— Или он никому его не отдал? — спрашивает один из таксистов.
— …или он никому его не отдал… — мрачно повторяю его слова. — Информация может быть интересна только ФСБ, но самое главное — она не должна всплыть раньше времени. Материал собран на нашего конкурента, и если он появится сейчас, то сразу станет ясно, КТО инициатор. А нам нужно держаться в тени.
Провожу ладонью по волосам.
— В любом случае, отследите все. Опросите всех. Аккуратно — неаккуратно, мне все равно. Вы в своем праве, а это значит, что можете делать все, что душе угодно. Я даю свое согласие.
— Даже на беспредел? — ухмыляется Руль. В ответ я зло смериваю его взглядом. Если было «добро» на беспредел, он бы об этом узнал последним. Мелкая сошка, а все туда же.
Мужчины жмут руки, прощаясь. Последним уходит Руль. Он задерживается, подходит ближе, протягивает ладонь. Ухмыляется. Наверное, приятно быть первым, к кому пришли с важным заданием из семьи.
Я медленно протягиваю свою руку в ответ и резко сжимаю его пальцы, так, что слышно, как начинают трещать кости.
— А-а-а-Амир! — выпучив глаза, загибается от боли Руль. Он буквально удерживает себя на весу, чтобы не упасть к моим ногам на колени.
Сжимаю его руку сильнее, чтобы он точно понял и принял, кто хозяин в доме, кому нельзя перечить, кто волен казнить и миловать, и кто может разрешить творить беспредел в городе.
— Я-а-а понял, понял, Амир! — стонет Руль. От ухмылки, гуляющей на губах, нет и следа. Лицо искажено болью, буквально обескровлено.
— Вот и правильно, — резко отпускаю его руку, и Руль по инерции падает задницей на землю. Ошалело глядит на меня, по сторонам, оценивая: не стал ли кто свидетелем его позора. Медлю секунду-другую, чтобы дать ему время насладиться собственной слабостью, и протягиваю руку, чтобы помочь подняться.
Мужчина смотрит, будто бы взвешивает все за и против, но тут же, усмехнувшись, принимает помощь. Упирается о мою руку, чтобы подняться, отряхивает брюки сзади и беззлобно усмехается.
— Силен, Амир, силен.
— Давай, брат. Сделайте все как надо, я вам доверяю.
Руль кивает на прощание, и выходит. Он все понял, осознал и принял, и тягаться с главным и сильным волком в стае не станет никогда. Периодически каждому нужно показывать его место, и я точно знаю, как это сделать правильно и с наименьшими потерями.
Как только слышится звук отъехавших автомобилей, тут же открываю чат охранного агентства, в котором работают мои парни, в котором зарегистрирован под чужим именем и проверяю их переписку. Не хотелось бы получить какой-то сюрприз.
Но сообщения чистые, не несут угрозы. В этой стороне все в порядке, и ждать какой-то революции не стоит, все пройдет нормально. Мужчины уже строят предположения, куда следует отправиться в первую очередь, кого допросить, а кого можно просто спросить, не прибегая к кулакам.
— Алло, Иван? — как только абонент появляется в сети, с мнимой доброжелательной улыбкой набираю врача, который облажался по полной, и которому придется отвечать за свои действия. — Ты что творишь, Иван? Ты зачем докторшу прислал в дом? Хочешь, чтобы она увидела тут то, о чем потом сможет рассказать полиции или газетам?
5
— Ты что творишь, Иван? Ты зачем докторшу прислал в дом? Хочешь, чтобы она увидела тут то, о чем потом сможет рассказать полиции или газетам?
Ярость на исполнителя всегда нужно держать в узде, иначе она может прорваться, как вода через плотину, и затопить сознание кровавой пеленой. Вот и сейчас кривлю губы в улыбке, чтобы собеседник не расслышал, как клокочет злость, как пытается вырваться, как желает разодрать его на части.
— Она может снять на видео кое-что и выложить в соцсетях, ты знаешь, чем это чревато.
Делаю паузу, но не для того, чтобы дать возможность ему что-то сказать в свою защиту. А только лишь для того, чтобы с шумом втянуть воздух сквозь зубы, и не начать орать на человека.
