— Сама не знаю, чего я добиваюсь. Просто ты меня застал врасплох. Я люблю тебя и, конечно, выйду за тебя. Я согласна.
Улыбнувшись впервые с тех пор как она спустилась вниз, Синтия поднялась и быстро подошла к нему, опрокинув по пути букет искусственных цветов на кофейном столике. Рассеянность? Неловкость? Такой он ее еще не видел. Может быть, это от любви? Во всяком случае, вид у нее был абсолютно счастливый.
Клэй обнял ее крупное, упругое тело и погрузился в беспредельное блаженство. Они тесно прижались друг к другу, ощущая ток крови по жилам и разливающееся по телу тепло.
Он не сразу понял, что Синтия продолжает ему что-то объяснять. Голос ее звучал приглушенно — она говорила, уткнувшись носом ему в плечо:
— Не забывай, что нас трое. Девочек надо будет отправить в колледж. Им ни за что не получить стипендию, если я буду замужем за таким богатым человеком, как ты. А Джон скорее всего перестанет платить алименты, как только им исполнится восемнадцать. Прости, что я сейчас тебе об этом говорю.
— Нет, нет, правильно, ты правильно делаешь. Я же люблю тебя. И девочек люблю, и сделаю для них все, что смогу.
Они еще немного постояли обнявшись, как бы снимая напряжение. Наконец Синтия высвободилась.
— Хорошо, что мы обо всем договорились. Мне теперь намного спокойнее. — Опустив голову, она шмыгнула носом и откашлялась. — Господи, мне так хочется немножко счастья!
Он взял ее за подбородок и повернул к себе. Глаза ее были взволнованы и полны слез. Она пыталась справиться с собой и не могла. И тут Клэй почувствовал внезапный холодный ужас. В его душу закралось страшное подозрение: неужели, несмотря на свою видимую заурядность и непритязательность, на атмосферу надежности и покоя, которую она, такая большая и уютная, распространяла вокруг себя, — неужели Синтия по натуре ничуть не лучше прочих женщин?
Проведя почти все утро в размышлениях о том, не заработает ли она рак кожи на предательском флоридском солнце, а также о том, какой презренный тип Клэй Эдвардс, Мэрион испытала радостное облегчение, когда ровно в полдень увидела мужа. Он шел к бассейну по выложенной каменными плитками дорожке, и она, лежа на животе под пальмами, должна была приподняться на локтях, чтобы увидеть мужа в полный рост. Его худое мускулистое тело всегда доставляло ей радость.
Хэнк шагал, то и дело задевая головой листву кустов, слишком буйно разросшихся вдоль дорожки к бассейну. На нем был легкий серый костюм; и хотя он надел его только утром, брюки уже имели довольно мятый вид, а рубашка у воротничка была несвежая из-за его привычки без конца расстегивать и застегивать верхнюю пуговицу. Хотя он сделал блестящую карьеру, вид у него всегда был немного обтрепанный. Может быть, именно поэтому он нравился не только Мэрион, но и профсоюзным лидерам, — неясно только, как он ухитрялся преуспевать в своем бизнесе.
Узнав за завтраком, что сегодня Мэрион не сможет работать, так как у нее сломалась машинка, он догадался, что она скорее всего решит позагорать у бассейна. И вот он бросил свои бесконечные важные заседания и презентации и примчался за двадцать миль, чтобы просто побыть с ней. Мэрион все еще не верила своему счастью — найти такого человека, как Хэнк!
Она поднялась ему навстречу. Ее бледное, намазанное маслом для загара тело поблескивало на солнце. Гимнастика и постоянное нервное напряжение помогли Мэрион сохраниться лучше многих сверстниц; она носила эластичные купальники и никогда не забывала втягивать живот. Когда она улыбалась, вокруг глаз собирались морщинки, а шею портили три отвратительные поперечные складки. Она хотела сделать себе подтяжку, но Хэнк заявил, что докторская степень и пластическая хирургия — две вещи несовместные. Она уважала такие парадоксальные суждения и пошла на компромисс, ограничившись небольшими инъекциями силикона.
— Господи, как я рада тебя видеть, — сказала Мэрион. — Сегодня звонил Клэй. Догадайся, зачем?
— Зачем? — спросил Хэнк, поцеловав ее в щеку и слегка замаслив при этом губы.
— Он женится на женщине с двумя детьми.
— Потрясающе! Кто она? — Хэнк снял пиджак и положил его на спинку шезлонга.
— Некая Синтия Мур. Она из Велфорда, представляешь? Из местной знати. Он познакомился с ней прошлым летом, когда плавал на яхте по «нашим старым любимым местам», как он изволил выразиться.
— А ты ее тоже знаешь? — поинтересовался Хэнк.
— У нее магазинчик на Главной улице, называется «Приют гурмана». Я смутно припоминаю пышную блондинку за прилавком. С коровьими глазами.
— С коровьими? Ну, ты несправедлива.
— Ничуть. Одна мысль о том, что Клэй опять нацелился на семейное счастье, выводит меня из себя.
Ее неутихающая, яростная злость на Клэя была излюбленным предметом шуток и полусерьезных обсуждений, которые их обоих развлекали. Хэнк не очень верил в то, что Мэрион действительно ненавидит своего бывшего мужа. Ему было непонятно, как можно подолгу испытывать какое-то негативное чувство, не стараясь его подавить или дать ему выход. Но он любил поддразнивать Мэрион, посмеиваться над ее злостью, как посмеиваются над какой-нибудь безобидной привычкой, вроде привычки есть в постели мороженое.
— Я спокойна и счастлива только если знаю, что Клэй чудовищно несчастлив. И знать это мне нужно каждый день. Знать, что он живет на жалкие семьдесят пять долларов в неделю, что слоняется по огромной, полупустой квартире, где осталась только самая захудалая мебель, а вместо обеда ест всухомятку булочки из соседней кондитерской.
Мэрион знала, что Хэнка такие речи забавляют; она пыталась и себя убедить в том, что ее неприязнь несерьезна, поверхностна. Но себя не обманешь — сердце начинало колотиться сильнее, грудь сжимала знакомая боль.
— А я рад за него, — сказал Хэнк, опускаясь в шезлонг и смяв при этом пиджак.
— Просто ты добряк. Хочешь окунуться?
Мэрион подошла к нему и расстегнула верхнюю пуговицу рубашки. Кардиолог сказал, что Хэнку необходима физическая нагрузка — не меньше трех часов в неделю. Купанье перед ланчем займет десять минут. До воскресенья придется проявить изобретательность и заполнить физической нагрузкой еще два часа пятьдесят минут.
— Я попрошу Хиро принести бутерброды и чего-нибуть выпить.
Своего слугу Хиро Хэнк вывез из Японии, где был в качестве консультанта во время войны с Кореей. Временами Мэрион думала, что даже если бы она так не любила Хэнка, за него стоило бы выйти замуж ради Хиро. Таких слуг теперь просто нет.
Хэнк начал раздеваться. Он был на редкость мускулист. То, что и у нее, и у Хэнка эффектная внешность, доставляло Мэрион не меньшее удовлетворение, чем их любовь, богатство и благополучие. Почти все знакомые их возраста похвастаться наружностью не могли. Теперь Мэрион все завидовали, и это придавало ее самоощущению особую остроту; а когда она была замужем за Клэем, многие ее жалели.
