— Да или нет. Во мне много плохого, но мужчина, который берет женщину против ее воли, не входит в число моих пороков.
И все же он мог бы это сделать. Легко. Деклан мог просто войти в меня и проигнорировать мои протесты, зная, что нет никого, кто мог бы остановить его.
То, что он этого не делает, каким-то образом только все усугубляет.
— Мой джентльмен-гангстер, — прерывисто шепчу я и раздвигаю бедра.
Деклан толкается. Потом входит, и я издаю стон.
Он наклоняется, прикусывает мой твердый сосок прямо через ткань рубашки и трахает меня, как одержимый. Как будто умирает с голоду.
На этот раз это не занятие любовью. Это первобытная вещь, грубая и животная. Деклан хрипит, входя в меня, резкие, рваные звуки вырываются из глубины его груди. Он берет меня, и я позволяю ему овладеть собой.
Жаль, что я так сильно это не люблю. Боюсь, что такого рода капитуляция может вызвать привыкание.
Деклан отстраняется, переворачивает меня, ставит на колени, затем трахает сзади, его сильные пальцы впиваются в мои бедра, а отяжелевшие яйца шлепают по киске.
Деклан дергает меня за волосы. Шлепает меня по заднице. Протягивает руку меж моих ног и ласкает клитор, когда толкается, скользя пальцами по моим складочкам.
Ковер обжигает мне колени, я стону и кричу в бреду.
Деклан хрипит:
— Кончи на член своего хозяина. Моя прекрасная пленница, будь хорошей девочкой и кончи со мной.
Его слова действуют как по волшебству. Через несколько секунд я бьюсь в конвульсиях вокруг эрекции, прижимаюсь к ней спиной и выкрикиваю имя этого ненормального.
Если бы кто-нибудь сказал мне месяц назад, что мужчина наденет на меня наручники, доведет до оргазма по команде и будет использовать слова «хозяин» и «пленница» для обозначения наших отношений, я бы смеялась до тех пор, пока не описалась.
Но вот мы здесь. И, черт возьми, какое же это замечательное место.
Обхватив руками мои бедра, Деклан садится на пятки, увлекая меня за собой, чтобы я стояла прямо. Он расстегивает переднюю часть рубашки на пуговицах, в которую одел меня, и начинает ласкать обнаженную грудь одной рукой, другой поглаживая живот и прижимая меня к своему телу. Я прислоняюсь спиной к его груди, закрываю глаза и вздыхаю.
— Я хочу, чтобы ты кончила снова, — грубо говорит Деклан, перекатывая мой сосок между двумя пальцами. — Вот так. — Он легонько шлепает меня между ног.
Я дергаюсь, задыхаясь. От удивления выпучиваю глаза.
— Жестче или мягче? — рычит он, покусывая мою шею.
Мой пульс учащается. Бедра дрожат. Я не знаю, что хорошо, а что плохо.
— Сильнее. И быстрее.
Деклан издает тихий и наполненный удовольствием стон. Думаю, он надеялся, что я это скажу.
Следующий удар причиняет боль, но также посылает ударную волну удовольствия по всему телу. Он проделывает это снова и снова, крепко держа меня одной рукой за талию, пока не начинаю дрожать и не становлюсь такой влажной, что влага стекает по бедрам.
— Насколько ты близка?
— Вот-вот, — выдыхаю я. — Я прямо там.
— Повернись ко мне.
Я запрокидываю голову, и Деклан немедленно вознаграждает меня глубоким, горячим поцелуем. Деклан пальцами проникает меж моих ног, исследуя каждый дюйм, скользя вокруг того места, где он остается погруженным в меня. Когда его пальцы касаются моего изысканно чувствительного клитора, я хнычу ему в рот.
— Готова? — шепчет он.
— Да, сэр. Благодарю вас, сэр.
Он прерывисто выдыхает.
— Черт возьми, женщина. Черт возьми. — Затем Деклан шлепает по пульсирующей киске, и я кончаю.
Всхлипывая и дергаясь в его объятиях, я кончаю так сильно, что теряю саму себя. Все это время Деклан шепчет мне на ухо похвалы, слова на английском и гэльском, которые тают, как масло, на моей разгоряченной коже.
Затем он тоже дергается, беспорядочно двигая бедрами, с его губ срываются прерывистые стоны. Я чувствую, как он пульсирует внутри меня, чувствую растекающееся тепло, когда его рука сжимается на моем горле.
Деклан с ревом изливается в меня.
