Ознакомительная версия.
– Сын, когда ты перестанешь требовать от ни в чем не повинных девушек какой-то идеальной любви, а потрудишься уже сам? И уже полюбишь тоже сам?
Я замер с отвисшей челюстью. Перестал гонять остывший чай в чашке, положил ложечку на блюдце.
– Ма, я не понял.
– А я тебе объясню, дорогой, – мама вышла из кухни.
Ее не было минуты две не больше. В мозгу пульсировала фраза: «Потрудишься уже сам и уже полюбишь тоже сам». Возникло смутное предчувствие, что все выяснения отношений, которые были у меня до сих пор, – ничто по сравнению с надвигающимся разговором. Мама всегда давала сто очков вперед моим пассиям.
Мама вернулась на кухню. Чуть помедлив, будто бы еще раз решая, бить наотмашь или нет, положила передо мной древнюю толстую тетрадку. Я понял, что сейчас помилования мне не видать. Протянул было руку к тетрадке, но мама положила на неё свою.
– Сын, первый раз я испытала ужас, когда ты в 9 лет, идя в гости на день рождения к однокласснику, что, естественно, предполагало снимание ботинок, взял с собой запасные носки. Я не знала: говорить ли об этом отцу? Когда ты повторил «трюк» с носками – выбора у меня не оставалось. Отец выслушал меня молча. Слов и фактов на тот момент у меня было немного, поэтому я быстро замолчала. Мы молчали вместе. Вместе с твоим отцом. Нам было страшно продолжить разговор, потому что пришлось бы выяснять, от кого из нас тебе достались «такие» гены. А если не гены, тогда всё еще хуже! Как мы могли пропустить у тебя возникновение и столь быстрое развитие невроза?
Мы тогда струсили. Мы оба. И твой отец, и я. Мы решили поговорить сначала с тобой, а потом выяснять степень вины каждого из нас. Отец молча благословил меня, и я задала тебе вопрос:
– Сын, зачем ты берешь с собой запасные носки, когда идешь в гости?
И ты нам всё объяснил:
– Мам, а что непонятно? Я прихожу на день рождения к Петьке, так?
– Так, – я старалась не упустить нить твоего объяснения.
– Нас кормят чем-то, и мы идем гулять. Так?
– Так.
– Мы там бегаем, мам. У меня потеют ноги. А потом надо вернуться к столу. В мокрых носках я не могу. Я иду в ванную, мою быстро ноги и надеваю запасные носки. Я не прав?
По выражению лица твоего отца я поняла, что твои аргументы его убедили и успокоили. Я не испытала тогда облегчения, но я привыкла доверять и тебе, и твоему отцу! Поэтому я признала твою правоту. Но ты не стал останавливаться на достигнутом. Вскоре ты стал брать с собой еще щётку для брюк и щётку для обуви. То есть две щетки. Маленькие, но две. И, конечно, носки. Запасные.
Я решил прервать мамин монолог:
– Мне так комфортно, ма. Понимаешь? У меня и сейчас всегда с собой, точнее в машине, и запасные носки, и щетки для одежды и обуви, и крем для обуви, и даже рубашка. Совершенно новая в чехле – мало ли что?
– Много ли! Согласна, если бы только носками всё ограничилось. Но если уже дошло до рубашек… – мама театрально закатила глаза, – ладно, сын, оставим твои носки в покое – носи их, как хочешь, и столько пар одновременно, сколько тебе комфортно. Носки – это не главное, надеюсь, ты это уже понял.
– Я стараюсь, ма. Но пока не могу похвастать успехами.
Мама продолжила, будто снова погрузившись в себя и видя что-то, что моему взору было недоступно:
– Мы всегда с тобой много говорили, сын. Мне так казалось. И словами в том числе. Ты очень любил задавать вопросы: «Кто такой «Глюк» и почему он приходит к нашему компьютеру», «Как дворник чистит двор зимой, когда темно – с фонариком, как у шахтера?», «Зачем папа ходит на работу, если конфет там ему не дают и за ними надо идти в магазин – шел бы сразу в магазин!» – и множество, бесконечное множество других вопросов. Много их было, но спрашивал ты о внешних событиях и предметах. Ты не спрашивал, например, почему болит голова. Ты просто говорил: «Болит голова». Единственный раз ты задал вопрос о наших отношениях с отцом – почему мы живем вместе. Я не ожидала. Привыкла рефлексировать на предмет ворон и компьютерных глюков, а тут – такой простой и такой сложный вопрос. Я привыкла объяснять тебе просто и ясно, без двусмысленностей и полутонов. Потому и на этот «другой» вопрос ответила коротко и ясно: «Потому что мы любим друг друга». А ты поверил! Что всё так просто и ясно. Что в жизни и в отношениях всё так просто и ясно. И на ровном месте люди вдруг понимают, что любят друг друга, и счастливо живут вместе. Сейчас я жалею, что не попыталась объяснить тебе сразу про нас с отцом, что бывают такие вопросы, на которые нельзя ответить просто и вообще дать правильный ответ. А главное – не всегда нужно верить в простые ответы. Лучше поздно, но я хочу исправить ошибку. Пора тебе узнать – не всё в жизни правильно.
Мама встала из-за стола. Налила себе стакан воды. Выпила залпом. Посмотрела на меня:
– Будешь?
Я помотал головой. Я почувствовал себя маленьким. Опять почувствовал, я вспомнил это чувство – чувство безграничной маминой власти. Надо мной. Как я смотрел на нее снизу вверх и ликовал, что прямо сейчас узнаю еще один правильный ответ на очередной волнующий меня вопрос. «Идеально» и «правильно» – они для меня существовали в этих стенах всегда, они были воплощены в маме и отце, во всем, что родители делали и говорили. Я радовался. Нет, я ликовал, что порциями получаю знание об «идеальном» и «правильном». И сейчас на моих глазах пытаются разрушить мой идеальный и правильный мир? И кто?! Моя мама?!
– Как хочешь, – мама присела за стол, – ты, конечно, прав! Нельзя всю жизнь копить слова, а потом за раз вывалить их тебе на голову. Но что поделать! Ты – единственный ребенок, и я всё еще учусь – постигаю секреты воспитания.
– Один из них – это стакан воды, который ты мне предложила?
Мама поставила мне щелбан. Не формально.
– Я продолжу, с твоего позволения? – мама умеет задавать вопросы, не предполагающие ответов.
– Я действительно могу тебя остановить? – я решил еще чуть-чуть ее позлить.
– Не думаю.
– Ощущая всю полноту своей свободы, прошу тебя, ма, продолжай.
– Ты – мой сын, – мама дотянулась до меня и нежно поцеловала в лоб, – и не только потому, что после носков ты начал «менять» девчонок. Кстати, факт с девчонками папу задел гораздо больше, чем запасные носки. В данном случае он был уверен, что в тебе начали «бродить» дурные гены. Он всё обдумал и сказал мне следующее: «Я этого ждал и боялся! Эти твои гены! Наташа! Эти твои гены! Я всю жизнь ждал и боялся, что они проявятся!» Мне было неприятно услышать подобное от твоего отца. Впервые в жизни он позволил себе в чем-то меня упрекнуть. Но, заметь, он не был мелочным! Он не про туфли какие-то дурацкие говорил! Тем не менее, мне было не радостно в тот момент, но я нашла в себе силы, чтобы не продолжить разговор в тоне, предложенном папой. Я ему спокойно ответила:
Ознакомительная версия.
