— Быть может, я немного старомодна в душе, — подумала она, вспомнив, как ее друзья в гораздо менее критических ситуациях в прошлом восклицали с завистью и энтузиазмом: «Твои родители — замечательные люди».
Они в самом деле были такими, — считала Эйлин. Преподавание в школе занимало в их жизни огромное место, они изучали все новейшие методы и книги по обучению и воспитанию и рецензии на них, участвовали в кампаниях по запрещению телесных наказаний и постоянно писали письма в «Скотсмен», «Новый государственный деятель», «Воспитательное приложение к „Таймс“», делясь опытом преподавания. Воспитывая Эйлин, они никогда не били ее, не старались подкупить чем-то.
Зная об опасностях, которые подстерегают ребенка, который воспитывается один в семье, родители всегда разрешали Эйлин приводить домой друзей и радовались, когда молодежь по выходным слушала у них дома музыку и пила кофе.
Но Эйлин они не баловали. Если она жаловалась, что плохо себя чувствует, первая реакция матери была: «Чепуха!» И только при достаточно высокой температуре ей разрешали лечь в постель и принять аспирин и ячменный напиток с лимоном. Бывало, Эйлин требовала, чтобы ей купили какую-нибудь дорогую вещь, тогда в ответ она слышала, что подобная экстравагантность нежелательна или невозможна.
Конечно, родители не могли не чувствовать разочарования из-за того, что она неважно училась в школе, с сожалением понимая, что ей не удастся поступить в университет. При данных обстоятельствах Эйлин могла рассчитывать лишь на профессию учителя и пойти по их стопам.
Теперь из этой затеи ничего не выйдет. Она испытала чувство вины. И все же ей было немного легче, ведь она освободила себя от тех тяжелых мыслей, которые так угнетали ее все последние несколько недель. Что свершилось — того не вернуть, и родители, конечно, тоже понимают это. К счастью, Анна, партнерша по теннису, не была ее близкой подругой. Она не станет задавать ей вопросы насчет Джоэля. Они будут играть в теннис все утро, потом зайдут к Анне поесть, послушают записи, а когда она вернется домой, гроза уже минует.
Бодрящий осенний воздух, яркое сентябрьское солнце и ветерок, играющий желто-зелеными листьями тополя за кортами — все это, вместе взятое, подняло ее настроение.
— Ты опоздала, — укоризненно сказала Анна, — но я уже заняла корт. Иди скорее переодевайся.
Анна была невысокая, крепкая девушка с каштановыми вьющимися волосами, коротко подстриженными под мальчика. Она собиралась стать тренером по физкультуре и была фанатом спорта: плавала, играла в хоккей и гольф и с восторгом следила за матчами школьной баскетбольной команды и спортивными состязаниями по телевизору. Как хорошо не иметь комплексов, подумала Эйлин, переодеваясь.
— О'кей, — сказала она. — Я готова.
— Бросаем жребий. В какой руке?
— В правой, — ответила Эйлин и подумала: «Если бы все решения так легко было принимать.»
Они начали играть, и игра поглотила целиком все внимание Эйлин и почти все ее мысли.
Когда она вернулась домой, родители сидели в гостиной. Заставленная мебелью, очень уютная комната, окна которой выходили в сад, где росли липы, вязы и платаны, поглощавшие шум, идущий с расположенной рядом Квинсферри-роуд. Книги, газеты и журналы топорщились из книжных шкафов, загромождали подоконники. На столе стояла пишущая машинка с вставленным очередным письмом или листком статьи.
Отец с худым интеллигентным лицом, жесткими усами и гладкими преждевременно поседевшими волосами, как обычно, сидел на своем любимом стуле. Время от времени он снимал своей длинной элегантной рукой большие очки в роговой оправе и задумчиво смотрел поверх книги, словно беседуя с кем-то невидимым. Он продолжал носить, как и в юности, серые мешковатые брюки, но одевал к ним темные рубашки и необычные галстуки, желая показать, что он и следит за современной модой, и презирает ее.
Мать расположилась напротив, слегка раскачиваясь в кресле-качалке из полированного бука. Эйлин была уверена, что она сохранила в себе такую же живость и подвижность, как и в двадцать лет. Чуть наклонившись вперед во время разговора, она нетерпеливо откидывала рукой черную прядь волос, спадавших на лоб, что придавало ее взгляду юношеское выражение. Ее честные серые глаза, смотревшие из-под утонченных темных ресниц, излучали убежденность. В школу на работу она носила строгого покроя блузки и не привлекающие внимания твидовые юбки, но сейчас она уже успела переодеться по домашнему в брюки и желтый свитер.
Родители казались довольно спокойными и дружелюбными. Никто бы не догадался, что они переживают, если бы не напряженное безмолвие и маленькая деталь: обе утренние газеты — «Скотсмен» и «Таймс» — лежали до сих пор нетронутыми на кофейном столике. Мать обратилась к Эйлин «дорогая», что делала только, когда была взволнована.
— Садись, дорогая, — сказала мать.
Эйлин села на стул, горестно сцепив пальцы, потом зажгла сигарету, ожидая начала сложного разговора.
— Мы хотим задать тебе несколько вопросов, — произнесла, наконец, мать, — но, конечно, ты можешь не отвечать на них, если не считаешь нужным.
Эйлин улыбнулась и кивнула.
— Как давно ты об этом знаешь?
— У меня задержка на три недели, — пробормотала Эйлин.
— Ты была у врача?
— Нет, но я знаю, — ответила Эйлин, надеясь, что ей не придется рассказывать о дальнейших деталях.
— Ты сказала Джоэлю?
— Да.
— И что же он ответил? — спросил отец, вступая в разговор.
— Он сказал, что женится на мне. — Она не собиралась рассказывать им, как оскорбительно это было сказано, без единого слова о любви.
— Хм, — ответил отец, — подходящий ответ для юного кавалера.
— И ты хочешь за него замуж? — спросила мать.
— Нет. Я бы не вышла за него замуж… даже если бы он был единственным мужчиной на свете. Я прекрасно знаю, что он не хочет жениться.
— Да, — снова произнес отец, хотя он мог бы и сказать так: «Жаль, что я не подумал об этом раньше».
У Эйлин вдруг появилось желание встать на защиту Джоэля: «Ему еще три года учиться в медучилище. Ты ведь всегда говорил, как глупо, когда студенты женятся».
— Мы совершенно согласны в том, что ни ты, ни Джоэль, в особенности Джоэль, не готовы к семейной жизни, — быстро вмешалась мать. — Никто не пытается заставить тебя насильно выходить замуж.
— Понимаю, — промямлила Эйлин.
— Таким образом, есть три варианта, — продолжала мать, — во-первых, операция, в этом случае ты должна как можно скорее принять решение; во-вторых — усыновление и в-третьих — сохранение ребенка. Что ты думаешь обо всем этом?