Ознакомительная версия.
Похороны устроил трест, где дядя раньше работал. Народу собралось совсем немного: трое бывших сослуживцев да несколько соседей. Оказалось, что комната, где дядя жил, тоже трестовская, и надо бы ее побыстрее освободить. Соседи споро разобрали немудрящий дядин скарб, Жене как единственной родственнице досталась библиотека. И неплохая. Вся русская классика: Достоевский, трое Толстых, Куприн, Чехов – и среди них почему-то Гюго и Джек Лондон. Забрать все сразу было, конечно, совершенно невозможно. Женя взяла только десятитомник Пушкина. Соседка Галя – та, что звонила Жене, – согласилась подержать остальные книги у себя. После недолгих поминок Галя предлагала переночевать у нее – не в комнате же покойника, – но Женя, представив душный, битком набитый вагон, решила вдруг ехать последней электричкой: посвободнее и не так жарко. И Саша обрадуется – он-то думает, что она только завтра к обеду вернется.
Женя глядела в темное стекло, и ей хотелось плакать. Сейчас маленькому было бы уже… Нет, нельзя об этом думать. Нельзя. Нель-зя, нель-зя, нель-зя, выстукивали колеса. Наверное, новая беременность, новая надежда помогла бы забыть и эти страшные роды в чужой прихожей, и белого ангела с трагически склоненной головой, и постоянную сосущую пустоту внутри. Но, хотя в больнице и заверяли, что никаких последствий, что можно еще десятерых родить, – все никак, ну никак не получается. Может быть, сегодня? Саша, должно быть, спит уже, но…
На лестнице, как водится, было темно, Женя еле нащупала замочную скважину. Тихонько прокралась в комнату, пристроила в угол сетку с книгами, почти не дыша, разделась и скользнула под одеяло. Ну вот, опять на весь диван развалился!
– Саш, подви… – она осеклась, дыхание перехватило от тяжелого, терпкого запаха. Женя вскочила и не глядя ударила по выключателю…
«Муж неожиданно возвращается из командировки», – горько подумала она, вспомнив классический анекдотный сюжет. Ну, не муж и не из командировки, но… Господи, за что?!
Анька-певица, мгновенно натянув валявшееся на полу черное шелковое кимоно с драконами и прижав к груди туфли, выскочила за дверь. Саша как сел в разоренной постели, так и сидел китайским болванчиком, уставившись на жену остановившимися глазами.
– Ты тоже убирайся!
– Я… Женечка… Я сейчас все… – он запинался на каждом слове.
– Да-да, ты все сейчас объяснишь, а я все неправильно поняла, – сухо прервала его Женя. – Вы тут искусство обсуждали, да? Например, последнюю постановку в Мариинском. Я сказала – убирайся.
– Куда же я… – лепетал Саша. – Ночь ведь.
– Куда хочешь. Хочешь – к артистке своей, хочешь – к черту лысому.
Захлопнув за мужем дверь, она опустилась прямо на пол – садиться на разоренный диван было мерзко – и разрыдалась наконец.
Саша пытался просить прощения до самого суда, караулил Женю под дверью или сам заходил в квартиру – замки она так и не поменяла. Однажды, когда на город рухнула бурная майская гроза, даже остался ночевать. И ночь была такой же бурной и ослепительной, как гроза за окном.
Утром Женя плакала в ванной, вспоминая Валину присказку: спать с ним хорошо – просыпаться плохо. Почему, ну почему нельзя все забыть, чтобы все было, как раньше?
На суде Саша опять умолял его простить, пожилая судья, чем-то похожая на ту заведующую из ЗАГСа, вздыхала и сочувственно качала головой. Но Женя как закаменела.
Выйдя из прохладного вестибюля в раскаленный, полный летучего пуха июньский город, она почувствовала неожиданную дурноту. Господи, неужели?
– Женя, нельзя же так, я же только тебя люблю! – догнавший ее Саша забежал вперед, преграждая дорогу.
Она посмотрела «сквозь» него, бросила равнодушно «отстань» и пошла по тополиным сугробам, легонько улыбаясь своим мыслям: Валька скажет, что я сумасшедшая, ну и пусть!
Валя ждала ее дома, наготовив вкусностей, среди которых важно возвышались две бутылки: пузатая коньячная и рядом высокая, темно-зеленая, с серебряной головой – шампанское. А что? Развод – это вам не фунт изюму, надо же отметить свободу. Ну, или отвлечься, если грустно станет.
Женя отщипнула семги, отломила кусок пирога, но, когда соседка начала обдирать серебряную фольгу, покачала головой – мол, мне не нужно.
Валя ахнула:
– Женька, ты – что? Беременная?
Женя молча пожала плечами и улыбнулась. Ей было удивительно светло. Июнь, белые ночи – хорошо! Как будто она все это время жила за полярным кругом, в долгой-долгой темноте, и вдруг – никакой темноты! Белая ночь!
– Ты с ума сошла! Да когда ж он успел-то, паразит?! Или ты его, кобеля, снова простить собралась?
Женя покачала головой, даже руками помахала – нет, мол, не собралась и не соберусь.
– А может, оно и лучше, – неожиданно согласилась соседка. – Мужики что? Мужиков на твой век хватит, вон какая красавица, еще набегут. А вот родить тебе надо.
– Только бы девочка! – мечтательно протянула Женя.
– Это уж точно!
4. Во чужом пиру похмелье
– Вроде говорили, ты развелась? – Виктор Петрович с любопытством косился на небольшой, но уже вполне заметный Женин животик.
– Ну да, – она улыбнулась. – Давно уже.
– А… – он замялся. – Как же… или… Как же тебя развели?
Женя догадалась, что на самом деле он хотел спросить, чей же это ребенок, но постеснялся, конечно. Она засмеялась:
– Я же говорю – давно, еще ничего видно не было.
– И что, одна будешь растить? Без мужа? – как будто изумился он.
– Ну и одна, – почему-то рассердилась Женя. – Меня же мама и бабушка вырастили.
И подумала про себя – «почти вырастили», про детдом она старалась не вспоминать.
– Фью-у-у! – присвистнул Виктор Петрович. – После войны совсем другое время было, сплошные матери-одиночки. А теперь… – он покачал головой. – В лицо, может, и не скажут, а за спиной шептаться станут. Да и ребеночка задразнят, не боишься?
Он, конечно, был прав, Женя и сама это чувствовала. Даже в женской консультации с ней разговаривают, как с… в общем, недружелюбно разговаривают. Презрительно. Сверху вниз. Как будто она неполноценная и ребенок ее будущий – тоже неполноценный.
– Да и тяжело это – в одиночку ребеночка растить, – сочувственно продолжал Виктор Петрович. – Им же много всего нужно: пеленки, одежки, игрушки, фрукты всякие. Чтоб не хуже, чем у других.
И тут он тоже был прав. Зарплаты хватало только на самое необходимое. А ребеночку и впрямь много нужно – ох, хотелось ведь, чтоб у малыша было все-все-все. Женя рассердилась еще сильнее: чего он лезет не в свое дело?
– Виктор Петрович! Я не инвалид и…
Он не дал ей договорить:
Ознакомительная версия.
