Ознакомительная версия.
Хосе поцелуями осушил ее слезы.
– Га-ля. Га-ля. Мне… У меня тоже семья. Их нельзя бросить. И… я военный человек. Подводник. Мы уходим в рейс.
– А… когда вернешься?
– Нам ведь не говорят, – печально прошептал Хосе. – Но я вернусь, обязательно. Скажи мне свой телефон.
– А вдруг трубку поднимет Саша?
– Я не причиню тебе вреда. Никогда. Легче умереть.
Провожая, Хосе больно сжимал ее руку. «Еще шесть остановок осталось, – думала Галя, – еще пять… две… еще четыре дома… еще один…»
От последнего поцелуя в парадном у Гали, казалось, остановилось сердце.
– Тебе надо идти, ла-пуш-ка? – Его голос был горьким, как апельсиновая косточка, попавшая на зуб: пронзительно свежая солнечная мякоть и вдруг…
Саша встретил ее с сонным Димкой на руках.
– Что так долго?
– С Наташкой в библиотеке засиделись, – не задумываясь, бросила Галя, радуясь, что они теперь на разных курсах и муж не знает никого с ее потока.
Она с облегчением закрылась в ванной. Желтая ленинградская вода пахла ржавчиной…
Невский ветер, когда Галя каждый день с замиранием сердца вглядывалась в клубящуюся возле института толпу, тоже, казалось, пах ржавчиной. День проходил за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем… Димку отдали в ясли, потом в садик, Саша начал где-то подрабатывать вечерами. Где – Галя не интересовалась. Ей было все равно…
– Ла-пуш-ка моя, – Хосе прижал ее к себе, увлек к стоящему рядом такси.
– Я так скучала по тебе, – выдохнула Галя, почти теряя сознание от его поцелуев. – А куда мы?
– Катаемся, – грустно сказал он. – Нам сегодня некуда ехать.
– Есть куда! – встрепенулась она и назвала адрес родительской квартиры. – Там до семи никого не будет, все на работе.
Поднимаясь по лестнице, они останавливались на каждой ступеньке не в силах оторваться друг от друга. Уже у двери Галя испугалась – где же ключи? Почти в отчаянии она вытряхнула сумку прямо на бетонный пол… вот они! Не глядя, сгребла всю кучу обратно – скорее, скорее… Черт, она же в другую сторону открывается!
И снова этот оглушительный грохот прибоя, и ослепительное солнце в недосягаемой вышине!
– Ла-пуш-ка моя! Единственная, нежная, любимая…
– Господи! Уже полседьмого! – Галя непослушными руками путалась в тряпичной кучке – в каком же порядке все это надевают? Хосе, как и положено военному, собрался за минуту. Мягко остановил:
– Ты надеваешь наизнанку, – и одел ее сам. Бережно, как ребенка. Галя едва не разрыдалась.
За стеной соседи крутили последний диск Пугачевой: «Ленинград, Ленинград, я еще не хочу умирать!»
Всю дорогу Хосе прижимал ее к себе и отводил глаза.
– Ты что-то недоговариваешь? – не выдержала Галя.
– Ла-пуш-ка, мы здесь только один день. Завтра опять в рейс. Надолго.
– Господи, нет! – Галя едва сдерживала рыдания.
– На полгода или даже больше, – выдохнул Хосе.
– Дача! У нас ведь есть дача! Я сейчас только домой забегу…
Он покачал головой:
– Нет. В двадцать один ноль-ноль я должен быть на месте.
– Я провожу! Хоть немного еще…
– Не надо, Га-ля. Ты будешь мучиться. Ты будешь одна. И будет темно. Не надо.
И Галя послушно повернула домой, к мужу и сыну.
– Мама, на! – Димка протянул ей тапочки.
Галя прижала сына к себе:
– Мой маленький мужчина! Самый любимый!
– Бабушка опять чайник в раковине забыла, потоп на всю кухню, – сухо сообщил Саша. – И мыть ее, по-моему, пора.
Дора Аркадьевна сдавала буквально на глазах. Она забывала, какой сегодня день, не узнавала близких, с трудом двигалась. Иногда бабушка становилась совсем прежней, но это случалось все реже и реже. Вдобавок от слабости и склероза у нее началось недержание. Галя заглянула в комнату и почувствовала, что бабушку действительно «пора мыть». Да и на пол с клеенки натекло…
Она меняла постель, мыла Дору Аркадьевну, стирала загаженные простыни и плакала от жалости к бабушке и к себе:
– Господи, за что мне это?!
Уже перед сном дрожащими от усталости руками Галя открыла «Робинзона Крузо». Это лекарство она придумала для себя еще в детстве: какие бы неприятности ни случились – раскрой «Робинзона» на случайной странице, обязательно найдешь совет и поддержку. Сегодня книга сказала: «Я увидел, что не следует унывать и отчаиваться, так как в самых тяжелых горестях можно и должно найти утешение…»
«А ведь я могла бы никогда не встретить Хосе, – думала Галя, – прожить всю жизнь, не узнав об этом слепящем горячем солнце… Значит, несмотря на все невзгоды, я счастливая! Спасибо, Господи!»
Через неделю Галя увидела возле детского сада «Скорую». Сердце оборвалось. Задыхаясь, она подбежала к воротам. Санитар нес на руках вялого, пышущего жаром Димку:
– Ваш мальчик? Госпитализируем срочно: головная боль, рвота, подозрение на менингит. В Боткинскую приезжайте.
В больнице Галю не пустили дальше приемного покоя. Толстая сердитая тетка только отмахивалась:
– Езжайте домой, мамочка. Ну поступил, ну подозрение на менингит, будут анализы делать, там врачи, а от вас одно беспокойство. Езжайте, езжайте.
Часа два Галя просидела на ледяной кушетке, но в конце концов тетка все же заставила ее уйти.
Квартира встретила ее жутковатой тишиной.
– Бабуля! Димочку в больницу забрали…
Галя распахнула дверь в комнату Доры Аркадьевны и остолбенела: бабушка, странно скрючившись, лежала на полу. Галя бросилась к ней и отдернула руку – бабулина щека обожгла ее восковым холодом.
Вернувшийся через час Саша с ужасом увидел, что жена сидит на полу, обняв бабушку, и раскачивается, точно баюкает ее.
– Где Димка?
– В Боткинской, – сквозь рыдания пробормотала Галя. – Подозрение на менингит.
Саша нежно обнял ее, увел на кухню, заставил выпить валерьянки и начал звонить в «Скорую» и Зинаиде Семеновне.
Чтобы похоронить бабушку, как она хотела, рядом с мужем, пришлось согласиться на кремацию. Прямо с кладбища Саша с Галей поехали в Боткинскую: страшный диагноз не подтвердился, и Димку выписали долечивать острую простуду дома.
– Надо отремонтировать бабушкину комнату, – предложил Саша. – Сделаем там детскую.
– Как ты можешь об этом сейчас? – опять разрыдалась Галя.
– Жизнь продолжается, Галчонок, – попытался успокоить ее муж. – Ну ладно, потом.
«Потом» настало очень скоро. Кружилась голова, по утрам мучила тошнота. Галя вспомнила свидание в родительской квартире и все поняла. Аборт? Ни в коем случае! Галя не могла и не хотела забывать Хосе, казалось, он все время где-то рядом. Значит, пусть будет рядом по-настоящему. И она буднично сообщила:
– У нас будет еще ребенок.
Саша подхватил ее на руки, закружил по комнате:
Ознакомительная версия.
