Евгения Кайдалова - Колыбельная для Варежки

На экзамен ко мне советую не приходить!

Наиля смотрела на Варю. Та пыталась повернуть к потерпевшей стороне лицо и никак не могла этого сделать: ведь теперь ничего не остается, как ВСЕ РАССКАЗАТЬ!

— И что ты собираешься делать дальше? — с грустной усмешкой поинтересовалась Наиля.

— В каком смысле? — встревожилась Варя.

В ее голове выросло сразу три предполагаемых толкования вопроса: 1) Не собираешься ли ты сама объяснить лектору, как он стал «Петралексеевичем», чтобы кара не пала на меня? 2) Не собираешься ли ты родить от Тимура ребенка? 3) Не собираешься ли и дальше жертвовать бесценной возможностью учиться в МГУ ради поцелуев около лифта?

— Ну, вообще, — пояснила Наиля.

Варя решила попробовать первый вариант:

— А ты подписала свою записку лектору?

— Нет.

— Так откуда же он узнает, у кого не принимать экзамен?

Наиля нахмурилась, не понимая, потом усмехнулась и махнула рукой:

— Ой, да я не про то, не бери в голову! Я про вас с этим Тимуром.

Оставалось два варианта.

— Ну, ребенка мы пока не планируем.., до защиты диплома, по крайней мере.

Наиля засмеялась, легко и чистосердечно.

— Ты думаешь, он с тобой останется до защиты диплома?!

На секунду Варя почувствовала себя парализованной.

— А почему ты думаешь, что не останется?

— Потому что у твоей несчастной мамы когда-нибудь лопнет терпение.

— При чем тут, вообще, моя мама?

— А на чьи деньги он живет?

Вопрос был по существу.

— Ну не совсем только на ее деньги…

Наиля окончательно развеселилась.

— Правильно, еще и на твои.

— Ну, не совсем, обедает-то он здесь…

Наиля рассмеялась от души.

— Ты разуй глаза, милая! — Она подняла руку и начала картинно загибать свои точеные пальчики. — Завтрак, ужин — раз, жилье в Москве, в экологически чистом районе — два, стирка, уборка, глажка — три, всякое там.., сама понимаешь — четыре, да еще уроки английского — пять; сколько все это стоит?

Варя решила противостоять:

— Слушай, Наиля, вот если бы у тебя был муж, ты бы ему что, не готовила, не стирала, не гладила, не всякое там.., и не пустила бы жить в свою квартиру? А с английским я, между прочим, помогаю не только ему.

Последняя фраза призвана была пристыдить Наилю, но та расхохоталась:

— Мой муж?! Мой муж будет содержать семью. И меня, между прочим, любить.

В порыве веселья Наиля заговорила слишком громко, и несколько проходивших мимо студентов остановились, с восторгом ее созерцая и перешептываясь. Наиля не покраснела и не опустила глаз. Она со знанием дела затянулась сигаретой и, сложив губы упругим манящим кольцом, выпустила в их сторону дым. Лишь затем опять повернулась к Варе, продолжая краем уха ловить восхищенные вздохи.

— Вот повезет кому-то! — услышала и Варя.

Подруги сидели на низеньких батареях-гармошках в самом большом и шумном лифтовом холле на первом этаже их учебного корпуса. На местном сленге он назывался Большой сачок — большое место для сачкования.

Здесь много курили и говорили. Появляться в Большом сачке было так же актуально, как в прошлые века выезжать на балы и посещать салоны.

Поддерживая традицию, Наиля курила. Тонкая смуглая рука в кованом серебряном браслете становилась еще красивее с беспечно вложенной между пальцами сигаретой. Варя вела здоровый образ жизни, но это не прибавляло ей ни капли красоты.

— А почему вы не поженитесь?

— Ой, да кому это надо! Штампик в паспорте…

— У меня будет штампик в паспорте, — заверила Наиля, — а у моего мужа будут обязательства, а не просто все на блюдечке с голубой каемочкой. Но сначала мои родители еще посмотрят, насколько он обеспеченный, чтобы я ни в чем не нуждалась. И кстати, — она заговорила почти неуловимо для постороннего слуха, — могу тебе по секрету сказать, что я еще девочка, я себя берегу.

Варя вдруг испытала странное чувство униженности, хотя в конце двадцатого века белой девственной вороной должна была бы чувствовать себя Наиля.

— А после первой ночи, — вдохновляясь, продолжала она, — муж положит мне на подушку бриллиантовые серьги. Как папа когда-то — маме.

— Ну, знаешь, у вас все-таки патриархальные нравы.

— А что у вас?

— Нельзя же лишать себя всех радостей жизни!

— У тебя сейчас много радости?

Варя с ужасом поняла, что Наиля гораздо проницательнее, чем ей казалось. Варины руки машинально потянулись друг к дружке суетящимися пальцами.

— Ты для него разобьешься в коровью лепешку, — уверенно проговорила Наиля, — и знаешь, что он сделает?

— Что?

— А что делают с кизяком? Когда он высыхает, им печь топят.

Варя смотрела вперед, чтобы не видеть пророчицы Наили. Впереди бурлила жизнь: потоки студентов шли в библиотеку и обратно, другие толкались у лотков с книгами и театральными билетами, а дальше — переполненный гардероб и стеклянные двери из мира науки — в большой мир. Она не представляла, как будет лавировать в нем без Тимура;

И вдруг Варя его увидела — как по мановению волшебной палочки. Он вышел из лифта со своими давешними приятелями и направился к гардеробу. Компания прошла совсем близко, так что Варя даже услышала обрывок разговора:

— Может, в профессорскую столовую пойдем? Это в главном здании.

— Ты че?! Там цены — убиться можно. Пойдем в восьмую!

— А там такая тошниловка…

Варя вскочила, чтобы позвать Тимура, но тут он заметил ее сам. Коротко улыбнулся, прошелся глазами по Наиле и, ни на секунду не задержавшись, проследовал дальше. Варя осталась стоять навытяжку, подавшись вперед.

— О господи, — вздохнула сзади Наиля.

Ближе к восьми часам вечера Варя вернулась домой, успев немного прийти в себя.

Она довольно долго сидела в библиотеке, чтобы с головой нырнуть в холодную науку и не чувствовать боли от свежих и вновь разбереженных ран. Уходя, купила на лотке сборник студенческих анекдотов и по дороге от души посмеялась. От метро до дома она шла по чудесной тихой улице. Слева открывался один из прекраснейших видов Москвы — могучий Новодевичий монастырь в окружении темных прудов и светлой рощи в зеленой дымке. Открывая дверь квартиры, Варя снова ощущала какое-то подобие хорошего настроения.

Из-за двери доносились запахи горячей пищи. Значит, мама дома. Значит, можно чмокнуть ее в щеку, плюхнуться за стол и от души поболтать, потихоньку забывая о всех своих бедах.

В момент появления Вари мама переворачивала на сковородке котлету. Котлета злобно шипела и не поддавалась, но мама с яростью отодрала ее вилкой от чугуна и швырнула на другой бок. Но потом она повернулась к дочери с таким лицом, что Варя не ощутила никакой разницы между собой и котлетой.