Внезапно я согнулся в три погибели, ощутив в животе острую боль. Так хотел есть, что глотал, почти не жуя. Едва слушал, несмотря на то, что впервые передо мной приоткрывалась завеса истины.
— Видишь, он мучается!
— Пусть не жадничает и не хватает чужую еду, — жёстко сказала мать.
— А как же ему жить и расти? Где еда — его? — удивился Неудачник. Взял меня на руки, перенёс через комнату, положил на материну тахту, ещё не убранную. Тошнотой и сладостью подступили ко рту запахи плоти и не очень свежих простыней. — Потерпи, сейчас тебе станет легче, тебе нужно выпить чаю. — Он пошёл на кухню.
Сразу же я ощутил руки матери на своём животе, от них исходило неудовольствие — видимо, я испортил ей вечер. Почему-то она захотела быть откровенной с Неудачником. Когда тот вернулся с чаем, она уже снова сидела за столом. Свою работу она выполнила.
— Сейчас тебе станет легче. — Неудачник поднёс к моему рту тёплый чай. Я не остановил его, не сказал, что боль прошла, мне было приятно: кто-то обратил на меня внимание! Он поил меня с блюдца тёплым чаем и говорил:
— Амалия, выходи за меня замуж. Я буду о вас обоих заботиться.
Лишь когда я был водворён в свою комнату, мать ответила Павлу:
— Я не могу выйти за тебя замуж, потому что вообще не могу ни с кем связать свою жизнь. Я попробовала объяснить тебе, что должна выполнить свою задачу на Земле, мне очень жаль, что ты не понимаешь. То, что ты наговорил… сейчас я не хочу об этом. Да, во мне уживаются два человека. Лечу людей, спасаю. А для кого-то я — проститутка, шлюха. Правда, далеко не со всеми я ложусь в постель. К тому же, у меня есть вполне приличная работа, я — ревизор… Это кроме того, что я многих лечу… — повторила она. — Тебе разбираться. Ты несёшь на себе особый знак… Можешь приходить ко мне. И к нему можешь приходить, если хочешь. Я знаю, это продлится недолго — пусть ему выпадет праздник. Возьми ключ.
— Как совмещается в тебе твоё высшее предназначение и то, что ты лечишь людей, с твоим распутством, с твоей жестокостью к ребёнку?.. — Снова звучит тот же вопрос.
— Ты зря наступаешь на меня… но, если ты настаиваешь… — тихий голос матери. — Это проделки сатаны. Во мне одновременно хозяйничают оба: Бог и сатана. Впрочем, как и в большинстве людей. Сатана испытывает человека, искушает. О происхождении сатаны ты, я думаю, знаешь. Люцифер был светящимся ангелом. Возгордился и захотел стать Богом. В каждом человеке — сатана и Бог, — повторяет она. — Жизнь и смерть в неразрывности! К чему это я? Да, и Бог и сатана бьются во мне: кто победит? Пытают меня, кто я есть. А мне так надо выбраться поближе к Богу! Сатана же толкает к безлюбой близости, заставляет мстить мальчишке. Наши с ним отношения не в этой жизни начались. Он тогда навязывался мне.
— Любил?!
— Навязывался! — твёрдо повторила она. — Любишь, а тебя не любят, не лезь. Да, он был умён, красив, но родился слугой. Не в этом даже дело, я любила другого, а тот не любил меня. Когда я убила мужа, пришла к любимому. Нужна мне была одна ночь — пока никто ещё не знал об убийстве. Он отверг меня. А вскоре меня казнили.
— Драматическая история. Как же ты настрадалась!
— Знаешь… порой жить невмоготу, когда раздирают тебя изнутри. Я бьюсь с сатаной изо всех сил. Вот и сейчас… и жалко мне сына, а не могу… должна мучить. Я сама мучаюсь, я сильно мучаюсь, во мне — поле битвы, — повторила она другими словами. — Иногда удаётся победить себя, но часто не могу с собой справиться.
— У тебя дурно с логикой, — снова сказал Неудачник. — Твоей логики я не понимаю. Почему «должна» мучить его, если ты хочешь попасть ближе к Богу?
— Уничтожит меня сатана, Павел. Изнутри сожжёт!
Ничего не сказал Павел. Пошёл к двери.
— Ключ-то возьми, — тихо сказала мать, и в её голосе я уловил просящие нотки.
На следующий вечер к матери пришёл другой мужчина.
Но не сразу я услышал его.
Сидел в своей комнате на кровати, сжимал в руках утёнка и видел перед собой Котика и его мать.
Котик — мальчик из моей группы в детском саду. Я всегда оказываюсь рядом с ним в раздевалке. Он — с картинки: щёки сдобны, глаза — как нарисованы, брови густы, губы красны. На него не только я, все любят смотреть.
Мама у него — худющая и на всё соглашается. А соглашаться ей приходится часто, потому что Котик, лишь увидит её, начинает что-то требовать у неё: «модель самолёта или корабля», «марки», «мяч», коньки». Как только он может придумать столько просьб?! И как же ей не соглашаться? Он словно ждёт, чтобы она сказала «нет», потому что тогда он начинает шипеть: «Я никуда не пойду», «Одеваться не буду», «Видеть тебя не желаю», «Иди домой одна»…
Изучил я за три года весь набор подобных его шипений и каждое слово его матери: «Ну, прости, Котик», «Потерпи до завтра, мне было очень некогда, много работы», «Прошу тебя, одевайся», «Прошу тебя, позволь, я одену тебя», «Котик, маленький мой, нам пора. Папа вернётся, а у меня обед не готов».
Обычно я делаю вид, что не могу завязать ботинок и застегнуть пуговицы, а сам вбираю в себя её слова: «Маленький мой», «Прошу тебя», «Потерпи до завтра». Ласковый звон их прикладываю к себе. Так просто: не Котик — я, не Котикова мать говорит — моя.
Сегодня Котик встретил мать словами: «Ты купила машину?», а когда она ответила «нет», упал на спину и стал бить воздух руками и ногами.
Сейчас я вопьюсь в него ногтями и зубами, оттащу его и себя подставлю под тёплый душ её слов!
И в тот миг, когда он забарабанил по матери своими острыми кулачками, я кинулся к Котику, оттащил от неё, обхватил её. Но она тут же оторвала меня от себя:
— Ты зачем Котика бьёшь? Недозастегнувшись и недозавязав ботинок, я выбежал из детского сада во двор.
— Как я жил? — услышал я незнакомый голос. — Я хочу прожить несколько жизней.
— Меняешь профессии, женщин, места работы?
Едва различаю слова матери, но тон настораживает: нравится ей этот мужчина. Его голос и меня ловит в свои сети.
— Иду к своей цели.
Гость навис над столом, большущий. Но он не опасен, он — во власти матери. Как и я. Из-под копны чёрных волос смотрит на неё. Я знаю этот взгляд. Он — желание. «Твоё желание затмевает твой разум», — кому-то когда-то сказала мать. Сейчас таких слов она не говорит.
— Число «три» определило мою жизнь, как в сказке, — три дороги. Жизни считаю по работе. Сменил их три. Это совпало с браками — я был женат три раза. Жильё тоже менял трижды. Совсем разные жизни.
— Ты доволен ими?
— Нет, конечно. Мне всегда чего-то не хватает. Живу с третьей женой плохо, часто езжу то к первой, то ко второй.
— А они так и не вышли замуж? Он качает головой.
— Меня любят.
