Правда у тебя был еще более меланхоличный вид человека себе на уме, чем у беспокойной и вечно подающей бог знает какие надежды на вечер актерской знаменитости. Это, однако, не исключало многозначительных взглядов девчонок, когда ты проходил по улице. Но вернемся к ней.
Она легко ущипнула тебя за руку, без всякого на то разрешения, и ты отшатнулся в недоумении. Очевидно, она была недостаточно воспитана, чтобы понять, что ты намерен сохранять дистанцию. Этим легким прикосновением она будто ключом открыла и вытащила наружу твои самые потаенные чувства и мысли, словно выставив тебя напоказ — бац! — голым.
Она, казалось, тоже на какое-то мгновение смутилась. А ты тем временем в который раз старался заставить себя думать, к величайшему твоему огорчению, что она твоя ближайшая родственница, а посему ты не можешь обращаться с ней просто как с девушкой.
Но легкое и нежное прикосновение как молния пронзило и обожгло тебя изнутри, наполняя чем-то удивительным и неопределенным, чего ты, будучи стопроцентной сардиной в масле, до сих пор еще не испытывал. О, ты струсил! Она вызывала в тебе такие необычные эмоции! Тебе безумно хотелось тоже коснуться ее, но ты не мог, потому что ты был ее братом, и это налагало табу на все — от самых простых жестов до самых натуральных инстинктов!
Если бы только она не была твоей близкой родственницей, ты бы призвал на помощь все свое красноречие, чтобы завести с ней разговор, и рано или поздно дело дошло бы до поцелуя. Но ты не мог, и эта мучительная очевидность приводила тебя в уныние, в состояние обреченности, которое до тех пор было тебе незнакомо.
Эта рука, которая теперь касалась твоих волос, а затем щеки, эти восхитительные глаза, украдкой изучавшие тебя, были искушением, которое ты должен был любой ценой преодолеть, потому что, сказать по правде, испытывать что-то большее, чем братское чувство привязанности к ней, считалось омерзительным. Она сводила тебя с ума с первого же прикосновения, и ты молил Бога, чтобы родители в тот же вечер разругались навсегда и запретили бы вам с Сельваджей встречаться или хотя бы чтобы только в эту ночь вы остались под одной крышей.
— А ведь правда, да? Ну, Джованни, чего ты ждешь, не стой там как истукан! — сказала мама.
— Обнимитесь, что ли! — предложил ваш сумасшедший отец.
Наверное, ты убил бы его в тот момент, если бы твоя сестра не повисла у тебя на шее. Ты так и замер не дыша, распластанный под этим монолитом, не способный ни к каким действиям.
О боже! Она пахла свежестью и мылом — абрикосовым! — а еще неповторимым теплым ароматом только что высушенных феном волос, сразу же после шампуня и бальзама!
Неловким движением ты отстранил ее, чуть только смог пошевелиться, хотя она настойчиво пыталась задержать свою назойливую руку на твоем плече. Ехидно улыбаясь, она почти болталась на тебе, как на качели!
Сияющие от радости мать и отец быстро распрощались и исчезли в мгновение ока, поспешив на свой романтический ужин, что, на твой теперешний взгляд, с учетом новых обстоятельств в лице Сельваджи, уже без всяких сомнений можно было назвать сомнительным и даже опасным мероприятием. Впрочем, опасным оно было только для тебя.
5
Входная дверь еще не закрылась, а твоя сестра уже сбросила маску и преобразилась в совсем другого человека. Ее лицо теперь приняло сердитое выражение, и первым делом она ткнула тебя кулаком в грудь.
— Ну что, где ванная, Джонни? — спросила она, снимая наконец руку с твоего плеча.
Ты хмуро взглянул на нее. Она напомнила тебе доктора Джекила и мистера Хайда: минуту назад такая славная, милая, а вот теперь настоящая. Не сестренка, нуждающаяся в защите, а прямо-таки суровая тигрица, хозяйка клетки.
— По коридору направо, — ответил ты невозмутимо, как первоклассный дворецкий.
Она, не говоря ни слова, направилась туда, куда влекли ее личные интересы, а ты спустился вниз. В столовой, развалившись на диване, ты подумал, что будет очень непросто ужиться с этой чокнутой.
Вы были родственниками, и она, естественно, не собиралась скрывать от тебя свою истинную натуру, даже в самых своих худших проявлениях. Ты не представлял для нее возможной партии, не мог ухаживать за ней или тем более влюбиться.
Ее притворные, лицемерные улыбки предназначались только матери и отцу, а не тебе, такой же, как и она, жертве развода. И в этом ваши взгляды совпадали…
Наверное, она хотела сразу поставить тебя на место, показать, кто она такая. Или наоборот, ей было наплевать, что ты о ней думаешь. Двуличная натура!
Погруженный в свои мысли, ты не заметил, что Сельваджа вошла в столовую, пока она не уселась на диван на расстоянии вытянутой руки и не принялась тебя изучать.
Ситуация была более чем комичная: она наклонилась в твою сторону и с любопытством, почти с одержимостью, разглядывала твои литые мышцы, а ты, большой и сильный, жался в уголок совершенно растерянный и озадаченный. Ты посмотрел на часы: до ужина было еще далеко. Черт возьми, кто знает, сколько времени тебе придется провести с ней! «Ну почему, — спрашивал ты себя, — я не утонул в бассейне, вместо того чтобы возвращаться домой? Почему мне не хватило ума придумать какую-нибудь отговорку, прежде чем эта катастрофа обрушилась на меня?»
Бедный, бедный добряк Джованни, сам того не осознавая, ты уже почувствовал нечто такое в Сельвадже, что заставляло испытывать постоянную неловкость, избавиться от которой можно было лишь исполняя неиссякаемые желания этого властного существа.
А может, она умела гипнотизировать? Или колдовать? Но уж наверняка Сельваджа умела манипулировать людьми с невероятной легкостью.
— Что у нас на ужин? — наконец спросила она, потянувшись. — Я есть хочу, братец.
— Мой отец сказал, что в холодильнике что-то есть, но я не смотрел еще, к твоему сожалению.
Ммм….
— Моя мама говорила, что мы могли бы сходить куда-нибудь, в пиццерию, например.
Вы посмотрели друг на друга.
Вы фальшивили, как скрипка в руках новичка.
Ты называл вашего отца «мой», а она точно так же звала вашу мать. Или вы просто еще не осознали, что вы дети одних и тех же родителей, единокровные брат и сестра, а не чужие? Вы оба хихикнули, но с каким-то оттенком печали.
— Прости, все как-то странно, — сказал ты смущенно, теребя пальцами волосы и стараясь снять напряжение.
— Знаешь, надо просто привыкнуть, — ответила она невозмутимо, пожав плечами.
Да уж, ты знал, что она имела в виду. И догадывался, как она смогла свыкнуться с тем моральным насилием, которое тебе было так хорошо знакомо. Тем же способом. Ты это мгновенно понял. Она лицемерила. Она изображала из себя паиньку, но кто знал, что на самом деле скрывалось за этой слишком слащавой маской. Может быть, это была просто ее защита или способ добиться от окружающих того, чего она хотела. Подумав, ты склонился к первой гипотезе. В конце концов, если твоей реакцией на нелепость ситуации была напускная небрежность, то у нее это запросто могло выражаться в эгоистическом стремлении к удовольствию.
