— Понятно… Ребенок получился случайно. Но тогда почему не сделала аборт? Как ты собираешься поднимать малыша в одиночестве?!
Я слышу в голосе Максима искреннюю тревогу, а на слове «малыш» голос мужчины едва заметно дрогнул. Неужели он не ненавидит детей?
— Я никогда бы не сделала аборт! Никогда! Я люблю этого ребенка, рожу и подниму его сама! В конце концов, сама я как-то выросла! Не пропадем!
— Верю… — сдается Вишневский. — Зная тебя, уверен, ты не пропадешь!
Он с такой болью смотрит мне в глаза, что в сердце словно проделывают дыру.
Живот вдруг каменеет, и я машинально кладу на него руку.
— Что такое? Тебе плохо?! Ты побледнела! — слышу я сквозь звон в ушах и поднимаюсь.
— Нет, такое часто бывает. Сейчас воды выпью, и станет легче… — шепчу я, чувствуя, как земля уходит из-под ног.
— Василиса! — доносится до меня крик словно через толщу воды, и я тут же теряю сознание.
Глава 20
Глава 20
Вишневский Максим
Кое-как смирившись с тем, что Василиса не моя и никогда не будет, возвращаюсь на работу. Все идет своим чередом, и я даже пытаюсь найти общий язык с девушкой, но однажды утром она не приходит.
Поразмыслив буквально несколько минут, я все же решаю к ней съездить. Не знаю, что меня заставило, но я буквально чувствую, что что-то не так.
— Наталья, подскажите мне, где я могу найти новый адрес Василисы Тихоновой?
— Сейчас, одну минуту, — отвечает секретарь и щелкает что-то на компьютере.
— Вот! — Она выписывает мне заветный адрес, и я удовлетворенно киваю.
— Спасибо!
То, что я не мог найти почти месяц, я получил сейчас за три минуты.
Да уж…
Еду где-то полчаса к Василисе. Забралась же так далеко…
Я приезжаю в какой-то тихий спальный район с серыми пятиэтажками и нахожу нужный дом. Всматриваюсь в окна в надежде увидеть Василису, но они темны и пусты.
Подойдя к нужному подъезду, я тяну руку к цифрам на домофоне, но дверь вдруг открывается, выпуская женщину с маленькой собачкой, и я проскальзываю внутрь.
Поднимаюсь на этаж Василисы и жму на звонок. Никто не открывает слишком долго. Я уже начинаю волноваться, не случилось ли чего, как дверь открывается, являя сонную взлохмаченную Василису.
— Максим… Александрович? Как вы нашли, где я живу? — выдыхает она, опуская руки на живот.
— Секретарь подсказала. Она отправляла вам документы однажды… — ошарашенно отвечаю я, понимая, что он неестественно большой.
Тишина окутывает нас на долгие пять минут, и наконец я решаюсь спросить:
— Василиса, вы беременны?!
В этот момент во мне будто взрывается бомба.
Как? Как она могла забеременеть от Джейка? Так быстро? Сразу после того, как ушла от меня?
Неужели я совсем для нее ничего не значил?
В груди все сжимается от боли, но я стараюсь не подавать виду.
— Пошли на кухню, тут холодно, — предлагает Василиса, а я словно во сне шагаю за ней.
Снимаю пальто и усаживаюсь на деревянный стул.
Мне дико больно, слова застревают в горле, но я все же пытаюсь выяснить, как быстро все зашло так далеко. В лоб спрашиваю, когда они с Джейком стали близки, и Василиса резко отвечает, что они сблизились после нас…
Все равно быстро… Слишком.
— Ты так хотела в Америку? Где же Джейк? Теперь-то он точно должен взять тебя с собой.
Говорю это, а у самого сжимается сердце.
Это я! Я хотел взять ее с собой. Я хотел бы, чтобы этот ребенок в ее животе был моим. Но жизнь несправедлива.
У меня никогда не будет детей, и я не вправе обрекать на такую жизнь свою любимую.
— Нет, я не хочу в Америку… — тихо роняет Василиса, а я удивляюсь:
— Но зачем тогда… Ты бы могла сделать аборт!
Слова вылетают сами собой, и я уже дико жалею, что сказал их. Никогда бы не позволил ей, если бы узнал раньше… Даже если ребенок не от меня.
— Я никогда бы не сделала аборт! Никогда! Я люблю этого ребенка, рожу и подниму его сама! В конце концов, сама я как-то выросла! Не пропадем!
— Верю… — выдыхаю я. — Зная тебя, уверен, ты не пропадешь.
Я смотрю на девушку, а у самого разрывается сердце от любви к ней. Она такая самоотверженная, сильная, но в то же время нежная. Ее просто невозможно не любить…
Проклятье, какой же я идиот!
Нельзя было ее отпускать. Нужно было всеми силами стараться, чтобы девушка оставалась моей. Но ей бы рано или поздно захотелось семью, детей, а что я мог бы ей дать? Тем более она так хочет этого ребенка… Даже несмотря на то, что папаша свалил на родину, бросив их справляться в одиночестве.
Василиса вдруг хватается за живот и сильно бледнеет.
— Что такое? Тебе плохо?! Ты побледнела!
— Нет, такое часто бывает. Сейчас воды выпью, и станет легче… — шепчет она еле слышно пересохшими губами и начинает оседать.
Подрываюсь к ней и с криком: « Василиса!» – не даю упасть, подхватив девушку на руки.
Я зову ее снова и снова, но она безвольно повисла на моих руках, не подавая признаков жизни.
— Черт!!! —
