, бросив взгляд на сына.
– Вполне возможно, – вздыхаю я. – Если она делала так постоянно. У Асада чувствительная кожа, так что я даже подгузниками не всегда пользуюсь, хоть это и добавляет хлопот со стиркой. И контролируй себя лучше в плане ругательств, Булат. Лучше вообще замени маты на что-то нейтральное, так будет легче. Я не хочу, чтобы у львенка был лексикон подзаборного пьяницы, а ты слишком любишь выражать эмоции через старый добрый русский мат.
– Я постараюсь, – ворчит он. – И няню уволю, к черту ее! Некомпетентная дрянь!
– Булат!
– Что? – возмущается он. – Это не мат, Виталина Сергеевна. Будь снисходительна, я не могу за минуту научиться по-другому выражать свой гнев. Не могу же я побить женщину, хоть словами душу отведу.
– Вот и отводи, когда будешь сообщать ей об этом, а при ребенке не надо, – настаиваю на своем. – Это он сейчас не понимает, а скоро начнет, а я хочу, чтобы его первым словом было мама, а не дрянь и су… Сам знаешь что!
– Ладно, не кипятись. Раз я теперь живу с вами, то быстрее научусь сдерживаться. При таком-то строгом надзирателе…
* * *
– Мне остаться на ночь? – спрашиваю я Виту, когда мы укладываем нашего льва в его кроватку.
Малыш вырубился после энергичных игр со мной и сейчас забавно посапывает, перевернувшись на бочок.
– Выбери себе спальню, – шепчет она, идя к выходу.
Я не могу не проводить взглядом ее покачивающиеся бедра под этим тонким халатиком, дразнящем воображение, но помня о ее условии, стараюсь не выдать свое возбуждение. Рядом с ней всегда сложно держать себя в руках и дело тут не столько в долгом воздержании, сколько в ней самой. Вита с первой встречи действовала на меня, как мощнейший афродизиак.
– Вон та, – оказавшись в коридоре, указываю я на ближайшую к ее комнате спальню.
Вита прикусывает губу, нерешительно переводя взгляд со своей двери на выбранную мной, и кивает.
– Хорошо. Я тогда иду спать, а ты располагайся. Завтра разберемся с остальным.
– Сладких снов, Вита, – чувствуя разочарование от ее столь быстрого ухода, говорю я.
– И тебе, – шепчет моя застенчивая фиалка, прежде чем шмыгнуть за свою дверь.
Черт, как меня может настолько торкать от ее реакций?! Чувствую себя каким-то извращенцем, нацелившимся на юную девушку, хотя Вита уже достаточно взрослая, хоть и ведет себя временами, как нецелованная пугливая девочка. Полагаю, в этом часть ее очарования. Даже когда мы жили вместе уже несколько лет мне удавалось ее смутить.
Я тихо стону при воспоминаниях, которые не облегчают мое состояние, и иду принимать холодный душ, улыбаясь, как блаженный, пока ледяные струи воды бьют по застывшему телу. Даже если она весь следующий год не позволит мне прикоснуться к ней, я бы ни на что променял то, что было у нас сегодня. Если каждый день будет таким, я буду намного счастливее, чем за всю свою прошлую жизнь. Теперь, когда над головой не висит никаких угроз и не предвидится никаких препятствий, я могу просто наслаждаться тем, что Вита просто есть, что она рядом.
Мне требуется немало времени, чтобы заснуть этой ночью, потому что, оказывается, чрезмерное чувство счастья тоже не способствует спокойному сну, но утром я просыпаюсь, как и всегда, в семь тридцать. Внутренние часы срабатывают и будят, во сколько бы я не лег. Одевшись во вчерашнюю одежду, так как больше у меня ничего нет, я готовлю себе кофе и иду проверить Асада, который спит сном богатыря, распластавшись в позе морской звезды.
Боже, до чего же я люблю этого ребенка!
Не знаю, так ли относятся другие люди к родным детям, но не думаю, что можно любить еще сильнее только от того, что в этом маленьком милом малыше есть твое ДНК. И вряд ли мне доведется сравнить, потому что если Вита права и у нее правда нет шансов даже после лечения, то детей с нашим набором клеток у нас в принципе не предвидится. Но если она захочет осуществить свое желание быть многодетной матерью, то мы вполне можем заняться усыновлением, как и тысячи других пар с нашей проблемой.
– Гх-х-ха! – подает голос просыпающийся малыш, хотя я могу поклясться, что не шумел и даже не дышал на него.
Просто стоял и молча любовался, а теперь он открыл глазки и потягивается всем своим крошечным тельцем, глядя на меня все еще сонным, мутным взглядом и растягивая губы в маленькой улыбке.
– И тебя с добрым утром, мой лев, – улыбаюсь я в ответ, кладя чашку с кофе на полку и беря его на руки. – Ух, какой ты потный!
Его спина влажная, а волосы свалялись во сне, что думаю, нормально, потому что он часто потный после долгого сна. Прижав к себе маленького человечка, я целую его в теплый лобик и просто наслаждаюсь этим чувством. Что не говори, а обниматься с малышами, оказывается, до чертиков приятно, если это твой собственный ребенок.
– Сейчас папка о тебе позаботится, мой лев, – бормочу я, кладя его на столик, чтобы сменить подгузник и переодеть.
Этому меня научила прошлая няня, толковая была женщина, но, к сожалению, уже нашла себе другую работу и не захотела снова идти ко мне. Все-таки, ступил я, не поддавшись инстинктам и не уволив эту новую молодую вертихвостку в первый же день. Ведь знал же, что надо ребенка мыть после каках, но не настоял на своем! Теперь у малыша на причинном месте красная сыпь, которую я, недолго думая, щедро посыпаю присыпкой, лежащей рядом с чистыми памперсами. Он даже не морщится, дрыгая ручонками и явно находясь в таком же хорошем настроении, как и его отец с утра, ведь нет больше поводов быть несчастным.
– Ну вот и все, ты готов, – закончив одевать его в эти его смешные ползунки, выношу я вердикт. – Теперь можно и позавтракать, да?
– Странно, что он до сих пор не поднял крик из-за его отсутствия, – раздается заспанный голос Виты с порога.
Она стоит, оперевшись плечом о косяк в своем вчерашнем халате, под которым теперь угадываются очертания пижамы, и смотрит на нас, поправляя растрепанные волосы. До одури красивая в своем небрежном виде.
