Внезапно на порог крыльца выбежала редактор. Сквозь затемнённые линзы очков проступал ошеломлённый взгляд.
— Скорее! Вашей сестре не хорошо. Она наотрез отказывается продолжать. У неё истерика.
Нелли и Вадим мигом бросились назад в здание. Такого фокуса никто не ожидал.
— Не надо было оставлять её одну, — нервно пробормотала Нелли, обгоняя в коридоре волочившуюся женщину.
Вадим торопливо следовал за ней. Как только они забежали в кабинет нотариуса, то увидели, что Вера лежала на полу и судорожно билась в истерике. Тучная фигура старика неизменно оставалась восседать в своём кресле. Он молча наблюдал за женщиной, не решаясь предпринять какие-либо действия. Из уст сестры доносилось лишь невнятное «не хочу». Нелли упала перед ней на колени и попыталась приобнять, но та никак не хотела сдаваться. Её конвульсивные движения не поддавались контролю.
— Успокойся, дорогая. Всё хорошо. Всё хорошо, — словно мантру повторяла Нелли, пытаясь поймать непослушные руки сестры.
— У неё приступ! Нужно срочно вызвать скорую! — взбудоражено воскликнул нотариус.
— Сейчас всё пройдёт, — нервно ответил Вадим, оставаясь стоять на пороге кабинета. — Такое бывает. У неё это с детства.
— Ну дела, — выдохнул старик.
Наконец Нелли сумела немного сбавить пыл зарвавшейся сестры. Она крепко прижала её к себе, и та потихоньку стала угасать. Все в кабинете стояли не шевелясь, боясь спугнуть настороженную женщину, что снова могло привести к внезапному приступу.
— Я увезу тебя к себе. Ты давно у меня не была, — говорила Нелли, заботливо обнимая сестру.
— Нет. Я хочу домой.
— Ладно. Тогда поедем домой.
Женщина редактор осторожно приблизилась к ним и, присев рядом на корточки, участливо коснулась плеча Веры.
— Если вам плохо, то мы можем снять сюжет про вас в последнюю очередь. В любом случае это может подождать до завтра.
Сёстры настороженно уставились на неё.
— О чём вы говорите? — с непониманием спросила Нелли.
— О, я забыла вам сказать. Перед передачей необходимо снять о каждом из вас сюжет. Такова политика передачи. Если вы смотрели наши выпуски, то понимаете о чём я говорю.
— Да вы издеваетесь?
— Извините, но таковы правила.
— А когда планируется съёмка самого ток-шоу? — неожиданно встрял Вадим.
— В пятницу. Шеф сказал, что пятница у нас свободна.
Вера испуганно прижалась к Нелли. Она никак не реагировала на её слова, и тогда Нелли сказала:
— Пятница уже послезавтра. Мы справимся. Я её подготовлю.
Сидевший всё это время в кресле нотариус удивлённо наблюдал за этой жалкой картиной. Он устало смотрел на семейство Долматовых, не понимая, как таким убогим людям могло так повезти в жизни. Вадим в его глазах был скрягой и эгоистом, Вера тщедушной психичкой, а Нелли, самая разумная из всех, была изрядно измотана жизнью, из-за чего выглядела старше своих лет. И всем им вскоре предстояло стать долларовыми миллионерами. «Нет, жизнь слишком неблагодарна», — думал он, умилённо взирая на всех троих. Он не знал осознавали ли они как сказочно им повезло, но точно знал лишь одно: вряд ли кто-то из них сможет грамотно воспользоваться состоянием, которое оставил им отец.
— Вадим Долматов, осталось поставить лишь вашу подпись. Надеюсь, вы не передумали? — ехидно поинтересовался он.
Мужчина решительно подошёл к столу и без колебаний расписался в документе.
— Не дождётесь, — усмехнулся он, возвращая бумагу нотариусу.
— Трудно вам придётся, — подмигнул ему старик. — Я имею ввиду передачу.
Вадим злорадно сверкнул глазами и обернулся в сторону сестёр.
— Что ж поделать? Семью не выбирают. Как-нибудь прорвёмся, — совсем тихо произнес он, стараясь, чтобы его слова услышал лишь старик.
3 глава. Семья Вадима
Первым в квартиру вошёл оператор с включённой камерой. Вслед за ним последовала женщина редактор, держа в руке миниатюрный микрофон. В ноздри ударил тухлый запах застоявшегося воздуха. На минуту обоим стало не по себе, но умудрённые опытом, оба понимали, что скоро привыкнут и уже ничего не будут чувствовать.