— У меня в доме лежит подстреленный, мать его, пациент, которому она сейчас останавливает кровь, пытается привести в чувство. Она это сделает, и первым, что услышит от него, это просьба о помощи. Она явно не дура, и понимает, что этот шелудивый пес получил свою пулю от кого-то вроде Хана, а не в результате того, что стрелял по голубям.
Провожу рукой по шее, разминая ее — иногда кажется, что на плечах слишком много груза, который тянет к земле, заставляя гудеть голову, и легкий массаж сильными пальцами спасает на некоторое время.
— Амир! Она ничего никому не скажет, — пытается оправдаться Иван. — Это случайность. Она не должна была ехать на вызов. Поспешила, никого не было рядом, Регина отправила ее как единственного свободного хирурга.
Качаю головой.
— Меня все это не волнует.
Выдыхаю сквозь зубы, и смотрю на стену гостевого дома, в котором эта докторша с цепким взглядом и колким языком пытается спасти жизнь моему бывшему коллеге, решившему разрушить империю, построенную дядей и мной за долгие годы кровопролитных войн. Моя работа — сделать так, чтобы никто не смог заподозрить нас в чем-то, что может привести к тюрьме или расправе конкурентов. И потому у меня есть только один выход…
— Иван. Уволь докторшу задним числом. Оформи документы, что она не работает уже давно и сегодня на работе не была, не выезжала на скорой на вызов.
— Нет! НЕТ! Амир! — сотрясается трубка от удивленного, испуганного голоса. — Ты не должен! Не торопись! Я поговорю с ней, она ничего и никому не скажет. Не нужно, пожалуйста, не убивай ее.
Он буквально задыхается, надеясь уговорить меня не лишать жизни свидетеля, который может довести меня практически до виселицы. Мы все повязаны, все. Но отвечать буду только я, и поэтому именно мне нужно быть самым внимательным, самым умным, самым продуманным, решая все ходы в шахматной партии под названием жизнь до самого конца игры, чтобы остаться королем. Живым королем.
— Ты меня понял, Иван. — Отключаю связь, не давая собеседнику продолжить свое выступление в защиту этой девчонки.
Селяви. Она сама попала в лапы к хищнику, она сама виновата в том, что поторопилась, решив, что может сместить господа бога на этой земле и спасти всех страждущих. Этого сделать невозможно…
Смотрю на часы. Вряд ли докторша успела сделать все, что нужно за такой короткий срок, а это значит, что я успею еще решить несколько важных вопросов.
Быстрым шагом преодолеваю пространство, оказываюсь у дома. По привычке оглядываюсь, оценивая лужайку на предмет подозрительных вещей. Но, как всегда, все здесь тихо и спокойно — охраны вне дома и в доме столько, что хватило бы на защиту целого Форт-Нокса.
Медленно проскальзываю внутрь, прохожу в кабинет. Дверь приоткрыта, но я точно знаю, что сюда никто не попытается войти — закон этого дома суров: никому нельзя трогать документы и вещи, которые находятся в закрытых комнатах.
И потому преступление этого шелудивого пса становится даже серьезнее. Веду плечом, отгоняя ненужные мысли, которые помешают сейчас сосредоточиться. Не нужно думать о предательстве бывшего друга, потому что эти ненужные сожаления только отнимают энергию, не дают мыслить конструктивно. Все, что мне ему нужно было сказать, я сказал, и скажу еще, когда он очнется.
Если очнется…
Смотрю в окно, которое как раз выходит на гостевой домик — специально выбрал такое место под кабинет, чтобы можно было наблюдать за выходом из дома. Хочу, чтобы все было под контролем. Сейчас там сражается за свою жизнь пес, имя которого я даже называть не хочу, настолько его предательство сокрушило мою веру, и без того слишком маленькую, в людей. Ему помогает докторша, которой тоже не так долго осталось пожить на свете. Как только она приведет в порядок этого предателя, он скажет, кому передал компромат на главу мафии другого города.
Дядя давно хотел смести его с лица земли, и скрупулезно искал, к чему можно было бы придраться. И часть материалов этой работы была сохранена в том месте, откуда, мы считали, информация не могла уйти. Однако ушла…
