передвижениях и расстановке охраны в доме?
– Как будто я что-то в этом понимала!
– Понимала, Лен, – вздыхает Глухов. – И то, что пока я с тобой ношусь, люди Бутова выводят из строя мой вертолет…
– Нет!
– Да, Лена. Да. Ты понимала тоже, – устав от этой сцены, Герман подходит к двери: – Заберите ее…
– Нет! Стой… Подожди. Не делай со мной этого. Он меня шантажировал! Пойми, у меня просто не было иного выхода. – Елена обхватывает Глухова со спины. Принимается что-то сбивчиво объяснять. И целует его – в шею, в плечи, куда придется. Герман дергается, чтобы это все прекратить, едва скрывая чувство гадливости.
– Ты могла рассказать обо всем мне.
– Что рассказать?! Как он меня… собакам… отдал?
Глухов смотрит в безумные совершенно глаза. Секунду… Другую. Сопоставляет. Его ведь еще тогда смутила ее странная реакция на щенят. А теперь она вообще в истерике на полу корчится. Куда только делась красивая, знающая себе цену женщина? Кто это существо, цепляющееся за его штанины?
– К-кому о таком расскажешь?! К-кому?!
– Ты поставила свою репутацию выше жизни нескольких человек.
– Но ведь ничего не случилось! Все живы, так? Даже пилот! Хочешь, я ему заплачу? Покрою, так сказать, моральные издержки…
– В живых мы остались чудом. Заберите ее! – повышает голос.
Несколько дней потом в ушах Глухова звенят вопли той, с кем еще недавно он хотел связать свою жизнь. Повести себя достойно при задержании Елена не смогла. Хорошо хоть на полдороги вырубилась. Перед выборами Глухову не хотелось привлекать внимания к этой ситуации. Все потом… И он честно старался стереть из памяти те минуты. А они не стирались, а они утаскивали за собой, дальше, глубже. В тот день, когда от него уводили другую женщину…
Глухов знал, что этого ни за что и никогда не стоит делать, если он хочет оставаться собой. Но в день перед выборами не выдержал. И открыл записи с допросом Иманы. Зачем? На столе уже лежали распечатки с детализацией звонков по тому самому номеру, принадлежащему ее двоюродной сестре. Адрес Айны и координаты места, откуда Имана звонила, чтобы его предупредить. Он мог… просто сорваться, поехать к ней и попытаться объясниться. Но перед этим Глухов зачем-то взялся пересматривать записи ее допроса… Просмотрел их все, делая паузы каждые сколько-то там секунд. Иногда хватало нескольких вдохов, чтобы успокоиться и продолжить просмотр, иногда и часа было мало. Долгие паузы Глухов заполнял тем, что ходил туда-сюда по комнате, обхватив руками голову. А потом, когда приступ паники удавалось купировать, он опять жал на плей. И внимательно во все глаза на экран пялился. Чтобы ничего не упустить, чтоб за все ответить, когда придет черед отвечать.
– Эй! Господин губернато-о-ор… Р-р-разрешите пожать вам руку!
Глухов встряхивается. Окидывает взглядом комнату, где все это время базировался его штаб. Каждый присутствующий здесь человек из его команды внес свой вклад в его победу. Недостающие им проценты добирались буквально в последний момент из числа неопределившихся. Потому они до самого закрытия избирательных участков не знали, чем закончится эта гонка. Неудивительно, что народ ликуют.
– Давайте для начала дождемся официальных данных.
– Да ведь уже все ясно. Пятьдесят два процента у нас!
И правда, по всему выходит, что он выиграл. Но у Глухова стойкое ощущение, что он безнадежно проиграл за много дней до этого. Всухую проиграл.
– Ты уверена, что вне опасности? – в который раз интересуется Айна, напряженно оглядываясь по сторонам. – Здесь тебя будут искать первым делом.
– Не будут.
Имана просто знает это, и все. Привыкнув доверять собственным чувствам, она давно уже не пытается анализировать, откуда в ней эти самые знания берутся. Хотя конкретно в этом случае она бы многое отдала, чтобы докопаться до сути и понять, что же это все значит? Неужели Глухов ей все же поверил?
– Дались тебе эти вещи! Я бы привезла новые.
– Мне не нужны новые. Мне нужны мои. Тут и оружие, и… – пожав плечами, Имана выходит из припаркованной кое-как дедовой машины. Стараясь не втягивать голову в плечи, оглядывается. За время, что Имана отсутствовала, барак, в котором она жила, как будто еще сильней покосился. И снег сошел. Долго же она собиралась с силами, чтобы сюда вернуться!
– Тогда пойдем. Что тянуть кота за яйца? – вздыхает Айна, направляясь к подъезду. Имана выдвигается вслед за сестрой. Ей так много хочется той сказать, но каждый раз, когда она открывает рот, слова намертво застревают в глотке.
– Айна!
– Что? – оборачивается та, придерживая подхваченные ветром волосы.
– Спасибо тебе. За все. Тут я и сама справлюсь. Тебе необязательно со мной нянчиться.
– Ты моя младшая сестра. С кем еще мне нянчиться? Давай уж. Стучи. Еще не факт ведь, что твоя подруга окажется дома.
Это правда. И как тогда попасть в квартиру – вопрос. Свои-то ключи она так и не забрала у Глухова. Как не забрала и телефон, и шмотье, оставшееся в доме охраны…
Жмет на звонок. К счастью, ждать долго не приходится. Катя открывает, едва соловьиная трель стихает.
– Привет, – здоровается Имана, проходя в распахнутые двери.
– Привет?! И все? А кроме ты ничего не хочешь мне сказать? – подбоченивается соседка.
– Например?
– Где тебя носило?! Ты вообще в курсе, что тут творилось в твое отсутствие?
– Нет. Просвети меня. Кстати, знакомься. Это моя сестра. Айна. Айна, это Катя.
– Имана, блин! Куда ты встряла?! И чем мне это грозит?
– Ты-то здесь при чем? – удивляется та, деловито отправляя в пакет стопку вещей из шкафа.
– Вот именно, что ни при чем. А меня пытали, будто я какая-то преступница.
– Кто пытал? – оборачивается Имана.
– Откуда мне знать?!
– Кать, ты же сотрудник полиции. Почему ты вообще непонятно с кем обо мне говорила?
Катя глуповато моргает, будто ей самой такой вопрос в голову не приходит. Растерянно приглаживает волосы. Но тут же снова воинственно подбоченивается:
– А что мне было делать? Я такого ужаса натерпелась…
– Мне очень жаль. Вышло недоразумение. Тебе нечего бояться. Да, и кстати… Вот, возьми. Деньги за квартиру за этот месяц. Со следующего я съезжаю.
– Съезжаешь, – попугаем повторяет Катя. – Это как-то связано с тем, что тебя искали?
