Она снова окинула взглядом окрестности. Сырой туман, воздух пропитан влагой. Вряд ли солнцу сегодня удастся расправиться с туманом, подумала София. Затем, отбросив грустные мысли, она схватила пальто и поспешила на улицу, чтобы составить компанию бабушке и Эли.
Вилла Джамбелли расположилась на холме возле леса, где природе позволили обходиться без вмешательства человека. В лучах солнца каменные стены отливали цветами осени: золотисто-желтым, красным и коричневым. В доме было двенадцать спален и пятнадцать ванных, солярий, бальный зал и парадная столовая. Кроме того, были комнаты, отведенные для музицирования, и комнаты для чтения, полные книг, комнаты для работы и комнаты для размышлений. Украшающие виллу произведения итальянского и американского искусства и антикварные вещи сделали бы честь любому музею. Кроме того, здесь имелись закрытый и открытый бассейны, внутренний дворик с фонтаном, в центре которого поднимал кубок ухмыляющийся Бахус, и с большой фантазией устроенный сад.
Когда Тайлер Макмиллан в первый раз увидел виллу, она показалась ему замком с бесчисленными огромными залами и запутанными переходами. Сейчас же вилла представлялась ему тюрьмой, где он был обречен провести слишком много времени в обществе слишком многих людей.
Ему хотелось вырваться наружу, на студеный воздух, подрезать лозы и пить крепкий кофе из термоса. Вместо этого он был вынужден торчать в малой гостиной, потягивая отличное «шардонне».
Тайлер не понимал, почему из приема пищи нужно делать событие. Но он знал, что в итальянском доме совершенно невозможно высказать вслух такую святотатственную мысль.
Ему пришлось сменить рабочую одежду на приличные брюки и свитер, но он по крайней мере не затянул себя в тесный костюм, как этот Донато из Венеции, жена которого говорила без умолку и постоянно успокаивала своих орущих и липнущих к ней детей.
Их мальчик, если это исчадие ада можно назвать мальчиком, разлегшись на ковре, сталкивал друг с другом два игрушечных грузовика. Салли, старая шотландская овчарка Эли, спряталась под ногами у Софии.
Великолепные ноги, машинально отметил Тайлер.
София выглядела, как всегда, блестяще и изысканно. Она с интересом выслушивала все, что говорил ей Донато, не сводя с пега своих больших шоколадных глаз. Однако от Тайлера не ускользнуло, что она тайком подкармливала собаку.
— Попробуй. Отличные фаршированные оливки. — Пилар протянула Тайлеру небольшую тарелку.
Спасибо, — сказал он, отворачиваясь от Софии. — Не знаете, когда начнется то, ради чего нас тут собрали?
— Когда мама будет готова, не раньше. Я сама не пойму, что она затеяла, но Эли кажется спокойным. А это хороший знак.
Тайлер что-то проворчал, но тут же вспомнил о приличиях.
— Будем надеяться.
— Ты что-то давно уже нас не навещал, Тайлер. Чем ты занимаешься, кроме работы?
— А чем еще можно заниматься?
— Разве ты летом не встречался с какой-то девушкой? Симпатичной блондинкой. Как ее звали? Пэтти?
— Пэтси. Это не то, что вы думаете. Просто…
— Дорогой, тебе надо больше развлекаться.
Он не мог не улыбнуться:
— То же самое можно сказать и о вас.
— Ну что ты. Я старая домоседка.
— Что не мешает вам быть самой очаровательной в этой комнате, — возразил он и Пилар опять рассмеялась.
— Мама, зачем ты забрала все оливки? — Вскочив со стула, София взяла с тарелки оливку и сунула в рот. Она казалась сгустком энергии, шаровой молнией. — Поговорите со мной. Или вы хотите навечно оставить меня с этим тупоумным Донато?
— Бедная Софи. Вероятно, ему впервые за долгое время выпала возможность сказать пять слов подряд без того, чтобы не быть прерванным Джиной.
— Уверяю тебя, он с лихвой наверстал упущенное. Как поживаешь, Тайлер? Все в порядке?
— Да.
— Трудишься в поте лица на компанию Макмиллана?
— Да.
— Других слов, кроме «да», ты не знаешь?
— Знаю. Я думал, ты в Нью-Йорке.
— Была, — сказала она, передразнивая его интонацию и кривя губы. — Теперь я здесь. Ты догадываешься, зачем понадобилось устраивать этот сбор?
— Нет.
— А если б знал, ты бы мне сказал?
Тайлер пожал плечами. София начала было задавать новый вопрос, но не договорила, потому что в этот момент в комнату вошли ее отец и Рене.
Пилар внутренне напряглась, тут же почувствовав себя дурно одетой, непривлекательной, старой, толстой и обиженной. Этот человек ее бросил. А теперь явился с последней из тех, кого он ей предпочел. С женщиной моложе, красивее, умнее, сексуальнее его бывшей жены.
Ее мать не стала бы этого делать, но Пилар тем не менее поспешила им навстречу. Ее улыбка была радушной и естественной. Простые брюки и свитер Пилар выглядели элегантнее, чем модный наряд Рене, а в ее манерах сквозило природное благородство, которое не затмить никакими бриллиантами.
— Томи, как замечательно, что тебе удалось приехать. Здравствуйте, Рене.
— Здравствуйте. — Рене улыбнулась и провела рукой по рукаву Тони. Бриллиант в ее кольце ярко заиграл. Она выждала мгновение, чтобы убедиться, что Пилар его заметила. — Вы выглядите… отдохнувшей.
— Спасибо. — Она чувствовала, как слабеют колени. — Проходите, пожалуйста, усаживайтесь. Что будете пить?
— Не суетись, Пилар. — Тони рассеянно ткнулся губами в ее щеку. — Мы пойдем поздороваться с Терезой.
— Иди к матери, — вполголоса сказал Тайлер Софии.
— Что?
— Ступай же. Найди предлог и уведи ее отсюда.
Только тогда София увидела: сверкающий камень на пальце у Рене, смятение на лице матери. Сунув Тайлеру тарелку, она бросилась ей на выручку.
— Мама, ты мне не поможешь? Это минутное дело.
Подхватив Пилар под локоть, она вывела ее из комнаты и остановилась, только когда они оказались в библиотеке.
— Прости, мама, но я не могла на это смотреть.
— Господи. — Пилар попробовала засмеяться. — А я-то думала, как здорово я справилась.
— Ты держалась великолепно. — София подошла к матери, тяжело опустившейся на подлокотник кресла. — Но я хорошо тебя знаю. И Тайлер, судя по всему, тоже. Ее кольцо — показуха и дешевка, как и она сама.
— Что ты, доченька. Оно красивое, просто изумительное… Как и она. Все в порядке, — сказала Пилар и принялась нервно крутить обручальное кольцо, которое вопреки всему продолжала носить. — Правда, все в порядке.
— Ни черта не все в порядке. Я ее ненавижу. Ненавижу их обоих. И сейчас я пойду и скажу им это прямо в лицо.
— Не надо, Софи. Это бессмысленно.
«Ну разозлись же! Дай волю ярости и обиде, — думала София. — Делай что угодно, только не мирись с поражением».
