А девчонка то ли была совсем поехавшей, то ли не понимала, кто перед ней. Сверкала своими синими глазищами в пол-лица и вела себя так нагло, что ему это даже понравилось. Давно Барс так не веселился. Часть девчонок его сторонилась — боялась из-за слухов. Другая часть пыталась соблазнить. Но никто никогда не спорил. И не ставил на место.
Правда, когда она дотронулась до него, его разряд тока прошиб насквозь. Даже дышать нечем стало. И Барса это разозлило. Никто не имел права прикасаться к нему без разрешения. Поэтому он поставил девчонку на место. Правда, сердитые синие глазища до сих пор стояли перед лицом. А еще — пухлые губы.
Черт, у Вики губы круче. Она ими такое делает, что этой девчонке и не снилось. Пошла она к черту. Дура.
Котенка пришлось помыть специальным шампунем, потом накормить. Снова усадить в коробку — правда, уже на одеяло.
— Будешь Обедом, — сказал Барс, гладя котенка. Тот довольно замурчал. Ему было все равно, как человек станет его звать — главное, что покормил. А Лорд, до этого внимательно наблюдавший за Обедом, заворчал и уткнулся хозяину в ноги теплым носом. Будто хотел сказать: «Смотри, я вообще-то тут. И я лучше, чем эта котяра».
Спать они завалились все вместе на одном диване. Котенок сделал свои грязные дела прямо на одеяло в коробке и решил, что спать лучше с Барсом. А Лорд, ревнуя, забрался в ноги.
Утром вышедшего из душа Барса встретила впечатляющая надпись на одном из окон напротив.
«Отдай кота, дуболом!» — гласила она.
Когда он увидел это, то от неожиданности чуть не уронил телефон, который держал.
Эта девчонка совсем поехала крышей? У нее сезонное обострение или всегда с головой проблемы? Она вообще понимает, кто он?
По ходу, нет.
Ничего, ей объяснят. Потом будет глазки в пол опускать и жаться к стенам. Его все боятся. Она исключением не станет.
…А губы у нее и правда были манящие. И фигурка ничего. Он бы с ней позабавился. Только не станет.
Хорошим порядочным девочкам не место рядом с таким, как он. Пусть найдут себе хороших мальчиков, которые будут дарить им цветы и нежно целовать.
Барс и нежность были понятиями несовместимыми. Он был типичным бэдбоем. Дрался, менял девчонок, как перчатки, играл с собственной жизнью в рулетку. И не ждал от людей ничего хорошего. Слишком уж много жести насмотрелся. Да и слабаком не хотел становится.
Потому что знал. Все хорошие парни — слабые. А слабые всегда в проигрыше.
Но какого черта он все время думает о ее губах?
***
Мы целовались, как ненормальные.
Тепло его сильных рук, требовательные губы, нежность, пронзающая сердце…От всего этого кружилась голова и не хватало дыхания. Зато в сердце загорались фейерверки.
Это было запретно, но горячо. На мне — лишь его футболка, достающая почти до колен, на нем — джинсы. И нереальное притяжение между нами. До мурашек.
«Полина», — прошептал он мне на ухо, прикусил мочку уха и поцеловал в шею, заставляя крепче сжать плечи. А затем подхватил меня на руки и закружил по наполненной светом комнате. Обнимая его, я смеялась — чувствовала себя самой счастливой. Знала, что он любит меня так, как никто. И я люблю его.
Мне захотелось назвать его по имени, но я вдруг поймала себя на мысли, что не знаю его.
«Дуболом?» — тихо проговорила я, и в этот же момент меня разбудил истошный вопль будильника. Я распахнула глаза и резко села в кровати, не понимая, почему сердце так часто бьется, а губы горят, будто от реального поцелуя.
Почему мне вообще приснилось, что я целую с этим странным типом?! Он же неадекватный!
Я подошла к окну — небо за ним было низким и хмурым, видимо, собирался дождь. Интересно, почему каждое первое сентября такое тоскливое? Не помню ни дня, когда на дворе стояла бы хорошая погода. Может быть, природа скорбит о тех, кому суждено идти на учебу?
Что ж, пора собираться, нельзя опаздывать в первый учебный день в новой школе.
