Пару недель назад я поинтересовалась у подруги, почему они с Эйденом за десять лет брака так и не завели ребенка.
— Мы как-то упустили это… — Сказанное прозвучало так, словно мы обсуждали, как так вышло, что она, совершая покупки в «Стоп энд шоп», забыла купить молоко. — Я была так занята, что как-то не пришло в голову.
И вот теперь она с лихвой наверстывает упущенное. Как Берни однажды сказала мне, слушать вечное нытье звезд — это отличная подготовка к рождению младенцев.
— Ты, наверное, хочешь есть, — протягиваю я подруге блюдо с фруктами, — угощайся.
— Я умираю от голода, но это мне не поможет, — говорит она, не соблазнившись аппетитными ломтиками папайи и аккуратно нарезанными киви. — А у тебя нет печенья «Ореос»? Или чипсов? «Мини минт миланос»? Сойдет все, что угодно, лишь бы на упаковке было написано «Пепперидж фарм». Близнецам нужен сахар.
— Нет, сахар не нужен. Будешь сыр?
— Только если у тебя есть «Чиз уиз». По крайней мере, я знаю, что вся их продукция безопасна. Во время беременности нельзя подвергать себя риску и есть непастеризованные продукты.
— Камамбер? — предлагаю я.
— Нет! — в ужасе вскрикивает Берни. — Голубые прожилки — это самое страшное.
— Они после родов исчезнут, — с невозмутимым видом обнадеживаю я.
— Очень смешно, — хмыкает Берни. — Ты ведь знаешь, что я не могу есть сыр с плесенью. Можно подхватить листериоз. С копченой говядиной та же проблема. В лососе — полихлорбефинил. В консервированном тунце — ртуть. Я даже не хочу говорить о мороженом с печеньем. И о сырых яйцах.
Я и забыла, сколько сложностей теперь у будущих матерей! Список «Этого Нужно Избегать во Время Беременности» у Берни длиннее, чем ноги Элль Макферсон[4]. И в нем не только продукты питания. Даже не переведя дух, Берни приступает к типичным для последнего триместра жалобам:
— Я уже девять месяцев не отбеливала зубы, не пользовалась кремом для автозагара и не красила волосы. Держаться подальше от химикатов не так просто, как кажется. Я чуть не убила парня из конторы, уничтожающей насекомых, а ведь он всего лишь припарковал свой грузовик на противоположной стороне улицы. — Берни замолкает и, расправив плечи, собирается сделать самое важное заявление. — И даже не пытайся обсуждать со мной, как я буду сбрасывать вес. Семьдесят фунтов! Я понимаю, это близнецы, и воды весят немало. Но можно подумать, я собираюсь родить Атлантический океан!
Пытаюсь представить себе, как Берни выглядела до того, как мы переехали в Хэдли-Фармз — чрезвычайно престижный район, всего в тридцати восьми минутах езды к северу от города. Никак не тридцати девяти или сорока, как многие торопятся заявить. Хотя одна-две минуты пути от Манхэттена вряд ли что-то решат, но кто придумал такое название? Как можно было назвать это место «Фармз», если поблизости нет ни одной фермы? И никто не делает козьего сыра? Единственное, что производят те, кто живет здесь, — это деньги.
— И все же, — продолжает тем временем Берни, — надежда, наверное, есть. В качестве подарка Сара Джессика Паркер предлагает мне своего личного тренера.
— Пожалуй, это круче, чем две серебряные ложечки от Тиффани, что я купила для тебя.
— Ох, перестань. Ты лучше всех, — говорит Берни, поднимаясь с намерением обнять меня. — Ты устраиваешь для меня девичник. А это перевешивает все. Поверить не могу, как мне повезло. Кажется, мы дружим целую вечность!
— Это всего лишь последний триместр — вот он точно тянется целую вечность, — говорю я смеясь и принимаю ее в объятия. — Но, я чувствую то же самое.
Вдруг раздается трель, Берни хватается за мобильный телефон, но тут же разочарованно демонстрирует мне экран.
— Нет, не он. Раньше мне звонили раз по шестьдесят в день, а вот недавно отошедший от дел агент уже никому не нужен.
Мне кажется, это к лучшему. Но Берни недовольна.
Снова трель. Дверной звонок? Интерком? Индикатор дыма? Не так-то просто идентифицировать этот сигнал среди множества возможных. Несусь в кухню. Высокотехнологичный холодильник Брэдфорда? У него есть выход в интернет и плоский цифровой экран, он подает сигнал, когда, к примеру, перезревают помидоры. Или самоходный робот-пылесос «Румба» — он гудит, натолкнувшись на препятствие. На дизайнерской кухне Брэдфорда еще добрая сотня приборов, не хватает только попугая.
Но вдруг я понимаю: это трезвонит таймер духовки «Викинг». Подбегаю и достаю противень с сырными слойками. Черт, они так и не поднялись. Подгоревшие с краев лепешки… Я не верю своим глазам.
— Такого у меня никогда не случалось, — заверяю я Берни. Она притащилась за мной следом и стоит, прислонившись к стене возле обеденной зоны, которая одна размером превосходит мою квартиру в Гринвич-Виллидж. — На своей кухне я пекла в тостере, и все всегда получалось.
— И этим ты пожертвовала ради любви, — говорит Берни посмеиваясь. Подходит, кладет в рот кусочек лепешки и кривится. Выплюнув не разжеванный кусок на салфетку, она продолжает: — Да уж… Жертва, похоже, весьма велика.
— Не думаю, что мы останемся голодными, — слабо защищаюсь я, выбрасывая выпечку в мусорное ведро и кивая на столы, заставленные подносами. Всю эту еду я готовила целых два дня и, к счастью, ничего больше не сожгла.
Снова трель. Берни тянется за телефоном, но из интеркома раздается голос охранника, дежурящего у главных ворот в полумиле от дома. Мы не должны называть его «охранник». «Справочник для жителей Хэдли-Фармз» требует употреблять слово «привратник». Мне казалось, я уехала из Манхэттена, но, похоже, практически всем местным владельцам особняков нравится делать вид, что они по-прежнему проживают на Пятой авеню.
— Привет, девочки, это Энрике, — здоровается привратник. — Как дела? Вечеринка, похоже, скоро начнется. К вам две клевые дамочки.
— Пропусти их, — говорю я в интерком, — и можешь не сообщать о приезде остальных.
— Если следующие будут выглядеть не хуже, я тоже к вам присоединюсь!
Берни удивленно смотрит на меня. Я поворачиваюсь к ней и хихикаю.
— Среди обитателей Хэдли-Фармз, не считая тебя, мне больше всего нравится Энрике.
И вот первые гости. «Клевыми дамочками» оказываются мать Берни Эрика, ей уже шестьдесят четыре, и коллега будущей матери — агент из Голливуда по имени Оливия Гилфорд, одетая в черный костюм из кожи питона. На ней так много золотых цепочек, что сам Гудини, закованный в них, уже не смог бы освободиться.
— Господи, да ты настоящая слониха, — заявляет Оливия, здороваясь с Берни, и раскидывает руки, иллюстрируя сказанное. — Как ты все это переносишь? Ни о чем не жалеешь?