Когда мы, обессиленные, падаем на ковер, и Деклан заключает меня в свои объятия, я задаюсь вопросом, чем закончится эта мрачная сказка.
Потому что она закончится. Так и должно быть. Единственный вопрос в том, кто останется стоять на ногах, когда стены замка рухнут - принцесса? Темный рыцарь?
Или, может быть, вообще никто.
Вернувшись на кухню, никто из нас не произносит ни слова. Деклан заканчивает готовить салат, перекладывает все в большую миску, берет вилку и ведет меня к обеденному столу. Он садится в кресло и осторожно опускает меня на пол.
Потрясенная, я смотрю на него снизу вверх.
— Я не собираюсь становиться на колени у твоих ног.
Глаза сияют, Деклан говорит:
— Странно, но похоже, что собираешься.
Он ждет, пока я решу, как мне поступить. Несколько мгновений я киплю, размышляя, наблюдая с безопасного расстояния, как мое эго закатывает истерику.
— Я просто хочу покормить тебя, — говорит тихо Деклан.
— Как хозяин, который кормит свою собаку объедками под столом?
— Нет, девочка. Как мужчина кормит свою возлюбленную. Если тебе это не нравится, вставай.
Деклан продолжает накалывать пучок салата на вилку. Затем он подносит вилку к моим губам, другой рукой придерживая мою челюсть, и смотрит на меня сверху вниз лихорадочным взглядом.
О, этот взгляд. Он заставляет мое тело дрожать. На меня никогда так не смотрел ни один мужчина. Жажда в его глазах такая жгучая, что может сжечь нас обоих дотла.
Я шепчу:
— Мы играем в опасную игру.
— Ты и половины ее не понимаешь.
Это его скелеты, о которых не говорит Деклан, но которые проступают за его фразами. Его призраки гремят своими цепями. Во что, черт возьми, я ввязываюсь?
— Обещай мне, что ты...
— Ага. Обещаю.
— Ты не знаешь, о чем я собиралась тебя попросить.
— Это не важно. Проси меня о чем угодно. Быть осторожным с тобой, быть честным с тобой, принести тебе чью-то голову на блюде. Я скажу тебе «да». Ты здесь не единственная, кто закован в цепи. А теперь открой свои прелестные губки и позволь мне покормить тебя. Тебе понадобится вся энергия. Скоро я захочу трахнуть тебя снова.
Он тыкает мне в губы вилкой. Уставившись на него со странным выражением смеси ужаса, восхищения и благоговейного трепета, я открываю рот и позволяю ему засунуть в него еду.
Наблюдая, как я жую, Деклан гладит меня по щеке и бормочет:
— У тебя красное лицо.
— Унижение так действует на меня.
— Тебя никто не унижает. Тебе поклоняются. Ты просто слишком гордая, чтобы заметить разницу.
— Обычно, когда мужчина боготворит меня, именно он оказывается в таком положении.
— Я не такой, как те, с кем ты обычно проводишь время. Это не обычная для тебя ситуация. Ни одно из старых правил не работает.
Я опускаю взгляд, избегая его взгляда. Он позволяет мне на мгновение, пока не теряет терпения.
— Поговори со мной.
— Мне не нравится думать о себе как о каком-то иррациональном существе.
Деклан точно знает, что я имею в виду.
— Ты можешь быть феминисткой и все равно хотеть, чтобы мужчина доминировал над тобой в постели.
— Глория Стейнем была бы так разочарована во мне.
— Глория Стейнем вышла замуж, девочка. Женщина, придумавшая фразу «Женщине нужен мужчина, как рыбе велосипед», в конце концов захотела иметь мужа. Это биологический процесс. Эволюционный. Даже самой сильной женщине нужен мужчина.
Я морщу нос.
— От твоих утверждений меня тянет блевать.
Деклан хохочет:
— Верно и обратное. Даже самому сильному мужчине нужна женщина. Мы созданы друг для друга.
— Как геи вписываются в эту гендерную философию?
— Они тоже созданы друг для друга. Дело не в том, что вкладка A вписывается в ячейку B. Дело в том, кто ты есть как человек. Что тебя возбуждает. Что тебе нужно. У всего на этом свете есть пара. Половина. Инь к Янь, свет к тьме. Именно когда мы боремся с этим и осуждаем это, мы сталкиваемся с проблемами. Открой рот. — Он подносит к моим губам еще одну вилку с салатом. Я слишком увлечена разговором, чтобы протестовать. С набитым салатом ртом я спрашиваю его:
