В этот момент из груди Макси вырвался нервный смех. Она все поняла: за эти несколько месяцев крестная навестила каждую из них… и как она, должно быть, разочаровалась во всех троих! Было очевидно, что Макси живет во грехе с немолодым женатым мужчиной. Полли вот-вот должна стать матерью-одиночкой. Ну а Дарси? Макси ощутила себя виновной. Ведь несколько месяцев спустя после жестокого унижения, которое Дарси пришлось испытать в церкви, у нее родился ребенок. Что ж удивительного в том, что с тех пор рыжуля стала яростной мужененавистницей.
– Как жаль, что твоя крестная завещала свое имение на таких условиях, – сочувственно говорила Лиз, подруга Макси, на следующий день после оглашения завещания, когда обе обсуждали письмо, содержавшее недвусмысленное требование в кратчайший срок погасить ссуду Лиланда Коултера. – Если бы не это, все твои проблемы были бы решены.
– Может, мне стоило признаться Нэнси, почему я на самом деле жила в доме Лиланда? Однако я бы не вынесла, если бы крестная решила, будто я жду, что она будет вызволять меня из беды. К тому же это было бы несправедливо по отношению к ней, ведь она так ненавидела моего отца. – Макси обреченно пожала плечами. В ее жизни и так уже было слишком много разочарований, чтобы проливать слезы над очередным ударом судьбы.
– По-моему, здесь не помешает совет опытного юриста. Тебе было всего девятнадцать, когда ты ставила подпись на документе, касающемся ссуды, и на тебя оказывали сильное давление – ты смертельно боялась за жизнь отца, – с надеждой произнесла Лиз. – Несомненно, это должно иметь значение.
Макси внимательно взглянула в усыпанное веснушками лицо Лиз под шапкой густых, пепельных с проседью волос – лицо подруги, которая, не задавая лишних вопросов, предложила ей кров на столько, на сколько это окажется необходимо. Лиз Блейк была единственным человеком, которому Макси могла поверять свои тайны. Броская внешность Макси, так часто вызывавшая неприязнь и чувство неловкости у других женщин, для нее не имела значения. Слепая от рождения и крайне независимая, она имела неплохой доход, занимаясь гончарным искусством, и круг ее друзей был весьма широк.
– Что сделано, то сделано. Кроме того, это спасло моего отца, – напомнила Макси.
– Сколько благодарностей ты получила за свою жертву?
– С тех пор папа больше не просил у меня денег.
– Макси… ты же не видела его целых три года, – печально заметила Лиз.
Макси сжалась.
– Потому что ему стыдно, Лиз. Его мучает чувство вины.
Лиз нахмурила брови. Баунс, ее поводырь, лабрадор с блестящей черной шерстью, вскочил на ноги и ткнулся мордой в ее колени.
– Интересно, кто это к нам? Я никого не жду… и никто, кроме почтальона и этого твоего агента, не знает, что ты здесь!
Когда дверной звонок наконец прозвенел, Лиз была уже у порога. Минуту спустя она вновь появилась в дверях.
– К тебе пришли. Мужчина, иностранец, высокий, очень привлекательный голос. Говорит, твой близкий друг…
– Близкий друг? – недоверчиво переспросила Макси, растерянно нахмурив брови.
Лиз покачала головой.
– Должно быть, так, раз ему удалось вычислить, где ты прячешься. А Баунс, тщательно обнюхав его со всех сторон, проникся к нему столь явным уважением, что я оставила его в гостиной. Послушай, я буду в студии. Надо закончить один заказ перед отъездом.
Кому же это все-таки удалось разыскать ее? – терялась в догадках Макси. Репортерам? О Господи, неужели Лиз доверчиво впустила какого-нибудь пронырливого папарацци? Она поспешила спуститься в гостиную.
Но, едва переступив порог маленькой уютной комнаты, Макси застыла, словно наткнувшись на невидимую стену. В ужасе она попятилась и остановилась в полной растерянности.
– Макси… как дела? – произнес Ангелос Петронидес, невозмутимо протягивая ей тонкую смуглую руку.
Макси уставилась на него, как кролик на удава. Бешеный стук сердца грохотом отдавался в ушах. Близкий друг… Неужели он так и сказал?
– Мистер Петронидес…
– Пожалуйста, называйте меня Ангелос, – поправил он с едва заметной улыбкой.
Макси зажмурилась. Еще ни разу не приходилось ей видеть, как он улыбается. За последние три года ей довольно часто приходилось бывать в обществе этого высокомерного человека, и вот сейчас он впервые соблаговолил признать факт ее существования. Раньше в ее присутствии он вел себя так, словно Макси и не было вовсе, переходил на греческий, стоило ей попытаться вступить в разговор, и трижды Лиланд отсылал ее домой, явно по его просьбе.
Нимало не смутившись, Ангелос опустил руку. Его черные глаза сверкали. Состояние изумления и шока, в которое поверг Макси этот неожиданный визит, явно забавляло его.
– Не представляю, что могло привести вас сюда… и как вы меня нашли? – заявила Макси холодно.
– А разве вы куда-нибудь пропали? – осведомился он с чуть заметной хрипотцой в голосе. Страстный взгляд темных глаз из-под тяжелых век, которым он охватил ее гибкое, стройное тело, был вызывающе откровенен и оскорбителен. – Подозреваю, что вы прекрасно понимаете цель моего визита.
Вспыхнув, Макси на мгновение прикрыла свои синие, словно сапфиры, глаза.
– Не имею ни малейшего представления.
– Вы теперь совсем свободная женщина…
Это не может быть правдой, это происходит не со мной – вскрикнул внутренний голос где-то в глубине ее сознания. Макси скрестила руки на груди, однако, заметив, что эти пугающе проницательные глаза угадали в этом жесте защитную реакцию, вновь уронила их, с трудом подавляя желание сжать пальцы в кулак.
Один-единственный раз она позволила себе проявить неосторожность. Неужели ему хватило и этого? Все случилось почти полгода назад. Тогда он перехватил ее пристальный, заинтересованный взгляд и в тот же миг, как если бы это и вправду было вульгарное приглашение, ответил ей выражением плотского вожделения в глазах. Секунду спустя Ангелос вновь отвернулся, но столь неожиданная реакция повергла Макси в смятение.
Она пыталась убедить себя, что все это ей только почудилось. Ведь она была почти благодарна этому высокомерному греческому магнату за его равнодушие к ней как к женщине. Да, пожалуй, время от времени его способность вести себя с ней как с неодушевленным предметом вызывала в ней чувство раздражения и даже унижения. Но тогда она находила этому объяснение: в отличие от Лиланда у Ангелоса никогда бы не возникло необходимости выставлять напоказ женщину, словно породистую собачонку. И уж тем более брать ее с собой на деловую встречу.
– И теперь, когда вы обрели свободу, я хочу, чтобы вы стали частью моей жизни. – В голосе Ангелоса прозвучала властная, спокойная уверенность мужчины, не привыкшего получать отказ от представительниц слабого пола. Мужчины, который не допускал даже вероятность подобного поворота событий. Его поза говорила красноречивее всяких слов, насколько низко он оценивает ее нравственность.
