Вот так всегда. Извинения – это последняя стадия. Они каждый раз следуют за оскорблениями и угрозами. Сценарий прописан в деталях и никогда не меняется. За столько лет Лера выучила его наизусть.
- Я слышала это много раз. И потом все повторялось. Снова и снова…
- Прости меня…
Почему именно она должна прощать? Почему прощать должен непременно обиженный? Кто придумал этот бред? И где набраться великодушия, чтобы простить? И надо ли его прощать в принципе?
- Нет, Паша. На этот раз все кончено.
- Это он, да?! Это все этот черномазый! Ты всегда к нему неровно дышала, а теперь… вы с ним сговорились, да? Утопить меня решили?!
Децибелы в ушах нарастали. Оскорбления лились рекой, и поначалу, скорей всего по привычке, Лера их покорно выслушивала. А потом нажала отбой.
Нет. Она ни с кем не сговаривалась. Таиру до неё уже тысячу лет нет никакого дела, и только такой параноик, как Исаев, мог думать иначе.
От автора: друзья, спасибо вам за теплый прием моей новинки. За ваши комментарии и лайки. Эта книга посвящается вам, моим читателям) Проды каждый день, как всегда.
3.
- Нет-нет, милый, достаточно… Не то тесто получится очень густым.
Артем засопел, отставил пакет муки и принялся помешивать жидкое тесто на оладьи. Делал он это усердно, закусив кончик языка. И выглядел так мило и трогательно с мучным следом на щечке, что Лера было потянулась его обнять, но запнулась, так и не сделав этого.
- Прекращай его тискать! Ты мужика растишь или сопливую бабу?! – звучал в ушах хорошо поставленный стараниями нанятого специалиста голос мужа. Лера зажмурилась. Тряхнула головой, отгоняя наваждение. А потом, разозлившись сама на себя, все же сжала сына в объятьях. И плевать, что по поводу таких нежностей думал Исаев. Пусть он катится, куда подальше, со своими методами воспитания! Пусть… он… катится… У нее насчет этого имелось другое мнение. Слишком свежи воспоминания о собственном детстве. И своей ненужности.
Лера зарылась носом в светленькие волосы сына, вдохнула его сладкий аромат в глупой надежде, что это поможет остановить поток воспоминаний, обрушившихся на неё откуда-то сверху. Но все тщетно. Поток подхватил её и понес вслед за собой далеко-далеко…
В тот день, когда ей исполнилось восемь, Лера по-настоящему повзрослела, что бы и кто ей ни говорил. До этого момента она старательно искала оправдание своим родителям. Она еще мечтала. И верила, что все рано или поздно изменится. Когда папа перестанет столько работать. Или когда мама, наконец, вылечится и перестанет принимать таблетки, коробочку с которыми она всегда носила с собой в кармане. Когда они с отцом перестанут ругаться. Когда в доме стихнут крики. И когда чем-то хорошим наполнится следующая за этими криками тишина, в которой Лера так отчетливо ощущала свое одиночество.
Проблема детей в несчастливых семьях заключается в том, что они растут, в то время как родители воюют друг с другом. Это дети войны. Глубоко раненые происходящим дети.
- Пойду, погуляю, – пробормотала Лера, со скрежетом отодвигая стул.
- Эй! Постой… А как же свечи? Погоди минутку! Я сейчас зажгу, задуешь и желание загадаешь. Ну?
Лера покачала головой. Бросила взгляд на хмурого темноволосого мальчика, ковыряющего вилкой уже второй кусок торта. Резко дернула головой и, чтобы показать ему, что действительно большая, выплюнула:
- Не хочу. Желания загадывают только дети.
- А ты кто же, позвольте спросить? – подбоченилась Нюра.
- А я взрослая. Взрослые знают, что желания никогда не сбываются.
Нюра открыла рот.
- Пойди ты с ней! Ишь какая… Это как же не сбываются? – наиграно возмутилась она. И от этого Лере стало еще больней. Она обернулась уже у самой двери. Еще раз покосилась на мальчика, а потом подбежала к экономке и крепко-крепко ее обняла.
- Не надо, Нюр, - прошептала. - Спасибо тебе, но не надо.
Врать, чтобы утешить.
