– Кто-то умер? – спросила Анна, кивнув на изобилие розовых орхидей и азиатских лилий.
– Как ты думаешь, что это значит? Майк приносит их домой каждый день. Тебе не кажется это подозрительным?
Анна подняла брови.
– Дни рождения, годовщины или «прости меня». Есть еще причины, по которым мужчины дарят женщинам цветы? – Грета открыла бельевой ящик и выудила сигареты из-под стопки салфеток. – Не хочешь побаловаться?
– Не знала, что ты куришь, – изумилась Анна.
– Я и не курю. Ну, только когда злюсь. Майк ненавидит это.
– Ладно, дай мне одну. – В колледже Анна была заядлой курильщицей, но за последние двадцать лет не взяла в рот ни одной сигареты.
Женщины прошли на веранду, где низкая ограда разделяла их участки.
– Грета, я должна у тебя кое о чем спросить. – Ну?
– У тебя все в порядке? У тебя и Майка? Грета немного помолчала, а потом ответила:
– Не знаю. Он все позже и позже приходит с работы. Иногда уходит в шесть утра и возвращается домой только в девять-десять вечера. Вчера он вернулся в полночь.
– Ну и что ты думаешь по этому поводу? – спросила Анна.
Грета тяжело вздохнула и покачала головой:
– Не знаю. Думаю, если бы у него была другая, он не стал бы этого демонстрировать так явно. Он достаточно деликатен, чтобы солгать.
– А он сказал, где был?
– Катался. Просто катался по городу.
– Майк может. Я имею в виду – это вполне может быть правдой. – В жизни Анны, когда она стала матерью, тоже был такой период. В то время она чувствовала себя спокойно только за рулем. И хотя, конечно, она и не думала бросить семью, ее манил каждый выезд с автострады, и мысль, что, сделав всего один поворот, можно оказаться в Канаде, волновала и создавала иллюзию свободы. В те годы, особенно когда Хью работал в больнице по двадцать четыре часа в сутки, Анна иногда чувствовала себя так, словно ее жизнь стала ненадежной и шаткой, как прогнившая половица.
Она училась в Смитсоне, специализируясь сразу по химии и по физике, когда встретила Хью. В то время Анна собиралась перейти на медицинский факультет и уже получила извещение о возможности зачислении в Тафт, но роман с Хью был настолько головокружителен и совершенен, что вопрос об отъезде сам собою отпал. Они поженились через месяц после выпуска. Было решено, что, прежде чем Анна сможет продолжить учебу, медицинский диплом и место в ординатуре должен получить Хью.
Анна закончила девятимесячные курсы медицинской техники и трудилась в лаборатории, чтобы оплачивать счета. Это была легкая и приятная работа, временный перерыв в ее студенческой жизни. Даже в долгие часы одиночества, в часы скучной, монотонной работы в лаборатории, она была довольна их совместной жизнью. Ей было радостно возвращаться домой – в обшарпанную квартирку, наполненную ветхой мебелью и скверным запахом соседской стряпни. Это было замужество, о котором она всегда мечтала, но на которое никогда и не надеялась. Первые два года все шло замечательно. А потом Анна обнаружила, что беременна. Они были очень осторожны, к тому же Анна прекрасно знала свой цикл – с точностью до часа, им и в голову не приходило опасаться случайной беременности.
Она знала, когда это произошло. У Хью как-то выдалось четыре свободных дня подряд, что случалось очень редко, и они укатили за город, в летний домик семьи Хью в штате Мэн. Для Анны это был самый счастливый период. Каждый день они гуляли по пляжу, ели омаров при сияющем золотистом вечернем свете, растворяясь в шелесте и шипении приходящих из океана волн.
Анна никогда не представляла себя в роли матери, и бездетный брак вполне ее устраивал. Мысль о вечно орущем ребенке вызывала чувство паники. Ей казалось, что ее загнали в ловушку.
Анна не смогла заставить Хью даже обсудить возможность аборта, он и говорить не хотел об этом. Вместо этого он пытался переубедить жену:
«Дорогая, ничего же не изменится. Мы просто поменяемся ролями: я поступлю в ординатуру, а ты будешь учиться дальше. Для ребенка мы наймем няню».
В итоге все пошло совсем не так. Он начал работать хирургом-ортопедом в Бостоне. Анна родила дочку, названную Поппи в честь бабушки Хью, и готовилась приступить к занятиям. Но ребенок полностью истощил ее силы. А были еще ужины с новыми коллегами Хью и общественные мероприятия для докторов и их жен, а еще клубы, в которые он настойчиво пытался ее записать, включая даже один, называвшийся «Клуб докторских жен».
Анна его высмеивала, а он отчаянно пытался ее уговорить, признавая, что это просто сборище скучающих женщин, не обязывающее ее ни к чему, кроме полуденных чаепитий и участия в паре благотворительных акций.
– Как ты вообще можешь просить меня участвовать в чем-то подобном? – возмущалась она. – Ты проявляешь так мало уважения к тому, что я есть, что я вынуждена подумать о том, понимаешь ли ты меня вообще.
– Анна, – сказал он спокойно, – милая моя Анна.
В конце концов он победил – хотя Анна и не воспринимала это как свое поражение, просто она любила его и решила ему уступить. Раз в месяц она наряжалась и отправлялась в клуб, высиживала свое до конца, слушая бесконечные разговоры о походах по магазинам, украшениях и подозрениях по поводу красивых и хищных медсестер. Теперь, двадцать пять лет спустя, Анна все еще заглядывала к ним изредка. Ничто не облегчает груз прожитых лет так, как стойкое отвращение к кому-либо на протяжении почти тридцати лет.
Анна вытряхнула из пачки еще одну сигарету и прикурила.
– Мне пятьдесят три – вот занудство! – сказала она. – В общем, поскольку моя бессонница снова со мной, можешь позвонить мне попозже, если захочешь.
– Чем ты сейчас займешься?
Анна затушила окурок в горшке с геранью:
– Проверю контрольные, потом поиграю, если еще не все забыла. Я вернулась в наш оркестр, и у нас в программе Рахманинов, я отстаю от остальных, даже если бы и не пропустила первых двух репетиций.
– О! – Грета невидящим взглядом смотрела на улицу. Анна обняла ее:
– Все будет хорошо. Звони или просто заходи в любое время. Прошлой ночью я не спала до четырех.
– Хорошо. Спасибо за вечер.
– Спасибо, что отменила вечеринку. – Анна пошла в дом, чтобы забрать жакет и сумку.
– Эй! – окликнула ее Грета. Анна обернулась.
– Ты уронила это, – Грета протянула ей шпильку.
– Ну вот, опять, – пробормотала Анна, и ее рука сама потянулась к дырке в подкладке кармана.
Дома она не стала включать свет и просто сидела в темноте. Анна не достаточно устала, чтобы лечь спать, но и не была настолько бодра, чтобы заниматься музыкой или просматривать две дюжины контрольных по вирусологии. Она сбросила туфли и пошла в спальню. На телефонном аппарате мигала красная лампочка – новые сообщения. Возможно, это Грета, только она звонила в эти дни. Анна нажала на кнопку прослушивания.