Да, я — новенькая. И, наверное, буду единственной новенькой одиннадцатиклассницей. Никогда бы не подумала, что мы уедем, и что последний год я проведу в другом городе. Не уверена, что найду тут друзей — в старшей школе компании уже сложены, чужих не особо любят.
В переезде был виноват отчим. Это был его родной город, в котором он родился и жил. Работал на руководящей должности в какой-то крупной компании, был в браке, имел детей. Однажды его перевели в филиал в нашем городе, где он и встретил маму. А теперь ему нужно было вернуться — тоже из-за работы. Его крупно повысили. И одним июльским вечером он поставил нас перед фактом — мы переезжаем за тысячу километров.
Я упрашивала маму разрешить мне остаться хотя бы на год, чтобы закончить родную школу, но она была непреклонна. Сказала, что мы должны ехать следом за главой семьи. Глава семьи! Как будто бы этот незнакомый мужчина мог стать мне семьей! Мы с самого начала были чужими друг для друга, и соблюдали нейтралитет лишь ради мамы. Я была уверена, что не нравлюсь Андрею, а он раздражал меня своими манерами и холодностью.
Я твердо решила — отучусь здесь год, как и обещала, но поступать буду в родном городе. Подам документы, чтобы мама не знала, а потом просто уеду. Мне исполнится восемнадцать, а значит, я сама буду решать, где и с кем жить. Вернусь к бабушке по папе. Она уже знает об этом плане и ждет меня. К тому же у нее остался мой кот Зайчик. Андрей предложил отдать его каким-то своим знакомым, но я не согласилась. Это мой кот, и я не собираюсь его никому отдавать!
Я заправила постель, умылась, привела себя в порядок и даже слегка подкрасила ресницы, брови и губы. А после тоскливо уставилась на форму, висевшую на стене. Темно-синяя плиссированная юбка ниже колен, белая блузка, пиджак с нашивкой в виде школьного герба и галстук.
Это форма была парадная, а кроме нее была еще и повседневная — разрешалось носить платья, юбки, брюки, сарафаны и жакеты темно-синего или черного цветов, а еще светлые блузки и водолазки. Кроме того, было много других ограничений, например, колготки могли быть только телесного цвета, туфли — только закрытые и с каблуком до семи сантиметров, а маникюр — только бесцветный.
В моей прежней школе тоже придерживались делового стиля, но таких ограничений не было, и для меня все это было в новинку.
Ладно, если честно, я жутко нервничала.
Мне до сих пор не верилось, что я не смогу доучиться со своими ребятами, что не сяду за одну парту с Иркой, своей лучшей подругой… Она так плакала, когда мы прощались… Да я и сама ревела — отпускать привычную жизнь было нелегко.
Ничего, это продлится всего год. И я вернусь.
— Полин, ты скоро? — заглянула в комнату мама. — Беги скорее завтракать, а то опоздаешь!
Я все же надела форму и посмотрелась в зеркало. Почему японские школьницы в своей форме выглядят как королевы юности, свежести и красоты? А я — как малолетка, хотя мне уже почти восемнадцать!
Мне всегда хотелось выглядеть, как модель — тонкое лицо, острые скулы, кошачьи глаза и, конечно, высокий рост! Идеалом для меня была двоюродная сестра Рита, которая работала моделью и в Азии, и в Европе. Она всегда в шутку называла меня Babyface и говорила, что у меня «очаровательное детское лицо». А мне оно совершенно не нравилось! Большие щеки с ямочками, большие глаза, пухлые губы и вздернутый нос — ну какая это модель?! «Ты просто ничего не понимаешь, зая, — отмахивалась от меня Рита. — Типаж бейби-фейс покоряет мир». А я отвечала на это, что пока даже ни одного парня еще не покорила. И не покорю с таким-то лицом! Единственное, что мне в себе нравилось, так это цвет глаз — синие, как у папы. И длинные ресницы — это уже спасибо маме.
Наверное, непринятие себя началось с детства.
Тогда меня часто обзывали Лягушатиной и-за торчащих лопаток и пухлых губ. Особенно часто дразнились братья-соседи Сашки и Игорь Степановы. Они доставали меня день и ночь, и однажды папа услышал это. Но не стал их ругать, лишь спокойно поговорил. Не знаю, какие слова нашел папа, но братья подошли ко мне и смущенно извинились, а после стали ходить за мной по пятам и называть себя моими охранниками.