Глазам стало горячо-горячо. Будто в них кто-то насыпал перца. Лера часто заморгала и выбежала из кухни, чтобы никто не заметил ее слез. Она – взрослая. А взрослые не плачут по таким пустякам.
Дело катилось к осени. В воздухе пахло дымом, горькими травами и сыростью. Ветер гнал облака за горизонт. А Лера бежала, не разбирая дороги, словно этот поток, перепутав ее в пенных кружевах с облаком, подхватил и понес вместе с ними. Остановилась лишь у реки. В этом месте она была неспокойной. Именно здесь разделенный чередой естественных островков огромный поток вновь соединялся, отчего образовывались водовороты.
Берег был обрывистым. Сплошь поросшим высокой травой. Лера помнила, как годы назад, когда она была действительно маленькой, та смыкалась над ее головой. Будто обнимая. Может быть, поэтому она проводила здесь столько времени? А когда ей становилось особенно страшно, Лера пробиралась к самому краю обрыва и смотрела на то, как внизу беснуется вода. Закручивается в воронки, бьет волной о выступающие валуны, разбиваясь на сотни… тысячи искрящихся брызг. Эти омуты напоминали ей глаза невидимого чудовища. Глядеть в них - все равно что смотреть в глаза собственным страхам. Жутко до ужаса. Но взгляда не отвести. Леру притягивала и манила эта страшная глубина.
В тот раз ей было сложно пробраться к воде. Платье-облако цеплялось за иссушенную потускневшую к осени траву. Та словно тянула к ней руки, удерживала на месте. И ветер шелестел – не ходи туда, не ходи… Но Лера упрямо шагала вперед. А потом она так и не поняла, как это произошло, на самом деле накануне берег подмыло, земля ушла из-под ног, и, прокатившись несколько метров вместе с оползнем, девочка с головой ушла под воду. Инстинктивно, забив руками, выплыла, но водоворот затягивал, да и намокшее платье камнем тянуло ее ко дну. Вода забилась в нос, горчила в горле… Лера выплыла, жадно вдохнула, хотела закричать, но горло перехватил спазм, и она снова ушла под воду. Она сейчас не могла бы сказать, как долго боролась с рекой в одиночку… Тогда ей казалось, что прошла целая вечность, прежде чем сквозь рев воды Лера услышала чей-то голос.
- Сюда! Слышишь, постарайся выплыть сюда. Греби! Ну же…
И она гребла. Из последних сил. Вода била в лицо, из-за мокрых, упавших на глаза прядей ничего не было видно. Лера плыла на голос и изо всех сил тянула руку вперед, в то время как вода утаскивала ее на дно. А когда девочка уже думала, что все, не выдержит, смуглые пальцы сжались у нее на запястье и с силой потянули. Как она выползла на валун, Лера уже не помнила. Память ластиком стерла те мучительные секунды.
- Дыши, Лея! Дыши…
И она вдохнула так глубоко, что потемнело в глазах и заболело под ребрами. Ее тело сотряс приступ кашля. Вода пошла носом. Лера перевернулась на бок, уткнувшись мокрым лицом во что-то теплое. И снова сделала вдох. На этот раз размеренный и спокойный.
Лея… Он назвал ее Леей.
- Ну, и напугала же ты меня!
Лера не знала, что на это ответить. В конце концов, она была не виновата в том, что произошло. Это случайность. Ну, не извиняться же? Обожжённая речной водой носоглотка подозрительно покалывала. Только расплакаться ей и не хватало! Чтобы не дать слезам воли, Лера еще сильней вжалась лицом куда-то в бок Таира. Первый шок потихоньку спал, адреналиновая анестезия схлынула, и она почувствовала боль от удара о камни и холод.
- Встать можешь? Нам бы домой.
- З-зачем?
- Ну, как? Наверное, о тебе будут волноваться… И вообще.
Тряхнув головой, Лера сползла ниже. Перевернулась на бок, обняла себя за колени, чтобы сохранить остатки ускользающего тепла, и прошептала:
- Вряд ли. Я никому не нужна.
Она бы никогда и никому в том не призналась, если бы не шок. Может быть поэтому она дернулась, когда поняла, что сказала… Слова вспороли горло и, вырвавшись наружу, повисли между ними в воздухе. Который и без того горчил…
Таир, кажется, смутился. Кашлянул. Отвел взгляд, как и всякий мужчина, испытывая неловкость от таких разговоров.