Встречала их хозяйка, жена Вадима, — толстая низкорослая женщина с пышной копной крашенных волос на голове, которые уже успели изрядно отрасти, обнажив седину. На груди у неё была выцветшая блузка времён черкизовского рынка. Она улыбалась во все свои оставшиеся зубы, как будто демонстрируя золотые коронки. Редактор прошла вглубь квартиры, а оператор задержался в пороге, как следует запечатлив женщину со всех сторон. Та смущённо кружилась по прихожей, не зная куда себя деть, — то ли последовать за редактором, то ли продолжать позировать на камеру.
— Это у вас гостиная, я полагаю? — донеслось из комнаты, в которой скрылась гостья с микрофоном.
Услышав её, хозяйка поспешила на голос.
— Да, зал. У нас тут всего одна комната, она и гостиная, и спальня. Живём скромно, сами видите, — как бы извиняясь добавила она. — Но что поделать. В тесноте да не в обиде. Ютимся как никак.
— А детей у вас нет? — спросила редактор, прохаживаясь по стоптанному ковру.
Она поймала себя на мысли, что если бы женщина попросила у неё снять обувь, то ни за что на свете не стала бы это делать, настолько ужасным выглядел пол.
— Нет. Так за столько лет и не решились, — торопливо ответила толстуха.
Оператор намётанным глазом видел всё, что требовалось заснять. Он проводил линзой объектива по потрёпанному дивану, снимая старые оборванные обои, свисавшие под самым потолком, пожелтевшую от времени люстру, исцарапанный шкаф. От всего этого хозяйке квартиры становилось не по себе. Ей внезапно стало стыдно перед гостями за своё убранство, отчего молча стояла посреди комнаты с налившемся краской лицом, ожидая порицания. Но для опытных журналистов такая квартира была не в диковинку. За годы работы в ток-шоу они побывали в десятках подобных мест.
— А можете открыть шкаф?
— Зачем?
Женщина аж похолодела от страха, что кто-то увидит тот беспорядок, который творился внутри обветшавшего короба.
— Нам нужно заснять в каких условиях вы проживаете. Это обычное дело. Не волнуйтесь.
— Так снимайте. Я ж вам не мешаю. Только в шкаф лазить не дам.
Она почувствовала лёгкую тряску в ногах. Редактор заметила её замешательство и поспешила успокоить испуганную женщину.
— Вы не понимаете. Тут фишка в том, что надо показать в каких тяжёлых условиях живёт ваша семья перед тем как зрители увидят какое наследство вам выпало. Это такой эффект неожиданности, когда на глазах у миллионов людей преобразуется жизнь одной отдельной семьи. Это как до и после. Поймите, это необходимо сделать.
— Я не в восторге от вас, — покорно заключила женщина, отступая от шкафа.
— Извините, но мы с вашим мужем заключили договор. За этот сюжет вы получаете сорок тысяч рублей, так что не стоит нам препятствовать.
Толстуха удивлённо вскинула брови.
— Сколько?! А мне он сказал двадцать.
— Это уже ваши проблемы. Разрешите продолжить.
Редактор потянула на себя скрипучую створку шкафа, оголив груду сваленных в кучу тряпок. Со всего было видно, что порядка в шкафу не было с незапамятных времён. Запах стоял отвратительный. Оператор оживлённо снимал всё, что видела камера. Разве что она не могла передать вонь старых вещей, безобразно разбросанных по покоробленным полкам. Долго этого выносить было невозможно, поэтому редактор поспешила прикрыть дверцу.
— А где у вас кухня? — спросила она.
— Я покажу, — недовольно рявкнула толстуха, уводя их из зала.
На кухне была похожая картина. Груда немытой посуды была безобразно свалена в грязной от жира мойке. Стол был протёрт наспех. Об этом свидетельствовали крошки, разбросанные рядом на полу. Опять отлипшие обои, сор в углах кухни и грязные занавески на окнах. Удручающая картина для зрителей одного из самых популярных ток-шоу на российском телевидении.
Толстуха стояла у порога кухни, продолжая краснеть перед гостями. Она с досадой наблюдала как камера заглядывала в кастрюлю с прокисшим борщом, в немытые от утреннего чая чашки, в пустой холодильник, наконец. Её всё это начинало доставать, но полученная накануне двадцатка грела карман, и поэтому она не решалась прекратить репортёрскую вакханалию у себя дома. «А вдруг не станут пускать в эфир эти кадры», — думала она в тот момент, когда редактор продолжала нагло раскрывать липкие навесные шкафчики.
