Дороти замерла в дверях, ошеломленная внезапным чувством, что она уже видела его раньше. Его лицо, глаза, длинные смуглые пальцы, обхватившие банку пива, — все это показалось ей почти до боли знакомым, словно она знала этого человека всю жизнь. Пораженная, Дороти замерла в дверях этой странной кухни, не в силах оторвать взгляда от Гатри. Где-то в тишине тикали часы, и дождь гулко стучал по крыше дома.
— Что случилось? — Гатри встал из-за стола, слегка насторожившись.
Дороти очнулась и в смущении пробормотала:
— Ничего не случилось! А почему ты об этом спрашиваешь?
— Ты как-то странно выглядишь.
— Я выгляжу странно с первой минуты нашего знакомства, — ответила она раздраженно, чувствуя, что теряется под его пристальным взглядом.
— Почему ты так говоришь? — спросил он с искренним удивлением.
Этого Дороти не могла объяснить.
— Я чувствую себя полной идиоткой в твоем присутствии, — угрюмо проговорила она.
Ее слова развеселили Гатри.
— Любой бы чувствовал себя полным идиотом, разгуливая под таким нелепым зонтиком, — сказал он и, кинув насмешливый взгляд на Дороти, все еще стоявшую в нерешительности в дверях, добавил: — Так ты собираешься простоять там всю ночь или, может быть, все-таки войдешь и сядешь рядом?
Именно такого рода фразы выводили Дороти из себя. Она сердито подошла к столу, выдвинула табуретку и села. Она чувствовала себя уставшей, потерянной и все еще беспомощной в этом странном чужом месте.
— Не желаешь пива? — спросил Гатри.
— Я предпочла бы чай, если он тут есть, — ответила Дороти, довольная холодностью своего тона.
— Да, конечно. — Гатри подошел к раковине и наполнил чайник водой; Дороти поймала себя на том, что, помимо своей воли, наблюдает за ним. Его сильное тело отличалось особенной стройностью, движениям была присуща спокойная сдержанность, которая внушала доверие.
Дороти подумала, что он был полной противоположностью Ральфа. Тот — черноволос, эффектен и галантен, а Гатри же, наоборот, — белес, груб и нетороплив; но вместе с тем у нее было странное убеждение, что если посадить их рядом, то внимание будет приковано именно к Гатри. Он не был так привлекателен, как Ральф, но в нем чувствовалась сильная личность, особое обаяние, силу которого Дороти уже бессознательно почувствовала.
Она принялась нервно теребить свои браслеты, но их серебряный звон прозвучал необычно громко, и ей пришлось сложить руки на коленях.
Она мучительно искала, чем бы заполнить неловкую паузу в их разговоре.
Нисколько не смущенный возникшей тишиной, Гатри стоял, прислонившись к шкафу с посудой, и ждал, пока закипит чайник, сложив руки на груди и скрестив ноги.
— А как умер дядя Стив? — спросила, наконец, Дороти. — Он казался таким здоровым, когда приезжал в Англию.
— Это был несчастный случай, — тихо ответил Гатри. — Он сломал шею, упав с мотоцикла. Смерть наступила мгновенно, — добавил он, взглянув на девушку.
Дороти закрыла глаза. Ее двоюродный дядя был таким сильным, ярким человеком, и эта смерть была так неожиданна!
— Так ты за этим сюда приехала? — спросил Гатри резко. — Выяснить, как он погиб?
— Отчасти.
— А отчасти чтобы посмотреть, что он тебе оставил?
Гатри сардонически рассмеялся, так что у Дороти побежали мурашки по коже.
— Дядя Стив всегда хотел, чтобы я приехала посмотреть Биндабурру, — ответила она вызывающе.
— Он хотел, чтобы ты посмотрела ее, но он не хотел, чтобы ты владела ей.
— Однако в завещании его говорится обратное, — отрезала Дороти. — Я его племянница, и он любил меня. Почему он не должен был оставлять мне ее в наследство?
— Потому что он говорил, что оставит ее мне.
— Тебе?! С какой стати?
Чайник засвистел, и Гатри спокойно занялся заваркой чая.
— Я был его партнером. Он знал, что может доверять мне, как самому себе.
— Не может быть, чтобы вы были партнерами так долго, — возразила Дороти. — Дядя Стив никогда не упоминал о тебе, когда приезжал в Англию, а это было всего два года назад.
— О, он не стал, бы говорить об этом, — Гатри закрыл заварочный чайник крышечкой и поставил его на стол. — Стив стыдился того, что ему не хватало средств одному управлять Биндабуррой. Таким образом, я вложил необходимый капитал, но мы условились, что Стив будет управлять имением без какого-либо вмешательства с моей стороны. У нас была устная договоренность, что я возьму бразды правления, когда он решит отойти от дел, и что после его смерти вся собственность перейдет ко мне.
Он пододвинул молоко Дороти, и она налила немного себе в чашку, слегка нахмурившись.
— То есть ты хочешь сказать, что переехал сюда только после его смерти?
— Именно. Я еще не успел разобраться тут во всем, но решил обосноваться в этом доме.
— А не от меня ли это зависит? — холодно проговорила Дороти, потянувшись за чайником.
Гатри мрачно кивнул.
— Стив был человеком слова, у него, видимо, просто руки не дошли изменить завещание. Однако могу тебя заверить, что он хотел передать Биндабурру в надежные руки.
— Это только твои слова! — возразила Дороти.
— Я и не ожидал, что ты станешь уважать нашу со Стивом договоренность, — ответил Гатри презрительно. — Я предложу тебе хорошую цену за твою долю.
Дороти размешала сахар и, звякнув ложечкой, положила ее на стол.
— А если я не стану продавать?
— А что тебе еще остается делать? — раздраженно сказал Гатри. — Ты же не собираешься остаться здесь сама?
Дороти медленно откинулась на спинку стула и принялась поправлять свои браслеты.
— А почему бы и нет? — сказала она, наконец.
— Да не смеши меня! — нетерпеливо проговорил Гатри. — Ты не можешь здесь остаться.
— Не вижу для этого ни одной причины! — Дороти не собиралась сдаваться. — Это ведь мой дом, не так ли?
Он с шумом втянул в себя воздух, по всей видимости, с трудом сдерживая гнев.
— Если ты, таким образом, набиваешь цену, то у тебя ничего из этого не выйдет, Дороти… Простите, мисс Маккуин.
— Меня не интересуют деньги, — сказала она, свирепо сверкнув на Гатри глазами. — Я собираюсь исполнить волю, дяди Стива, и можешь не рассчитывать, что я передам все тебе, как только ты помахаешь чековой книжкой у меня перед носом!
— Ты серьезно отказываешься от денег?
— Я любила дядю Стива, — прошипела злобно Дороти. — И это главное. А если ты думаешь, что я приехала сюда только для того, чтобы поднимать цену на какое-то ничтожное провинциальное имение…
— Ах, так, по-твоему, Биндабурра — это ничтожное провинциальное имение?!
