— Нет, — всё, что я смогла выдавить из себя.
— Нет? — удивился Флетчер. — Криста, я боюсь ты не понимаешь, какие перспективы открывает подобная работа. Это же счастливый билет! Да многие готовы чуть ли не на криминал пойти ради подобного шанса. Ты же не хочешь всю жизнь писать колонку советов?
— Меня вполне устраивает моя работа, — холодно отрезала я.
— Ладно. В общем так. Джонсон, хочет именно тебя, и ты возьмёшься за это задание, нравится тебе это или нет, — мрачно ответил мужчина, поведя бровью. Он раздражённо сложил руки перед собой, сцепив их. — Иначе ищи другую работу. Я не хочу лишиться шикарного спонсора из-за твоих капризов. Сегодня после обеда он зайдёт в редакцию обговорить с тобой время для работы. Советую хорошо подумать обо всём. В конце-концов, это хорошие деньги. А пока можешь быть свободна.
Ни слова больше не сказав, я пулей вылетела из кабинета. Шикарно! Просто лучше не бывает! Продажный сукин сын! Умом я, конечно, понимаю: это бизнес и любой бы на месте Флетчера поступил так же, но чёрт, я не могу! Не могу и не хочу писать биографию этого ублюдка! Уверена на всю тысячу процентов, что всё это лишь предлог. Ему совершенно не нужна никакая автобиография и никогда мир не увидит этой книжки. Сволочь! Настоящий урод! Решил загнать меня в угол, зная, как сильно я люблю свою работу и дорожу ей. Ненавижу!
Время неумолимо летело вперёд, а мне в голову так и не пришло ни одной блестящей идеи, как выбраться из положения с минимальными потерями. По сути всё до безобразия просто: не хочешь писать? Да ради Бога, только будь добра, освободить место. Отвратительно. От безнадёжности ситуации на глаза наворачиваются слёзы. Как же это подло! И ведь если я откажусь, Флетчер уволит меня, я видела это по его глазам. Я не хочу терять это место! То, что я получила награду в сфере журналистики, ещё ничего не значит. Я окажусь на улице, никому нафиг не нужная. И даже если смогу найти подобное место, где гарантия, что и там Джонсон меня не достанет? Будь он трижды проклят!
— Можно? — до боли знакомый баритон разбил тишину на осколки.
Буквально десять минут назад я вернулась с обеда. Мне так и не удалось принять чёткого решения. Разум твердил, что отказаться будет верхом глупости. Малодушным, трусливым бегством. Но душа испуганно замирала, от одной мысли о большом количестве часов рядом с этим дьяволом. Адриан Джонсон — истинное исчадие Ада. Не сомневаюсь, согласие обернётся для меня сущим кошмаром. Даже просто находиться рядом с ним пытка, а ведь он явно что-то задумал. Это будет не работа, а издевательство надо мной.
— Будто тебе нужно моё разрешение, — буркнула я. Сделав вид, что не заметил моего недовольства, Адриан уселся на стул неподалёку от меня. Взгляд голубых глаз гипнотизировал, лишал воли. Мужчина долго рассматривал меня, при этом не произнося не слова. Мне все это не понравилось. — Зачем ты это делаешь? — не выдержала я. Затянувшаяся пауза начала меня сильно нервировать. — Сколько можно портить мне жизнь? Тебе мало моих страданий? Не насытился ещё моей болью? Когда же ты наешься-то?
И тут я с ужасом поняла, что сорвалась. Меня понесло, и в который раз я сама унизилась перед ним. Ну что я за идиотка-то такая? Где вообще мои мозги?! Адриан же продолжал сидеть с невозмутимым выражением лица, словно и не было моего словесного поноса. Хоть на этом спасибо.
— Успокойся, Криста, — наконец изрёк мужчина. — Если тебе станет легче, я больше не собираюсь донимать тебя попытками душевных разговоров. В конце концов, ты вчера достаточно доходчиво дала мне понять, что тебе ничего из того, что я могу дать, не нужно.
— Тогда какого чёрта ты устроил этот цирк? Какая к чертям автобиография? — так, Криста, спокойно.
— Самая обыкновенная, — пожал он плечами. — Кому, как не тебе, знать, что за тридцать лет жизни я повидал больше, чем многие за всю. Я больше не собираюсь на тебя давить, мне надоело тебя уговаривать. У меня тоже ещё осталась гордость. Тебя я выбрал лишь потому, что ты меня знаешь лучше, чем кто-либо из живущих в мире людей, имеющих писательский талант. Так что, под словом работа, я имею ввиду именно работу. Если, конечно, ты сама меня не попросишь о чём-нибудь особенном, — подмигнул мне Адриан.
Что? Он вообще в своём уме? Издевается? Судя по чувственному изгибу точёных губ и порочному блеску глаз, нет. Решил, что если мы будем проводить рядом много времени, я сама на него наброшусь? Черта с два! Посмотрим, кто кого!
— И не надейся, — холодно усмехнулась я. — Когда хочешь начать?
— Сегодня. Я подъеду сюда к пяти часам. Сейчас у меня работа, — последовал ответ.
— Отлично, — как можно увереннее бросила я. — Жду в пять. Опоздаешь — ухожу.
— Договорились.
Мужчина ушёл, оставив меня переваривать произошедшее. Дерьмо. Я согласилась. Добровольно подписалась на тур в Ад и обратно. Никто не предоставит машину, а? Будь не ладен мой дух противоречия! Ну кто меня за язык тянул, зачем я это сделала? Хотела доказать ему, что не боюсь его и он не имеет надо мной власти? Браво! На словах-то всё легко, а как на деле выстоять? Ведь он только его вид поднимает в моей душе бурю. Господи, что я наделала?
Весь оставшийся день прошёл, как в тумане. Я не видела никого и ничего. Из рук всё валилось, а попытки работать оборачивались полным фиаско. Неоднократно я порывалась сбежать. Просто уйти из редакции, а лучше уволиться и где-нибудь спрятаться так, чтобы Джонсон никогда больше меня не нашёл. Но я не сделала ничего из этого. Остатки собственного достоинства не позволяли пасть так низко.
И вот уже пять вечера. Люди оживились, собираясь домой. Одна только я сидела, как замороженная. Надо лишь подождать минут пять, а потом можно с чистой совестью уйти. И плевать, что это бегство. Ни минуты лишней не буду ждать. Однако, моим надеждам, сбыться было не суждено. В одну, всего одну, минуту шестого мистер Кошмар-Моей-Жизни-Джонсон предстал передо мной. Его пунктуальности можно только поаплодировать и молча сверить наручные часы.
— Надеялась, я не приду? — самодовольно ухмыльнулся он.
— Нет, — процедила я, стараясь подавить разочарование. Я ведь правда на это надеялась. — Давай к делу. С чего бы ты хотел начать?
Далее, как бы это удивительно не было, общение сводилось, действительно, к работе. Адриан не спешно рассказывал о своём детстве, которое поначалу, пока жива была мать, ничем не отличалось от детства миллионов других людей. По моей просьбе, говорил он медленно и чётко. Диктофон записывал слова мужчины, и я делала в блокноте пометки о том, что казалось мне особенно важным.
