эсэмэску от Эрика. С недавних пор не люблю внезапность. К тому же со мной сегодня Андрей, и надеюсь, он побудет еще какое-то время.
Хорошо помню мамины слова, что Эрик-младший порывался убить Ковалёва. При мне брат, конечно, ничего такого себе не позволит, но все равно не хотелось бы обострять и без того непростую ситуацию.
Пишу Эрику, что буду отдыхать и приезжать не нужно, на что он присылает фотку с подарками и отвечает, что уже в пути. Вот как лавировать между всеми членами семьи? Где золотая середина?
— Доброе утро. — Андрей потягивается, целует меня в макушку и обнимает. — Ты чего такая взвинченная? — замечает мое встревоженное и напряженное состояние.
Я рассказываю про визит Эрика-младшего, решив не медлить. Вдруг Андрей не захочет с ним пересекаться?
— Блин. — Ковалёв садится в кровати и трет подбородок рукой. — Ты только не обижайся, но лучше я вечером еще раз договорюсь с медсестрой, чтобы побыть у тебя. С обеда другая будет на посту, она вроде тоже уступчивая.
Андрей встает и просит пересесть на стул, собираясь поставить кровати на место.
Во мне тут же вспыхивает протест. Еще пару мгновений назад ничего такого не испытывала, а сейчас чуть ли не ошпаривает недовольством.
— Не нужно! — взвиваюсь я.
— Что не нужно? — непонимающе переспрашивает Андрей.
— Оставь, как стоят. Пусть Эрик видит. Не собираюсь скрывать, что мы пытаемся наладить отношения и быть вместе. Да, мне больно и разом забыть все плохое не получится, но я попробую. К тому же у нас выбора нет. Алине нужны оба родителя, и плевать, что будут думать другие.
Андрей задумчиво смотрит на кровати.
— Уверена?
— Да. И ты тоже можешь остаться. Не хочу больше ничего скрывать, — повторяю я.
Он пожимает плечом и вновь садится на кровать.
— Я в любом случае обострять не буду. Сейчас не то время, когда нужно воевать или доказывать свою правоту, лезть на рожон. Со временем и так все успокоятся и смирятся, что я отец Алины.
— Ты волен поступать, как знаешь. Но теперь придется думать и о наших с дочерью чувствах.
— Ну а как иначе, — соглашается Андрей.
Ловит меня за руку, тянет к себе и сажает на колени.
И все бы ничего, возможно, встреча Андрея и Эрика-младшего прошла бы более-менее мирно. Если бы брат не привез с собой Ярослава, моего бывшего парня, у которого в руках был большой розовый медведь. Очевидно, для Бусинки.
Вот зачем, спрашивается, так делать? И что самое ужасное, без предупреждения! Не ожидала я от Эрика подставы и подобного «сюрприза»...
— Останься, — просит Яна и хватает за руку, правильно истолковав мое движение в сторону двери.
Переплетает наши пальцы. Так требовательно, чувственно.
Однако мне лучше уйти. Права вышвырнуть кого бы то ни было из ее палаты я не имею, а желание выволочь Эрика в коридор и как следует встряхнуть, чтобы у него мозги на место встали, едва могу контролировать.
Ничего лучше он не придумал? Зачем было тащить бывшего Яны к ней в больницу и создавать эту нелепую ситуацию, зная, что я нахожусь здесь? Меня побольнее ударить, сделать неприятно? У него получилось. А поберечь сестру, ведь это и ее чувства задело, не пришла в голову умная мысль?
Похоже, у нас это семейное, из детства — кто кого сильнее доведет. В этот раз выиграл Эрик.
— Торопишься куда-то? — ухмыляется Багдасаров, садясь на стул возле окна и закидывая ногу на ногу.
Напряженно смотрим друг на друга, затем я перевожу взгляд на Гордеева. Мы с ним одного роста. Волосы у Ярослава немного светлее и глаза не такие черные. Он сажает розового медведя на кровать и словно любуется той, в ком сейчас сконцентрировались все мои эмоции и чувства.
Тут же ошпаривает ревностью.
— Это для твоей дочери. Не знал, что ты родила. Я недавно вернулся в Россию окончательно, а тут такие новости... Очень неожиданно. Но поздравляю. От всего сердца.
— Спасибо, — тихо произносит Яна и сильнее вцепляется в мою руку.
Лишь поэтому не могу стиснуть их в кулаки. А хочется дико!
Понимаю, что так она просит, чтобы не уходил, не оставлял одну, но тогда точно быть беде. Врезал бы Эрику без раздумий и сломал нос, чтобы надолго запомнил свой визит. Сука. Еще наглости хватает злорадно ухмыляться.
— У Алины немного побуду. Вечером приеду. — Целую Яну в макушку. — К тому же я собирался заскочить с Матвеем в одно место.
Когда выхожу из палаты, в груди жжет от отчаяния и ревности. Злость на Эрика-младшего тоже присутствует. Разница в возрасте у нас небольшая, я немногим старше, но до такой глупости явно бы не додумался.
Когда я бабуле вчера звонил узнать, как она себя чувствует, то сказал, что останусь в больнице до утра. Ба обмолвилась, что Эрик-младший собирался ее навестить. И на следующий же день хитрожопый мудак бывшего парня Яны привел в палату.
Ну похвально. Молодец.
На автомате тянусь в карман, где лежит пачка сигарет, и одергиваю себя, вспомнив, что я в медучреждении. Взглянув в коридорное окно, которое выходит на парковку, пишу Матвею, что освобожусь через полчаса, и иду в отделение реанимации новорожденных.
«Мы теперь всегда будем вместе». Так я говорил Яне вчера перед сном? Но не сдержал слово.
Алина не спит. Смотрит с таким интересом, что по коже мурашки бегут. Прикусываю дрожащую губу, все еще не веря, что это наш общий с Яной ребенок. Щемит в груди, когда дочь продолжает смотреть на меня все пятнадцать минут, что бодрствует. И взгляд при этом такой, будто она все понимает.
Зарождается странное чувство. Напоминает то, что я испытываю к Яне, только сильнее и трепетнее. Понятия не имею, как сделаю их двоих счастливыми, но в лепешку разобьюсь, чтобы так и было.
Алина засыпает, и я спускаюсь на улицу, набивая Яне сообщение, что отъеду с Матвеем, заодно переоденусь. Спрашиваю, все ли у нее в порядке.
«Было бы лучше, если бы ты был рядом. Брат и Ярослав собираются уходить, — читаю уже на улице. — Я не хотела, чтобы ты оставлял меня одну».
Но пришлось. Иначе наше с Эриком недовольство друг другом перешло бы все границы, а я не хочу бить близкого человека на глазах его сестры. Рукоприкладство — последнее,
