Гарв работает экспертом – статистиком страховой компании, так что он – легкая мишень для тех, кто обвиняет его в скучности. Когда вы видите его впервые, то можете по ошибке принять его спокойствие за вялость. Но, по моему мнению, нельзя ставить знак равенства и объявлять, что человек, обрабатывающий большой объем цифровой информации, однозначно зануда. Самый скучнейший человек, которого я встречала, был бойфренд Донны, писатель-тупица Джон. Большего зануды вы представить не сможете. Как-то раз мы пошли поужинать, и Джон превзошел все мыслимые границы, нагнав на нас смертельную скуку своими громогласными монологами о других авторах. Получалось, что все они – показушные ублюдки, которым платят много больше, чем они заслуживают. Потом он добрался до меня и стал расспрашивать, что я думаю о том, о другом, о третьем. Он углубился в расспросы, словно был моим гинекологом.
– Что ты чувствуешь? Тебе грустно? А с этого места чуть подробнее? У тебя разбито сердце? Ага, это уже что-то!
После этого он поспешно смылся в туалет. Я знала, что он записывает там все, что я сказала, себе в блокнот, чтобы использовать в своем романе.
– Ты не должен завидовать Лайму из-за этого телевизора с плоским экраном, – сказала я, с радостью притворившись, что списываю подавленное настроение супруга на то, что у его приятеля больше техники, чем у него. – Ведь он же свалился на Лайма! Можно было поставить его и пониже.
– Ах! – Гарв пожал плечами так, как он обычно делает, когда его что-то волнует. – Меня это не волнует.
Он с упоением обсуждает с Донной ее проблемы, но стоит вам завести речь о его чувствах, даже если они касаются всего-навсего чужого телевизора, то нежелание говорить на эту тему не укроется от ваших глаз.
– Ты хоть знаешь, сколько он стоит? – выпалил Гарв.
Разумеется. Каждый раз, когда мы выбираемся в центр вместе, мы непременно заскакиваем в торговый центр «Браун Томас», прямиком мчимся в отдел бытовой техники и стоим перед вышеупомянутым телевизором, наслаждаясь его великолепием, к которому можно приобщиться всего за каких-то двенадцать тысяч фунтов. Хотя Гарв и хорошо зарабатывает, но его зарплата не сравнится с зарплатой Лайма, в которой нулей не меньше, чем цифр в телефонном номере. Нам нужно выплачивать высокие проценты по кредиту за дом. Прибавьте к этому обслуживание двух наших машин, любовь Гарва к компакт-дискам и мою страсть к кремикам и сумочкам. Короче, денег на плоские экраны уже не хватает.
– Не вешай нос! Он же наверняка сломался, когда свалился. Кроме того, недалек тот день, когда у тебя будет такой же.
– Думаешь?
– Конечно. Вот только закончим обставлять дом.
Мои слова достигли цели. Он, подпрыгивая, подошел ко мне и помог выгрузить покупки. И тут ЭТО случилось.
Гарв достал коробку трюфелей, которую меня науськал купить сам дьявол, и воскликнул:
– Эй, смотри-ка! – Его глаза засияли. – Снова эти конфеты. Они что, преследуют нас?
Я посмотрела на него. Потом на коробку. Снова на него. Я понятия не имела, о чем это он.
– Ну же, ты знаешь, – игриво сказал Гарв, продолжая стоять на своем. – Мы ели эти же конфеты, когда….
Тут он резко замолчал. Я выгнула бровь, выказывая любопытство, и пристально посмотрела на него. Он в свою очередь вытаращил глаза на меня. И совершенно неожиданно случилось следующее. Шаловливый огонек в его глазах погас, уступив место страху. Даже нет, ужасу. И мои мысли еще не успели оформиться и улечься по полочкам, как я поняла. Он говорил о ком-то другом, о каком-то интимном моменте с другой женщиной. И это было недавно.
Я почувствовала, что падаю, и у меня было ощущение, что буду падать вечно. Но я резко заставила себя остановиться. И поняла еще кое-что. Я не могу. Не в состоянии наблюдать, как мой брак не только движется по спирали вниз, но еще и захватывает других людей, утягивая их в водоворот.
Мы не могли пошевелиться от этого шока. Наши глаза встретились, я молча умоляла его что-нибудь сказать. Больше всего на свете мне нужно было, чтобы он мне объяснил. Пусть все это кончится. Но на его лице все еще лежала печать ужаса, точно такого же, какой чувствовала и я.
– Я… – промямлил Гарв и запнулся. Внезапно сильнейшая боль пронзила меня где-то в районе зуба мудрости. Я как сомнамбула вышла из комнаты.
Гарв за мной не пошел, остался на кухне. Не слышно было ни звука. Думаю, он так и стоял там, где я его оставила. Уже этим он, казалось, признавал свою вину. Я все еще пребывала в кошмарном сне и сквозь пелену этого сна взяла в руки пульт и включила телевизор. Я ждала пробуждения.
До конца вечера мы не обменялись ни словом. Может, мне стоило поорать всласть – кто она, сколько времени ты мне изменяешь? Но даже в лучшие времена я не прибегала к крику. Как бы то ни было, в свете последних событий у меня не осталось сил бороться.
Ах, если бы я была как мои сестры, которые умеют выразить свое горе. Они – эксперты по хлопанью дверьми, швырянию телефонной трубки, бросанию всяких предметов об стену и визгу. Вся планета должна быть в курсе их гнева и разочарования из-за того, что их предал мужчина или шоколадный мусс испарился из холодильника. Но я родилась без этого гена Примадонны. Когда я чувствую опустошение, то держу это в себе, постоянно думаю над произошедшим в поисках смысла. Моя печаль подобна вросшему волосу, она все дальше и дальше проникает в меня. При этом обязательно происходит вот что: боль моей души проявляется в мокрой, шелушащейся экземе на правой руке. Это своего рода точный барометр моего эмоционального состояния. В ту ночь рука болела и зудела так сильно, что я расчесала ее до крови.
Я пошла спать раньше Гарва. Что удивительно – мне удалось на самом деле заснуть. Может, из-за шока? В какой-то момент я проснулась и лежала, вглядываясь в темноту. Было, наверное, где-то четыре утра. Самое мрачное время. Именно в этот час умирают больные. А кто-то мучается от того, что сердце раскололось пополам. Во рту песок. Челюсть болит. Значит, снова скрежетала зубами. То-то у меня так ноют зубы мудрости. Это их отчаянная попытка воззвать к помощи перед тем, как я провалюсь в пустоту.
Потом я сморщилась, вспомнив это кошмарное разоблачение. Неужели у Гарва и впрямь что-то было с этой Любительницей Трюфелей?
Мне было мучительно больно, но пришлось признать, что, наверное, было. Факты были налицо. Я попыталась посмотреть на ситуацию со стороны и пришла к выводу, что было не «наверное», «наверняка». Но ведь на свою жизнь всегда смотришь иначе?
Я так сильно боялась, что случится нечто подобное, что уже наполовину была подготовлена. Но когда это, кажется, случилось, подобный поворот событий выбил меня из колеи. Он просто засиял при виде «их» шоколада. Мне было неприятно это видеть. Должно быть, он по уши в нее втрескался. Но это было уж слишком, так что я предпочла не верить. Понимаете, я бы заметила, если бы он имел интрижку на стороне, да?
