– Геночка, здравствуй, милый! – Татьяна нежно поцеловала его в щеку. – Ты уже совсем вернулся?
– Ты что, не помнишь? У меня же сегодня премьера в СТД. Я же тебе утром говорил! – Он даже есть перестал. – Ты вообще собираешься идти?
– Геня, милый, у меня завтра самолет в двенадцать. А с утра еще по «нужникам» надо подарки развезти… Пожалей!
– Ну вот, всегда так!
– Геночка, милый! – В ее голосе слышалась угроза. – Может, ты за меня поедешь в налоговую, в районную администрацию?.. А? Не хочешь? А то давай! Виолетта Юрьевна! Как вы сегодня прекрасно выглядите… С наступающим вас… Вы говорили о бежевом костюмчике… Вот совершенно случайно мне попался в Генуе… Ну что вы, что вы, какие мелочи… Носите на здоровье! – кривлялась она, изображая визит к чиновнице. – Не хочешь?
На кухне повисла мертвая тишина. Гена уткнулся в тарелку. По потолку прошлепали собачьи лапы. Все посмотрели наверх.
– А ты? – вдруг обернулся отец к сыну.
– Пап, как договорились! Все железно! Я и кассету купил.
Виталик взял свою тарелку, подошел к мойке, аккуратно вымыл ее и поставил в шкаф.
– Ну я пока пошел заниматься, – бросил он, выходя из кухни.
Снова нависла тишина, и снова наверху пробежала собака.
– Меня здесь не понимают! – Гена развел руками, обращаясь к Люде. – Есть будете? У меня сегодня поэлла, или как там ее по-итальянски…
– Обожаю твою поэллу! – обрадовалась Таня. – Геня такой талантливый! – скромно начала она расхваливать мужа. – Он так готовит! Усаживайся!
Она унесла Людину куртку в прихожую. Гена молниеносно накрыл на стол и разложил еду по тарелкам.
– Знаешь, Крокодил, вот разбогатею, куплю тебе ресторан, будешь там шеф-поваром!
– Ты опять?! – Гена был готов взорваться, но подавил раздражение и перешел на шутливый тон. – Ты лучше театрик мне купи, – подмигнул он Люде.
– Зачем театрик! Ты будешь прямо в белом колпаке к клиентам выходить и жонглировать поварешками… Арткафе, так сказать…
Между тем застучали вилки, и все трое погрузились в еду. Люда никак не могла прийти в себя, машинально ела, не разбирая вкуса, и думала, как бы скорее уйти отсюда. Таня поглядывала на нее, что-то, видимо, соображая, поглядывала и вдруг поднялась.
– Я сейчас…
Стукнула входная дверь. Они с Геной остались вдвоем.
– Знаешь, я ее не понимаю… – Эта неожиданная откровенность мужа хозяйки почему-то неприятно кольнула ее. Но он продолжал как ни в чем не бывало: – Ведь она актриса. И была на курсе из подающих надежды…
– Таня училась с тобой? – Для Люды это было открытием.
– Мы ж в институте и поженились. А потом родился Виталик, то-се… Она стала челноком, а потом втянулась – теперь от этого бизнеса за уши не оттащишь…
– Но она же вас всех кормит, – попробовала Люда вступиться за свою заказчицу.
– Да, конечно. Но, кажется, должна же и меня понимать…
Тут снова хлопнула входная дверь. Это вернулась Таня. И не одна.
– А я вам гостя привела. Знакомьтесь – Стив.
В комнату вошел тот рыжий, что сидел в квартире наверху и улыбался. Он по-прежнему улыбался. Татьяна затарахтела по-английски, усаживая его рядом с Людой.
– Людочка, наш гость – архитектор. Он приехал на какие-то переговоры. Может, между прочим, – она многозначительно помолчала, – тебе помочь…
– Да, я могу помочь, – вдруг подал голос рыжий.
Все посмотрели на него, как будто услышали голос неодушевленного предмета.
– Я немного говорю… по-русски… – Он говорил со слегка заметным акцентом. – Я брал русский в университете. – Он говорил с большими паузами, то ли подбирая слова, то ли стараясь произвести эффект. – Четырнадцать лет назад я был в Санкт-Петербурге, тогда Ленинград. Стажировка.
– Ну-у! Ваще! – выразила Татьяна всеобщее удивление. – Кофе? Чай? – спросила она Стива. – Геня! Обслужи!
Гена вскочил выполнять распоряжение. Люда со Стивом чинно сидели рядком. Пока Гена варил кофе и расставлял чашки, Таня распланировала дальнейшие события:
– Так, ребята, пейте и поедете с СТД на Генькину премьеру. А мы с муженьком пока пойдем собираться. – И они поднялись. – У Нинон пропал тромбон! Ах, Нинон, где твой тромбон… – вдруг замурлыкала Таня. – Откуда это, Крокодил?
– Ануй, кажется, «Дикарка»… – И их голоса растворились в глубине квартиры.
Прихлебывая кофе, Люда наконец сообразила, что, приведя этого американца ей в качестве кавалера, Таня как бы замаливала перед ней свою истерику. Ну и что теперь делать? Она поглядывала на соседа, улыбалась, но не могла придумать, что бы такое сказать, никак не могла решить, надо ей ехать на этот спектакль или нет. Потом ей показалось, что время для ухода упущено. В конце концов, почему бы ей и не поехать….
– Костюмы – отпад! – говорил Гена, когда они одевались в прихожей. – Спонсора Вероника…
– Вероника – это их режиссер, – вставила Таня.
– Спонсора Вероника откопала! – продолжал Гена набивать цену спектаклю.
– Деньги отмывает, – снова прокомментировала Таня.
– Вероника?
– Да какая Вероника… Спонсор!
– Если ты не прекратишь, я… я… – Гена никак не мог придумать достойной угрозы. – Больше никогда не буду тебе готовить, – вдруг выпалил он.
– Все! Молчу! – замахала руками Таня, сделав испуганные глаза и выставляя его на лестницу последним.
Гена отвез их и Виталика во Дворец искусств. Потом было долгое ожидание в фойе. Их посадили в первом ряду. Глупая французская пьеска с переодеваниями и раздеваниями подошла к антракту, и они поплелись в ресторан. Здесь было людно, шумно, играла музыка. Они выпили, языки развязались, и как-то сам собой забылся повод, по которому они здесь оказались. Они пропустили начало второго действия. Потом они куда-то ехали, где-то еще пили, ели, танцевали… И вот оказались здесь, на маминой кровати.
Люде стало ужасно стыдно. Что же это такое случилось с ней вчера? Захотелось скорее от этого откреститься. Она осторожно заскользила по простыне, незаметно выбираясь из-под обнимавшей ее руки, пока рука не оказалась на пустой простыне. Потом соскользнула на пол. Вот тут она и увидела часы, показывавшие половину пятого. Почему-то она подумала, что еще есть время.
Вытащив из шкафа халат и полотенце, она на цыпочках вышла из комнаты и по темному коридору уверенно дошла до ванной. Раздвинула висевшее над ванной соседское белье и открыла душ. Она яростно намылила тело и долго стояла под сильными струями, делая их то ледяными, то горячими настолько, насколько смогла терпеть.
Потом вернулась в свою комнату с намотанным на голове полотенцем и в стареньком махровом халате, из которого отовсюду свисали вытянувшиеся петли, зажгла большой свет. Мужчина не проснулся. Она вдруг испугалась: не умер ли он. Подошла: нет, дышит. Как же его разбудить? Завела будильник и поднесла к его уху. Услышав звонок, он поморщился, попытался отвернуться и наконец открыл глаза, щурясь на яркий свет.
