меня назад ко всем, ведет сквозь невидимый ни для кого туман.
Я чувствую вибрацию, знаю, что не надо, но жму на кнопку блокировки и поворачиваю телефон экраном к себе:
«Тебя между них когда-то трахали?»
Юля
Уважаемый господин судья был бы в шоке, но меня вообще… Кхм… Никуда не трахали.
Правда на вопрос я, конечно же, не отвечаю.
Отложив телефон на шезлонг, стараюсь отвлечься спортом.
Волейбол я люблю. Играть умею. В маленьких городках подобных моему дети занимаются той активностью, которую может предложить спортивная школа, ну и на которую у родителей есть деньги. Я три с половиной года состояла в детской волейбольной команде. Потом мама решила, что это может сделать из меня гренадера. Я была не согласна, но сдалась. Утонченность сохранила. Но и навык влупить по мячу все еще при мне.
Линчук берет меня в свою команду, пока не начали — поглаживает, просит поцеловать на удачу, мурлычет на ухо. Стыд за флирт с другим заставляет добровольно мазнуть губами по его губам.
Никто не ждет от меня ничего выдающегося, но в ходе игры становится понятно, что второму капитану стоило за меня побороться.
Смешно, но наблюдать за игрой пристраивается телочка Тарнавского. Может быть как человек она и неплоха, но не беситься из-за нее я не могу. Во время одного из таймаутов она напрашивается присоединиться.
Имя Майя всегда казалось мне красивым, но в ней даже имя бесит. Как и вроде бы искренний комплимент мне: «ты классно играешь», на который я отвечаю передергиванием плеч.
Веду взглядом по столикам, расположенным чуть в стороне. Конечно же, натыкаюсь на Тарнавского.
Теперь он пьет уже алкоголь. Если не ошибаюсь, виски. И пялится. Может быть на свою телочку, но мне кажется, что на меня.
И взгляд не отводит. Впрочем, я тоже.
Хотите понаблюдать за тем, как влажные из-за выступившего пота сиськи скачут вместе с телом? На здоровье.
После того, как к игре присоединяется Майя, я становлюсь еще злее. По спортивному ли — вопрос. Наша с Игорем команда громит. Судья за этим открыто наблюдает. Даже любопытно, на кого поставил. И приятно, что победительница в итоге — я, а не его наглая Майя.
После игры мы возвращаемся в беседку. Смешно, но Майя теперь с нами. Надоела Тарнавскому, что ли?
Я злюсь и хочу поскорее свалить. А еще перестаю делать из своего Инстаграма цирк. Спорттовары тоже не лезут. Убеждаюсь, что он надо мной издевается под настроение.
Гидроциклы, ради которых мы и приехали, закономерно срываются. Многие переборщили с алкоголем. Никто на воду нас не пускает. Не помогают ни просьбы формата «друг, послушай», ни ловкие попытки всунуть сотруднику комплекса парочку купюр.
Когда он отказывается, наша компания взрывается возмущением, а я даже рада: хотя бы где-то здравый смысл побеждает бабки.
Испорченное сломанными планами настроение выливается в повышенный алкогольный градус и переходящие черту дозволенного разговоры у нашего бассейна.
Мне становится некомфортно, когда я слышу про «охуевший обслуживающий персонал». Но это мне, а той же Майе… Ок. Она вписывается значительно лучше.
Иногда подмывает подойти к ней и спросить: там-то не заждались?
Но кто я такая, чтобы лезть?
Даже радуюсь, когда становится прохладно и мы расходимся по номерам, чтобы переодеться к ужину.
Мы с Лизой сплетничаем, обновляем макияж, дурачась, забрызгиваем друг друга духами, меняемся платьями. Лизе понравилось мое. А я надела ее длинный сарафан с открытой спиной, низким вырезом на груди и четко очерченным силуэтом.
Смотря на себя в зеркало, сложно поверить, что я — та же девушка, которая размазывала команду противника, прыгая в шортах и купальнике. Сейчас-то выгляжу, как цветочек…
К своему столику мы с Лизой подходим не первыми. Там уже сидят несколько человек и… Майя.
Я кручу головой. Другой столик, за которым она смотрелась бы логичней, нахожу без проблем. Компания Тарнавского немного в стороне ото всех. Посреди их стола — высокий торт. Судя по цифрам — отмечают чей-то юбилей.
Ловлю на себе мужской взгляд и отворачиваюсь. Сажусь к нему спиной. Через секунду на спинку моего кресла ложится рука Игоря, он тянется к уху и пьяно шепчет: «ты охуеть какая сегодня». И я бы разволновалась, но сильнее волнует то, что телефон вспыхивают, я его приподнимаю над столом и, чувствуя поцелуй за ухом, читаю от Спорттоваров: «Контента больше не будет? Жаль».
Тянусь за водой. Освобождаюсь от рук и губ Игоря. Дрожащими пальцами кладу телефон обратно. Не отвечать, Юль. Не отвечать.
Градус алкоголя и бесед за столом постоянно повышается. Смех становится громче. Шутки — острее. Я с диким возмущением замечаю, что Майя… Она, блять, флиртует! Не со своим Тарнавским, а с одним из наших парней.
Хочется уколоть хотя бы в переписке: «Что, с молодыми тягаться уже не можете?», но держусь. Зачем? Чтобы разозлить его сильнее?
Майе подливают, она не против. Меня бомбит.
К нашему столику подходит та же женщина, которая отдавала команду вылезать из воды ребятне. Она наклоняется к девушке, шепчет что-то с улыбкой. Та вспыхивает. Дуется.
Мне нужно игнорировать все, что связано с Тарнавским и его пассией, но вместо того, чтобы очаровывать своей улыбкой пьяненького Игоря, я прислушиваюсь.
— Ты хочешь, чтобы я на тебя Славу натравила, Май?
— А он-то тут при чем?
— По жопе тебе даст. При всех. Пить прекращай. С друзьями прощайся и к семье вернись.
— Господи, какие вы душные!
Сердце первым реагирует на непонятные вроде как слова. Потом уже мозг.
Я хмурюсь, присматриваюсь, вспоминаю кое-что и обливает ушатом холодной воды стыда.
Женщина вырастает и обводит нас взглядом. Улыбается всем. На мне, кажется, задерживается, но ничего не говорит. Разжимает пальцы и дает им съехать с плеча… Сестры, что ли?
Теперь мне кажется это очевидным. Черты общие. И имя. Ему же при мне Майя звонила. Сестра.
Я не должна реагировать на это никак, но озарение окрыляет.
Губы сами собой улыбаются. Отношение к Майе… Теплеет.
Она на протесте, как и все в нашем возрасте, но ослушаться не рискует. Допивает коктейль, хочет оставить деньги, но ей не дают. Меняется контактами, встает и идет… К своей семьей.
Я бесстыже провожаю ее взглядом.
Плюхается рядом с Тарнавским. Падает к нему на плечо и обвивает локоть. Бурчит что-то, он улыбается.
Целует в волосы. По-братски. Черт. По-братски! Это же очевидно, Юля! А ты — дура ревнивая!
Я резко прощаю Тарнавскому все на свете. Снова не верю, что он
