Алан вспомнил, как побежал за Максимом, желая его утешить. Но Максим не нуждался в сочувствии; он даже не захотел говорить об инциденте и весь остаток того дня был угрюм и зол. Лишь гораздо позднее, уже вечером, когда в дортуарах погасили свет, Максим наконец обмолвился о происшедшем, словно отвечая на невысказанный вопрос Алана:
«Я ушел, потому что те трусы не стоили стычки! Мне было просто противно пачкать о них руки!» И потом добавил: «Настанет день, когда я покажу этим скотам, потерпи, Корешок, еще увидишь!» И еще, зловещим шепотом: «Я сейчас никто! У меня ничего нет! Но сколько бы на это не понадобилось времени, обещаю тебе, что я кем-нибудь стану! И у меня будет все».
И он стал. Он повелел сбыться всему, о чем мечтал, и, может быть, сделанное им самим превзошло самые дикие и необузданные мечты.
Максимилиан Уэст! Мир теперь у его ног.
И, как следствие, у него нашлось множество завистников. Алан был не из их числа, его переполняло лишь восхищение своим другом. Он знал, какой трудный путь проделал Максим, какие головоломные скачки ему приходилось совершать, какие рискованные шаги он не раз предпринимал. Максим стал ходячей историей фантастических успехов и эпохальных авантюр. Превратился в крупнейшего магната, одного из тех, с кем реально считаются в мире международного бизнеса. На протяжении последних пятнадцати лет он сумел подняться от миллионера до мультимиллионера и затем миллиардера.
И в итоге всего пару недель назад, в последний день декабря, был оглашен новогодний королевский рескрипт. В списке, поданном на представление королеве, премьер-министром среди различных титулов и званий с именами и фамилиями был упомянут и Максим. Это была дань признания его заслуг перед британской промышленностью в метрополии и за границей. Теперь он стал сэром Максимилианом Уэстом и к нему уже можно было обращаться именно так, несмотря на то что до дня инвеституры в Букингемском дворце оставалось еще более трех месяцев.
«Чем не кум королю?» – подумал Алан и улыбнулся доброй и всепонимающей улыбкой, за которой таились подлинная гордость за друга и удовлетворение. Алан наслаждался успехами и славой Максима, неизменно бывал рядом и аплодировал. Максим был его героем и кумиром в школе. В чем-то он оставался таковым и по сию пору, и Алан был уверен, что так будет всегда.
Он опять взглянул на Максима, восхищаясь. Его дорогой друг выглядел изумительно.
Но – стоп! Это ведь вовсе не так, сообразил вдруг Трентон, и от этого ощущения его даже пробрала дрожь. Он посмотрел на Максима внимательнее.
Блистательный фасад, но что-то там есть за ним сейчас тревожное, – это подсказывала Алану интуиция – некий признак нависшей беды. Да просто невозможно это не заметить, когда знаешь человека почти сорок семь лет и способен видеть его насквозь. В глубине глаз Максима залегла какая-то тень, которой Алан не видел уже много лет и теперь удивлялся, как он мог не заметить этой перемены сразу по приезде Максима. По-видимому, из-за того, что был озабочен лишь одним: как можно скорее поздравить друга с дворянским званием. Не иначе как Максим попал в беду, и притом серьезную, решил Корешок. Женщины! Не дай Бог, он уже достаточно хлебнул с ними – хватит на всю жизнь. Н-да, что бы там ни было, но, похоже, надо выручать. Предложу свою помощь. Для того и существуют лучшие друзья.
Алан бросил взгляд на часы – золотой «Патек Филип», подаренный ему Максимом в прошлом году на пятидесятый день рождения. Стрелки показывали точно девять пятнадцать. Еще раньше, в телефонном разговоре, Максим упомянул, что должен будет уйти в девять двадцать. Алан знал, что через несколько минут – не позже – Максим встанет, попрощается и уйдет. Одним из его многих достоинств была пунктуальность.
Предвидя незамедлительное отбытие Максима, Алан поднялся и подошел к беседующим в тот момент, когда Максим говорил: «Представленные вами цифры интересны, но я все еще не уверен в том, что мне хочется влезать в это дело и выйти с контрпредложением ради Листера. Так что, мне желательно иметь время, чтобы обдумать все как следует».
Вейл энергично сглотнул, силясь скрыть разочарование от того, что встреча не завершилась более ощутимыми результатами.
– Да, конечно, я вас прекрасно понимаю. Но я уверен, что скорость в данном случае – существенный фактор. «Листер ньюспейперс» особенно уязвима как раз именно с этой стороны. Просто мишень для других ловчих из корпорации. Нас и беспокоит именно то, что какая-либо другая компания может вступить в торги, нацелившись на «Листера». Вам, надеюсь, понятно, что это может означать.
– И даже слишком. Война притязаний.– Максим встал. – Если вы забросите необходимую документацию ко мне домой, как предлагали, то чуть попозже я займусь их изучением.
Вейл тоже встал и поклонился.
– Да, я так и сделаю. Очень благодарен вам за любезность и за то, что выслушали меня. – Он подал руку на прощание, добавив при этом: – Я чрезвычайно рад, сэр Максимилиан.
Максим ответил рукопожатием.
– Теперь, с вашего разрешения, я и в самом деле должен вас покинуть. – Он бросил заговорщический взгляд на Алана, подмигнул и сказал: – Я приглашен на обед, и мне очень не хотелось бы заставлять даму ждать.
– Я провожу тебя до лифта, Граф, – предложил Алан, беря Максима под руку и ведя его к выходу. Ему хотелось побыть с Максимом с глазу на глаз, расспросить, что стряслось и чем он лично мог быть полезен другу.
Когда Трентон спустя несколько секунд вернулся в офис, Джон Вейл впился в него взглядом и с тревогой в голосе спросил:
– Ну? Что он сказал?
– Ничего. Во всяком случае, ничего по поводу «Листер ньюспейперс» и своих намерений. Он не стал бы говорить даже мне. Он всегда был скрытен во всем, что касается бизнеса. Могу тебе даже сообщить, что он рвет в клочки любой отработанный им документ. Наверное, опасается утечки информации.
– Никто не знает его лучше тебя, Алан. Как ты оцениваешь ситуацию? Есть шансы на успех?
Трентон пожевал губу, подумал и сказал:
– Честно говоря, даже не знаю. – Он тяжело опустился на стул и в задумчивости уставился вдаль. Потом проговорил:
– Если он почует, что дело ему подходит, он возьмется за него.
– Что ты хочешь этим сказать?
– То, о чем Максим говорил мне всегда – чутье должно подсказывать, чистое дело или нет. Он руководствуется инстинктом. Нутром чует. Анализы, доклады, оценки экспертов – все это для него второстепенное. Нутряное чутье – вот что ведет его.
– И ты всерьез этому веришь? – усомнился Вейл.
– О да, конечно, верю! И что гораздо важней – в это верит Максим. Но надо учесть, под верой он подразумевает свой собственный опыт, понимание тонкостей дела, огромные знания. Плюс ко всему – у него чутье на дела специфические, на ситуации особого свойства.
